и уйме других людей. Начальство обнаружило ошибку лишь недавно, но они решили оставить все как есть.
Берни уставился вдаль:
— Значит, родители думают, я мертв?
— На твоей стороне тебя наверняка записали в число пропавших без вести. Могу предположить, тот сержант специально внес в документы неверные данные, чтобы посольство не получило сведения о твоем пленении. Из чистой злобы.
— Почему ошибку так и не исправили?
— Вероятно, по бюрократической инерции, — развел руками Винсенте. — Чем дольше в посольство не передавали достоверных сведений о твоей судьбе, тем большая шумиха поднялась бы при их поступлении. Полагаю, ты стал досадной неприятностью, аномалией. Вот тебя и похоронили здесь заживо.
— А если я теперь подниму этот вопрос?
Винсенте покачал головой:
— Это к добру не приведет. — Он серьезными глазами посмотрел на Берни. — Тебя могут просто пристрелить, чтобы избавиться от проблем. У нас тут нет прав, мы — ничто.
Остаток дня Винсенте спал, время от времени он пробуждался и просил воды. Вечером явился отец Эдуардо. Берни видел, как он сквозь дождь и ветер пересекал двор, кутаясь в плотную черную накидку. Священник вошел в барак, на голый дощатый пол с него потекла вода.
Отец Хайме прямиком направился бы к постели умирающего, но отец Эдуардо не упускал случая пообщаться с заключенными. Он с нервной улыбкой кинул взгляд вокруг себя и сказал:
— Ну и погодка!
Некоторые обитатели барака холодно уставились на него, другие вернулись к своим занятиям — починке одежды или чтению. Тогда священник направился к нарам Винсенте. Берни встал, преградил ему путь и тихо проговорил:
— Он не хочет видеть вас, отец.
— Я обязан поговорить с ним. Это мой долг. — Священник придвинулся к нему. — Слушайте, Пайпер, отец Хайме хотел прийти, но я сказал, что чувствую себя в ответе за этого человека. Вы предпочитаете, чтобы я позвал его? Мне бы не хотелось этого делать, но, если вы не пропустите меня, я буду вынужден доложить, он старший священник.
Берни молча отступил и подумал: «Может, лучше бы пришел отец Хайме, Винсенте было бы легче противостоять этому неотесанному грубияну».
Шум разбудил адвоката. Когда священник склонился над ним, он смотрел прямо перед собой. Капли с одежды падре упали на простыню из мешковины.
— Это святая вода, отец?
— Как вы себя чувствуете?
— Еще не окочурился. Бернардо, amigo, не дадите ли вы мне еще воды?
Берни опустил кружку в ведро и протянул Винсенте. Тот жадно припал к ней губами. Священник с отвращением посмотрел на бадейку для мочи.
— Сеньор, вы очень больны, — сказал он. — Вам нужно исповедаться.
В бараке стояла полная тишина. Заключенные смотрели и слушали, их лица в слабом свете свечей казались мутными белыми пятнами. Все знали, что Винсенте ненавидел священников и готовился к этому моменту.
— Нет. — Ему удалось слегка приподняться с постели; свет блеснул на седой щетине, покрывавшей его щеки, и в усталых злых глазах. — Нет.
— Если вы умрете без исповеди, ваша душа отправится в ад.
Отец Эдуардо явно испытывал неловкость, он крутил пальцами пуговицу на сутане. В его очках отражались огоньки свечей, отчего печальные глаза превращались в два маленьких пламени.
Винсенте провел языком по сухим губам.
— Ада нет, — выдохнул он. — Только… покой.
Больной закашлялся, потом захрипел и в изнеможении лег на спину. Отец Эдуардо вздохнул и отвернулся.
Он зашептал, склонившись к Берни, и на того слегка пахнуло ладаном и маслом.
— Думаю, ему остался день или два. Я приду еще раз завтра. Но послушайте, это ведерко для мочи — все, что у вас есть, чтобы поить его?
— Я его вымыл.
— Все равно. И где вы берете воду?
— Это дождевая вода.
— Дождь не будет идти вечно. Слушайте, у меня в церкви есть кран и ведро. Приходите завтра, я дам вам воды.
— Таким образом вы не вотретесь к нему в доверие.
— Я не хочу, чтобы он страдал сверх меры! — с внезапной злостью воскликнул отец Эдуардо. — Приходите или нет, как вам угодно, но у меня есть вода, если она вам нужна.
Он развернулся и, чеканя шаг, вышел из барака обратно под дождь.
— Он убрался, — сказал Берни другу.
— Я ведь не дал слабину, Бернардо? — горько улыбнулся адвокат.
— Нет, нет, ты был сильным. Прости, что я не смог остановить его.
— Ты его отвлек. Я знаю, впереди лишь ничто. И я стремлюсь к нему. — Винсенте прерывисто вздохнул. — Я пытался накопить побольше мокроты, чтобы хорошенько в него харкнуть. Если он придет снова, я это сделаю.
В ту ночь подуло с востока, лагерь снова замело. Утро наступило морозное. Ветер стих, все покрылось толстым слоем снега, который заглушал привычные лагерные звуки; под ногами заключенных, пока они строились на поверку, скрипело. Аранда не любил холода, он вышел в балаклаве, которая с его безупречной формой смотрелась странно.
Было воскресенье, нарядов на работу не предполагалось. После переклички нескольким заключенным велели чистить двор от снега. Они сгребали его и сваливали в большие сугробы у бараков. Винсенте проснулся, мучимый свирепой жаждой. Берни выставил свое ведерко на улицу перед сном, и оно было полно снега. Пройдет вечность, прежде чем он растает в стылом бараке, да и тогда воды наберется на четверть емкости, не больше. Берни немного потоптался на месте, дрожа от утреннего холода, старые раны в плече и бедре снова заныли. Посмотрел в сторону отданного под церковь барака с нарисованным на стене крестом. Еще немного помялся и пошел туда.
Аранда стоял в дверях своего жилища и наблюдал за уборкой снега. Он проводил Берни недобрым взглядом. Тот прошел через церковь и постучал в дверь кабинета священника. Внутри пылала большая печь, теплый воздух бальзамом разливался по комнате. Рядом с ней стоял и грел руки отец Хайме, а отец Эдуардо работал за столом. Старший священник подозрительно взглянул на Берни:
— Чего вы хотите?
— У нас с этим человеком возник небольшой спор, — сказал отец Эдуардо.
— С этим? — Отец Хайме вскинул кустистые брови. — Он же коммунист. Неужели он исповедался?
— Пока нет.
— Я оставил молитвенник в своей комнате. Схожу за ним. — Отец Хайме сморщил нос в показном отвращении. — Воздух здесь испортился.
Он прошуршал одеянием мимо Берни и захлопнул за собой дверь. Тот, изогнув брови, посмотрел на отца Эдуардо:
— Лгать начальству разве не грешно?
— Я не лгал. Мы же с вами и правда говорили. — Отец Эдуардо вздохнул. — А вы, Пайпер, несгибаемы?
— Я пришел за водой.
— Она там. — Священник кивнул на кран в углу.
Чистое металлическое ведро стояло под ним. Берни наполнил его и повернулся к отцу Эдуардо:
