"Командиру Виктору Доценко! В память об окопной жизни и боях... С любовью!
Рядовой Л. Дуров.
11.03.99".
Так подписать свою книгу мог только милый Лева Дуров. Дай Бог ему долгих лет жизни!..
Но тогда выяснять, кто с кем и где встречался, было не место да и не время...
Я отобрал пятерку ребят, владевших боевыми рукопашными искусствами, и послал их проверить чердаки близлежащих домов: на одном они задержали снайпера, которого мы передали военным, охранявшим Белый дом, как и "лазутчика", шнырявшего среди "защитников". Его обнаружил я, обратив внимание, что один мужчина лет тридцати, молча подходит к одной группе людей, потом к другой, после чего, зыркая по сторонам, сует нос под куртку. Решил не выпускать его из поля зрения. В этот момент Дуров мне шепчет:
- Видишь, командир, парня в голубой куртке? Не нравится он мне что-то...
- Давно за ним наблюдаю. - Я повернулся к Аркадию, - Аркаша, задержи-ка того, в голубой куртке, только аккуратненько и без шума...
Парень и глазом не моргнул, как его руки оказались за спиной. Подводят ко мне.
- На кого работаешь, парень? - спокойно спрашиваю.
- Не понимаю, о чем ты, земляк? - усмехнулся тот.
Резко распахиваю его куртку, а под ней - портативная рация.
- Отведите его в штаб: там разберутся, - бросил я и вдруг увидел, как несколько подвыпивших парней несут бутылки с "коктейлем Молотова". Подождите-ка, ребята! - сказал я и подал знак афганцам: те мгновенно окружили их. - Зачем это? - кивнул я на бутылки.
- Надо же как-то защищаться... - буркнул один из них.
- От кого защищаться? На вас что, уже нападают? - Я не на шутку разозлился. - Да вы самые настоящие провокаторы! В бронемашинах такие же русские люди, как и мы, а вы их сжигать готовы?
- А если они стрелять начнут?
- Да кто тебе сказал, что у них боевые снаряды? Я уверен, никто не будет стрелять, если не провоцировать!
Кто-то предложил мне подняться на танк и разъяснить всем, что нельзя поддаваться панике и провоцировать военных. Я говорил долго, отвечал на вопросы.
Через несколько дней после путча я познакомился с американским журналистом по фамилии Полярос: он пришел взять у меня интервью об августовских событиях. И вдруг, по ходу разговора, он утверждает, что ему знакомо мое лицо: в ту августовскую ночь он был на баррикадах и сфотографировал меня, вещающего с танка. Снимок был опубликован в "Таймс", и он получил за него пятьсот долларов. Вот такая забавная деталь.
Вскоре стали возвращаться мои "авторазведчики", благодаря которым мы получили информацию, и все ценные сведения я передавал в штаб обороны. Никто не учил меня, как вести себя на баррикадах, я действовал, как действовал бы мой герой - Савелий Говорков. Сейчас говорят, что все тогда было чуть ли не фарсом, во всяком случае, несерьезно. Чушь собачья! Не откажись "Альфа" штурмовать Белый дом, пойди Павел Грачев на поводу у гэкачепистов и подними войска ВДВ... даже страшно подумать, что это была бы за мясорубка...
Печально, что на Садовом, где случилась трагедия, не было разумных людей, которые нашли бы такие слова, способные остановить водителей бронетехники. Не нашлось, и три молодых жизни оборвались... О напряжении у туннеля мне сообщил один из "разведчиков", и мы помчались туда, но... опоздали: приехали, когда еще горел троллейбус, но смерть уже пришла на баррикады. До сих пор вижу растерянность на лицах и гражданских, и военных, а последние были не только растеряны, но и просто посерели на глазах, а потухшие глаза были уставлены в землю. На эти молоденькие лица было просто страшно смотреть...
Нет, тогда все было всерьез...
Через несколько месяцев Павел Сергеевич меня как-то спрашивает, получил ли я медаль "Защитника отечества". Говорю, нет.
- Надо же, кому не лень получают эту награду: такое впечатление, что вся Москва была у Белого дома, а человек, который действительно столько сделал на баррикадах, ее до сих пор не получил! - раздраженно говорит Грачев и добавляет: - Нужно исправить эту несправедливость... - делает пометку в своем еженедельнике.
Но эту медаль я так и не получил...
Если человека обманывают, его отношение к тем, кто это сделал, резко меняется. Прошло около двух лет, и москвичей снова призвали: "Все на защиту демократии!" На этот раз - к мэрии. А у меня полное безразличие: вера пропала начисто! На этот раз смертей было гораздо больше, а Павел Грачев, не пожелавший поднять руку на народ в августе девяносто первого и попавший за это под домашний арест, на этот раз самолично руководил операцией по обстрелу Белого дома. Того самого Белого дома, который мы два года назад защищали в буквальном смысле голыми руками.
