Хупер вернулся с Гремсом. Гремс сказал:
— У нас есть адвокат, который давно хотел попробовать с ходатайством об отсрочке исполнения в подобных случаях.
— Вы имеете в виду, как звонок от губернатора в последнюю минуту в кино, — сказала я.
Гремс кивнул. Его такие искренние карие глаза изучали мое лицо.
— Нам нужен истребитель, который написал бы и подписал, что он или она считает, что истребление этих вампиров будет убийством, а не общественным благом.
— Пусть Каннибал прочитает некоторые умы и убедится, что нас не обманули, и тогда я подпишу.
— Анита, — сказал Олаф.
— Не надо, просто не надо, и держись подальше от заключенных.
— Ты не отвечаешь за меня, — сказал он, начиная злиться. Сильно злиться.
— Нет, но я отвечаю, — сказал Гремс. — Держитесь подальше от заключенных до дальнейшего уведомления, маршал Джеффрис. Я сообщу другим маршалам, что мы делаем.
Они пошли к задней комнате и бывшим заложникам и Эдуарду. Олаф сказал то, о чем я думала.
— Эдуарду не понравится то, что ты делаешь.
— Ему и не должно нравиться.
— Для большинства женщин мнение их парня имеет значение.
— Иди ты в пизду, — сказала я, и отошла от него.
Он выкрикнул мне вслед.
— Я думал, что ты не хочешь.
Я продолжала идти. Вампиры на полу смотрели на меня, словно я была Витторио, или нечто другое, такое же страшное. В нескольких глазах была ненависть, но под ней был страх. Я могла ощутить его основанием своего языка, как что-то сладкое, с привкусом горечи, как темный шоколад, немного чересчур черный.
Дальняя дверь открылась, Каннибал помогал Саре выйти. Она увидела меня и закричала снова:
— Она собирается убить нас! Она собирается убить нас всех!
Обычно, она была бы права, но, возможно, только возможно, мы действительно сможем спасти сегодня всех.
До рассвета оставалось меньше двух часов. Я устала до боли, но все вампиры были еще живы. Они были прикованы к каталкам в морге, а так как комната в морге была предназначена только для одного вампира, следователь и все его люди были не слишком рады видеть целых десять, но Гремс задействовал своих собственных людей в качестве дополнительной охраны. Караул был исключительно добровольным, но его люди смотрели на него, как на сумасшедшего; если он сказал, что это хорошо, так и было. Кроме того, он объяснил это так:
— Никто не умер сегодня ночью, если мы сделаем это — и завтра никто не умрет.
Эдуард не был не в восторге от меня. Бернарду было весело. Олаф оставил меня в покое, захваченный своими мыслями, которые я не хотела бы разделить. Вообще-то, я позволила сержанту Рокко подбросить меня к отелю, поскольку Эдвард не предлагал. Как правило, это задело бы мои чувства, но не после всего, что случилось.
— Я никогда раньше не пробовал свои таланты на настоящих вампирах, — сказал он в тишине машины.
— Насколько это отличалось? — Спросила я, по-прежнему глядя на затемненные здания на улице. Как и большинство улиц в большинстве городов, на этой улице все было закрыто. Перед рассветом, даже стриптизеры отправляются домой.
— Они все еще люди, но их мысли текут медленнее. Нет, — сказал он, и то, как он это произнес, заставило меня взглянуть на него. Его профиль в свете и тени фонарей был очень серьезным. — Они как замороженные в янтаре насекомые, словно для них самые ясные воспоминания — старые, а то, что произошло сегодня с нашим убийцей, для них размыто.
— Бьюсь об заклад, что это верно только для Генри Джефферсона и Сары, — сказала я.
Он отвернулся от дороги и посмотрел на меня.
— Да, как ты догадалась?
— Они были старейшими. Ты знаешь, как с некоторыми людьми, когда они становятся старыми, прошлое для них более ясное, чем настоящее.
Он кивнул.
— Я думаю, для некоторых вампиров, это также. Для тех, кто не преуспел, но только выжил. Я думаю, что они оглядываются на дни их славы.
— С твоим бой-френдом вампиром та же история?
Я удержалась, чтобы не спросить, с которым? но сдержалась.
— Нет, но он Принц своего города.
— Ты имеешь в виду, что он счастлив сейчас.
— Да.
— Генри носит часы, которые стоят больше, чем этот грузовик. У него неплохо идут дела, тогда почему его самое яркое воспоминание было о времени, когда женщины носили длинные платья и локоны, и он был в жилете и костюме с карманными часами, и цилиндре?
— Он любил женщину? — спросила я.
Рокко задумался, затем сказал:
— Да. — Он посмотрел на меня. — Я никогда раньше не мог поймать картины любви, Анита. Я хорош в насилии, ненависти, темном материале, но сегодня я получил приятные картины, и мне пришлось работать в суровых условиях. Ты что-то сделала со мной, когда я читал тебя?
— Не нарочно, — сказала я, — но я, как правило, оказываю влияние на вампирские силы.
— Я не вампир, — сказал он.
— Мы одни, Рокко, и ты хотел поговорить со мной наедине, поэтому больше никакой лжи. Ты знаешь, и я знаю, и твои люди знают, что ты кормишься воспоминаниями, которые собираешь.
— Они не знают.
— Твой позывной Каннибал. Они знают; на определенном уровне, они знают. — Я откинулась на сиденье, и мы свернули на Стрип, и вдруг я поняла, куда все подевались, они были здесь. Улица за часы до рассвета выглядела так же, как и ближе к полуночи. — Я думала, что город, который никогда не спит — это Нью-Йорк, — сказала я.
Рокко засмеялся.
— Я там никогда не был, но Стрип не спит долго. — Он взглянул на меня снова, а затем обратно на яркие огни и анимационные рекламные щиты. — Ты тоже кормилась моим воспоминанием.
— Ты показал мне, как.
— По тому, как я кормился одним воспоминанием, ты поняла, как обернуть эту способность против меня, вот так просто?
— Видимо, — сказала я.
— Где ты живешь?
— Новый Тадж, — ответила я.
— Заведение Макса. — Он сказал так, словно это было плохо.
— Макс знает, что если он допустит, чтобы с нами что-нибудь случилось, это может плохо закончиться. Он будет охранять нашу безопасность для поддержания мира.
— Твой бой-френд настолько большая шишка в мире вампиров?
— Просто с нами все будет в порядке, — сказала я.
— Это не ответ на вопрос.
— Нет, не ответ.
— Хорошо.
Мы были на светофоре перед Белладжио, рядом с поддельным силуэтом Нью-Йорка и Эйфелевой башней неподалеку. Мир словно был урезан и сплющен до одной улицы.
— Задавай вопрос, который ты хотел спросить, Рокко. — Я отчасти ожидала, что он возразит, но он не стал, наконец, он спросил:
— Ты такая же, как я. Ты кормишься своей силой.
— Поднятием мертвых? Не думаю.
— Это что-то, связанное с сексом или любовью. Я кормлюсь на насилии, памяти о нем, но ты кормишься на более приятных эмоциях, не так ли?
Я размышляла, как ответить; может быть, я просто устала, потому что сказала правду.
— Да.
— Я по-прежнему буду видеть более приятные эмоции?
— Я не знаю. Мы словно бы обменялись небольшим количеством силы. — Я посмотрела на пиратский корабль, огонь, он был сюрреалистическим, нереальным, как и некоторые мечты, в которых нет никакого смысла.
— Ты когда-нибудь раньше делилась силой таким образом?
— Я могу служить фокусом психических способностей для поднятия мертвых.
— Что это значит?
— Я могу поделиться силой с другими аниматорами, и, объединившись, мы можем поднять больше, или более старых, мертвых.
— На самом деле? — Сказал он.
— Да, я описывала это в журнале «Аниматор» несколько лет назад.
— Отправь мне по почте прошлый номер, и я прочту. Может быть, местные профессионалы могут сделать нечто подобное.
— Твои способности не очень похожи.
— Не были похожи.
— Мы оба живые вампиры, Каннибал; достаточно сходства.
Он взглянул на меня, и это был долгий взгляд.
— Закон не распространяется пока на психических вампиров.
— Они не хотят в этом разбираться настолько, чтобы быть в состоянии урегулировать этот вопрос.
Он улыбнулся.
— Слишком много политиков было бы по ту сторону его.
— Возможно, — сказала я.
Он снова выдал мне этот взгляд.
— Ты знаешь кого-нибудь?
— Нет, просто я — циник.
— У тебя хорошо получается.
— Почему благодарность — всегда высокая похвала от копа. — У меня было чувство, что он еще не задал все свои вопросы. Я ждала в яркой неоновой тишине, прерываемой темнотой между огнями, словно ночь становилась толще там, где не светил свет. Мое настроение отражалось в моей голове.
Он подъехал к большому круговому паркингу Нового Таджа. Я поняла, что мне следовало позвонить заранее, чтобы кто-то из наших людей нас встретил. Я рассчитывала, что меня высадит Эдвард и парни, и я была бы в достаточной безопасности. Теперь я была сама.
