Я перехожу к самой потехе. Вручаю Олди руководство для служащих его отдела, которое передали мне из страховой компании во время сбора документов для суда. Руководство сброшюровано, переплетено и выглядит точь-в-точь, как аналогичное руководство для отдела по заявлениям. Ни Олди, ни Драммонду, ни кому-либо другому, неведомо, есть ли у меня экземпляр этого руководства, снабженный разделом «Ю».
Поначалу Олди смотрит на зеленый переплет, словно видит фолиант впервые, но в ответ на мой вопрос опознает его. Мой следующий вопрос предвосхищают все.
— Как по-вашему, это полное руководство?
Олди медленно, словно пытаясь выиграть время, начинает листать страницы. Он, конечно же, в курсе позора, постигшего накануне Лафкина. Если он скажет, что руководство полное, а я предъявлю суду копию, которую предоставил мне Купер Джексон, то ему крышка. Если же он признает, что в тексте руководства чего-то не хватает, то добровольно сунет голову в петлю. И все же я готов биться об заклад, что Драммонд избрал второй путь.
— Так, сейчас посмотрим. Похоже, оно полное… Нет. Постойте-ка — кажется, в конце не хватает одного раздела.
— Неужели раздела «Ю»? — издевательски вопрошаю я.
— Да, похоже, именно его.
Я прикидываюсь удивленным.
— Зачем кому-то понадобилось изымать раздел «Ю» из этого руководства?
— Представления не имею.
— А вам известно, кто его изъял?
— Нет.
— Разумеется. А по чьему предложению мне отправили именно этот экземпляр руководства?
— Я не помню.
— И тем не менее очевидно, что раздел «Ю» изъяли до того, как послали мне руководство?
— В данном экземпляре раздел «Ю» отсутствует, если вы этого от меня добиваетесь.
— Я добиваюсь от вас только правды, мистер Олди. И рассчитываю на вашу помощь. Скажите, верно ли, что раздел «Ю» изъяли до того, как отправить мне руководство?
— Судя по всему — да.
— Да?
— Да. Раздел «Ю» был изъят.
— Вы согласны с утверждением, что это руководство крайне важно для нормального функционирования вашего отдела?
— Безусловно.
— И вы наверняка хорошо знаете его содержание?
— Да.
— Значит для вас не составит труда изложить для присяжных суть этого раздела?
— Не знаю, право, — мнется Олди. — Я ведь уже давно туда не заглядывал.
Он до сих пор не уверен, есть ли у меня копия этого злополучного руководства.
— А вы все-таки попытайтесь, — предлагаю я. — Хотя бы вкратце охарактеризуйте присяжным, что содержится в разделе «Ю».
Олди чуть призадумывается, затем объясняет, что в данном разделе речь идет о системе взаимных проверок и подстраховки между отделом заявлений и отделом полисов. Оба отдела занимаются рассмотрением тех или иных заявлений. Для нормального прохождения подобного рода заявлений требуется уйма бумаг. Он то и дело сбивается, но постепенно успокаивается, а вскоре, уже вконец уверившись, что я не располагаю собственным экземпляром подлинного руководства, заметно приободряется.
— Иными словами, — подсказываю я, — суть раздела «Ю» сводится к тому, чтобы гарантировать нормальное прохождение каждого заявления о выплате страховой премии?
— Да.
Я нагибаюсь, достаю из-под своего стола руководство и подхожу к свидетелю.
— Тогда объясните присяжным, что это такое, — говорю я, вручая ему полный текст. Олди на глазах увядает и съеживается. Драммонд пытается делать вид, что все идет как по маслу, но ему это не удается.
Раздел «Ю» руководства для отдела полисов содержит не меньше мерзостей, чем его аналог из руководства для отдела заявлений, и через час публичной порки Олди я решаю, что с него достаточно. Присяжные уже должны были понять, в чем заключается суть махинаций «Прекрасного дара».
У Драммонда снова вопросов нет. Киплер объявляет перерыв на пятнадцать минут, чтобы мы с Деком подготовили аппаратуру к демонстрации.
Наш последний свидетель — Донни Рэй Блейк. Пристав частично затемняет зал, а присяжные вытягивают шеи, чтобы лучше рассмотреть лицо Донни Рэя на двадцатидюймовом экране монитора, установленного перед ложей жюри. Мы сократили запись до тридцати одной минуты, и присяжные жадно ловят каждое слово и каждый вздох умирающего.
Вместо того, чтобы в тысячный раз смотреть на Донни Рэя, я устраиваюсь рядом с Дот и внимательно вглядываюсь в лица присяжных. Сочувствие я нахожу в каждом. Дот то и дело утирает глаза. Ближе к концу демонстрации я сам ощущаю тяжелый комок в горле.
Экран гаснет, пристав идет включать свет, но ещё с минуту в зале тихо, как в склепе. В полумраке слышатся только едва различимые всхлипывания Дот.