"Все смешалось в доме Облонских..."
Мне кажется, что самую большую ошибку за все время пребывания у власти Борис Николаевич Ельцин совершил в августе девяносто первого года, и она до сих пор дает о себе знать, препятствуя стабильности в стране. Если бы в первый же день прихода к власти Ельцин запретил коммунистическую партию и предал наконец мумию Ленина земле, жить, по-моему, было бы легче. Коммунисты привыкли только разрушать: "...разрушим... до основанья, а затем..." А вот "затем" у них не получалось почти семьдесят пять лет, а разрушать и топтать ростки нового, созидательного - с этим они успешно справляются до сих пор, протиснувшись в Думу при поддержки уставших пенсионеров, соблазняя их своими проеденными молью устарелыми лозунгами.
Когда же мы научимся распознавать мерзавцев и подлецов, умело маскирующихся под маской добропорядочных и милых граждан?..
Через пару лет после съемок фильма Грачев, уже в ранге министра обороны России, пригласил меня 9 Мая к Могиле Неизвестного Солдата. Догадываясь, что там будет много известных в стране людей, я взял с собой целый портфель своих книг. Уже вышли первые два моих романа. Там я лично познакомился с Президентом России. Понятно, эта встреча не была запланирована, и меня поразило, что Борис Николаевич, получив в подарок от меня книги с дарственной надписью, неожиданно сказал:
- Виктор, когда ты только успеваешь, понимаешь, все это... - Президент сделал паузу, с хитринкой в глазах оглядел присутствующих. - И кино снимать, понимаешь, и книги писать...
Выходит, он смотрел по крайней мере хотя бы один мой фильм. Это так приятно поразило меня, что кроме слов: "Спасибо, Борис Николаевич!" повторенных несколько раз, я более ничего не смог вымолвить...
Приятно было и то, что Борис Николаевич обратился ко мне на "ты". Читая всяческие откровения ближайшего его окружения, я обратил внимание на то, что все они говорили: "Ко всем президент обращается только на "вы..."
Значит, он как бы меня выделил. Лично я обращаюсь на "вы" только в двух случаях: если мне человек не симпатичен или если он намного старше меня, в других случаях достаточно быстро перехожу на "ты". Так было и с Виктором Степановичем Черномырдиным, и с Анатолием Сергеевичем Куликовым, и с Павлом Сергеевичем Грачевым, и с многими другими известными людьми.
Спустя несколько лет ко мне обратился руководитель бюро английской газеты "Таймс" в Москве Ричард Бистон с просьбой об интервью: я был вторым в России писателем, с которым они хотели сделать интервью. Первым был Александр Солженицын. Естественно, я согласился. В предисловии к опубликованному интервью говорилось, что я - один из самых популярных писателей России и мои книги читает даже сам президент и его супруга, но Наине Иосифовне не нравятся эротические сцены. Любопытно, откуда они это взяли?..
Но 9 Мая я запомнил на всю жизнь. Вероятно, я был первым, если не единственным писателем России, который удостоился чести вручить свои книги с автографом не только самому президенту, а почти всему кабинету министров во главе с В. С. Черномырдиным и также мэру Москвы Ю. М. Лужкову, но и обменяться с каждым рукопожатием. Павел Сергеевич посмеивался над моими возвышенными эмоциями и советовал мне, как персонажу фильма "Поцелуй Мэри Пикфорд", не мыть руки и показывать их за деньги желающим... Жалею до сих пор, что рядом не было человека, который запечатлел бы эти исторические минуты...
Примерно года через полтора после этой памятной встречи меня пригласили на презентацию книги Ю. М. Лужкова "Мы дети твои, Москва". У меня уже вышел шестой роман - "Золото Бешеного", и я, конечно же, прихватил с собой несколько экземпляров для подарков, а две подписал заранее - Виктору Степановичу и Юрию Михайловичу. Сначала появился виновник торжества: Юрий Михайлович Лужков и с благодарностью принял от меня книгу. Потом пришел и Черномырдин, окруженный внушительных габаритов телохранителями.
Я взял подписанную книгу и направился к премьеру-министру.
- Стоять! - грубо приказал один из телохранителей.
- Да я только книгу отдать...
- Стоять! - еще более грозно оборвал тот.
- Виктор Степанович! - окликнул я.
Черномырдин повернулся, увидел меня, недовольно сверкнул глазами: бравые ребята тут же смущенно расступились.