Мы нанесли сокрушительный удар «Прекрасному дару жизни». Я сделал все, что мог. Теперь главное — не растерять завоеванных позиций.
Вспыхивает свет, и я торжественно заявляю:
— Ваша честь, у нас все.
* * *
Присяжные уже давно разошлись, а мы с Дот все сидим в опустевшем зале и обсуждаем то, что происходило здесь в последние два дня. Неопровержимо доказано, что Дот права, а страховая компания виновна, но радости мы не испытываем. Дот сойдет в могилу, продолжая терзаться оттого, что не сумела отстоять своего мальчика.
По её словам, дальнейший ход процесса ей безразличен. Она выполнила свой долг. Ей хочется уехать домой и больше никогда сюда не возвращаться. Я объясняю, что это невозможно. Мы преодолели только половину пути. Нужно потерпеть ещё несколько дней.
Строя предположения о том, какую тактику защиты выберет Драммонд, я теряюсь в догадках. Вызвав свидетелей из «Прекрасного дара жизни» и попытавшись хоть немного обелить компанию, он рискует нарваться на ещё более крупные неприятности. Мне достаточно только извлечь на свет божий раздел «Ю» и начать задавать нацеленные вопросы. Вполне вероятно, что, если копнуть глубже, то вскроются ещё более отъявленное вранье и ещё более гнусные делишки. А вывести негодяев на чистую воду позволит только перекрестный допрос.
В списке людей, которых Драммонд может вызвать как свидетелей, значится восемнадцать фамилий. Я ломаю голову, кого он пригласит в первую очередь. Когда я выстраивал обвинение, мне было куда проще — я знал все наперед: и имя очередного свидетеля и содержание очередного документа. Теперь все переменилось. Я должен действовать — и не мешкать.
Поздно вечером я звоню в Висконсин Максу Левбергу и с пылом излагаю события двух предшествующих дней. Макс делится со мной советами и предположениями насчет дальнейшего хода событий. Он страшно возбужден и добавляет, что, возможно, примчится одним из ближайших рейсов.
До трех ночи я слоняюсь по своей берложке, разговаривая сам с собой и пытаясь представить, что замышляет Драммонд.
* * *
В половине девятого, войдя в зал суда, я сразу сталкиваюсь с приятным сюрпризом в лице Купера Джексона. Он знакомит меня с двумя адвокатами из Роли, Северная Каролина. Оба специально прилетели на мой процесс. Оживленно расспрашивают, как мои дела. Я сдержанно излагаю свою версию хода событий. Один из адвокатов присутствовал здесь в понедельник, и на его глазах разворачивалась драма под названием «раздел «Ю»». Пока на всю троицу им известно примерно о двадцати исках, выдвинутых к «Прекрасному дару», но газеты то и дело сообщают о новых исках. Все трое начинают подготовку к коллективному процессу.
Купер протягивает мне какую-то газету и интересуется, читал ли я уже, что там написано. Это вчерашний выпуск «Уолл-стрит джорнал», на передней полосе которой помещена статья, посвященная «Прекрасному дару жизни». Я отвечаю, что не только не читал газету, но не знаю даже, какой сегодня день. Моим коллегам это очень даже понятно.
Я быстро пробегаю глазами статью. Она посвящена растущему количеству жалоб на компанию «Прекрасный дар жизни», на участившиеся случаи отказов платить по заявлениям. Подано уже множество исков. В последнем абзаце вскользь упомянуто о том, что в Мемфисе предпринят судебный процесс против «Прекрасного дара жизни», за исходом которого они внимательно следят, поскольку на нем может быть вынесен первый обвинительный вердикт с внушительными санкциями.
Я заглядываю в кабинет Киплера и показываю статью, но судья невозмутим. Он просто осведомится у присяжных, видели они статью или нет. В течение всего процесса они не имеют права читать газеты. Впрочем, мы оба сомневаемся, что кто-то из наших присяжных читает «Уолл-стрит джорнал».
* * *
Первый свидетель защиты — Андре Уикс, заместитель комиссара штата Теннесси по страхованию. Это влиятельный бюрократ из департамента страхования, свидетель, к услугам которого Драммонду доводилось прибегать и прежде. Его задача — показать, что государственная машина поддерживает защиту.
Уикс — весьма презентабельный, с иголочки одетый мужчина лет сорока, улыбчивый, с открытым взглядом и располагающим к доверию лицом. Вдобавок, что весьма принципиально: он не служит в «Прекрасном даре жизни». Драммонд задает ему массу ничего не значащих вопросов о функциях департамента страхования, пытаясь представить дело таким образом, будто ребята из департамента тиранят всю страховую отрасль, а несчастные страховые компании — так и вовсе попирают ногами. Из того, что «Прекрасный дар жизни» цветет и пахнет, вытекает, что служат в страховой компании одни паиньки. В противном случае головорезы из страхового департамента давно впились бы в их шеи мертвой хваткой.
