Секретарша между тем проводила Анатолия и Жака Леблана в небольшой зал для переговоров, чтобы они могли там свободно пообщаться.
— Дорогая, не беспокойся, я скоро, — проговорил Анатолий по-французски, обращаясь ко мне.
Я ничего не поняла из того, что он сказал, но на всякий случай утвердительно кивнула. Чтобы исключить всякие поползновения со стороны секретарши вступить со мной в разговор, я прислонила голову к стене и закрыла глаза, вновь входя в образ несчастной жертвы.
Минут через двадцать Анатолий вернулся в приемную, и я открыла глаза. Журналист начал пространно благодарить секретаршу за помощь, а мне не терпелось оказаться на улице, чтобы узнать подробности его беседы с Жаком Лебланом.
— Может быть, вам вызвать такси? — спросила секретарша Анатолия.
— Нет, спасибо, мы сейчас выйдем на воздух, и я думаю, Мари станет лучше.
Я незаметно толкнула Анатолия в бок, боясь, что любезность секретарши не ограничится предложением вызвать такси.
— О, нам пора, — понял намек Анатолий, — еще раз спасибо вам за все. Вы нам очень помогли. До свидания.
— Наконец-то! — с облегчением выдохнула я, когда мы оказались во дворе лицея. — Рассказывай.
— Да, собственно, рассказывать особенно нечего. Не очень общительный человек твой Алекс.
— Он не мой, а Ленкин, — на всякий случай уточнила я.
— Прости. Так вот, за те десять лет, что Алекс живет в Париже и работает в лицее, он ни с кем близко не сошелся. Друзей у него нет, порочащих связей тоже.
— Что ты имеешь в виду?
— Я имею в виду, что не только друзей у Алекса нет, но и подружек тоже. Нет и не было.
— Так уж и не было? Мужчине тридцать четыре года. Красавец. И ни одной подружки.
— Жак Леблан уверяет, что не было. Одно время коллеги даже думали, что он голубой. Но и эта версия не подтвердилась.
— Странно, на нас он произвел совсем другое впечатление. Открытый, веселый. А уж Ленку обаял! По полной программе!
— Ну, не знаю, может быть, он какой-нибудь подпольный Казанова и очень хорошо маскируется. Но судя по тому, что мне сказал Жак, страсть у него все же есть. Но не к женщинам. Алекс одержим историей.
— Ничего удивительного, это его профессия.
— Удивительно то, сколько времени он проводит в библиотеках, занимаясь своими изысканиями.
— Жак не сказал, что он там пытается изыскать? — У меня шевельнулась смутная надежда на то, что исследования, которыми занимался Алекс, каким-то образом связаны с Россией и могут объяснить его пребывание в Тарасове.
— Ты не поверишь, но все эти годы Алекс занимается историей ордена тамплиеров.
— Кого?
— Монашеского ордена, созданного для охраны паломников, хлынувших в Иерусалим после завоевания его крестоносцами. Изначально в него входили девять рыцарей, которые назвали себя «Нищие рыцари». Иерусалимский король отдал им церковь рядом с развалинами Храма Соломонова, чтобы они могли там собираться на молитву. И вскоре местные жители стали называть рыцарей «те, что у Храма», «храмовники», «тамплиеры»[6].
— Неужели сейчас это кого-нибудь интересует?
— Как видишь.
Я задумалась. Рыцари в белых одеждах, безусловно, путали карты, но вполне укладывались в определенную закономерность. Согласно этой закономерности, все мужчины, с которыми я сталкивалась в процессе расследования загадочной смерти Алекса, да и сам Алекс тоже, были красавцами. Теперь к ним прибавились рыцари. В определенном смысле это было одно и то же.
— Толя, а ты случайно не поинтересовался у Жака Леблана, где Алекс живет? — очнулась я от своих мыслей.
— Нет, конечно. Хорош знакомый, который не знает адреса своего приятеля! А ты что, к нему в гости собралась?
— Пойти к Алексу в гости — это было бы хорошо. Но только вряд ли я застану его дома.
— Таня, ты что-то не договариваешь. Почему ты так уверена, что Алекса нет дома, хотя именно там его следовало бы искать в первую очередь?
— Да ни в чем я не уверена. Я даже готова это проверить. Но для этого мне нужен его адрес или на худой конец телефон.
— Ничего нет проще. Я тут неподалеку видел интернет-кафе, выйдем в Сеть и узнаем все, что нам надо.
И действительно, менее чем через полчаса из сети удалось выловить адрес Алекса Миро. Фамилия Миро, как выяснилось, не самая популярная у французов. Однако только в Париже людей с такой фамилией оказалось несколько десятков. Но Алекс был только один. И жил он в шестом округе на бульваре Сен-Жермен, 65.
— Таня, а фамилия папы господина Миро часом не Корейко? — спросил Анатолий, намекая на известного персонажа Ильфа и Петрова.
— Судя по тому, как он обошелся с моей подругой, папу его звали Остап и фамилия у него была Бендер. А почему ты про Корейко вспомнил?
— Да потому что не встречал я преподавателей лицеев, которые бы жили в особняках на бульваре Сен-Жермен.
— Так, может быть, это совсем маленький особняк, малосемейный.
— На бульваре Сен-Жермен? Это тебе не улица Казина в Трубном районе нашего родного Тарасова. Ну, что? Звоним? — спросил Анатолий, доставая свой мобильный телефон.
— Звоним.
Он набрал номер, через несколько секунд в телефоне раздались длинные гудки. Трубку никто не брал. «Чего и следовало ожидать», — сказала я про себя.
В голове у меня созрел план, в который мне очень не хотелось посвящать Анатолия, да и вовлекать его в реализацию задуманного тоже было бы нечестно. Я профессионал и риск воспринимаю как необходимое условие выполнения своих профессиональных обязанностей. Подвергать же риску людей неподготовленных я считаю недопустимым и в ситуациях, опасных для жизни, всегда действую самостоятельно.
— Таня, ты удивительная женщина! — услышала я, словно издалека, голос Анатолия.
— А еще умная, красивая и чертовски привлекательная, — не задумываясь, ответила я, — о каком конкретно из моих достоинств ты хочешь поговорить?
— Скорее, не о достоинствах, а о недостатках.
— А вот критики в свой адрес я не переношу. Имей это в виду.
— Хорошо, учту и буду предельно осторожен. Таня, ты второй день в Париже, а я так еще и не понял, понравился он тебе или нет. А ведь кто только не восхищался этим городом!
— Скажи еще, что Париж — это город влюбленных. Мне про это Ленка все уши прожужжала.
— И в этом я ее полностью поддерживаю.
— А я нет. Для нас, русских женщин, как известно, с милым и в шалаше рай. А не только в Париже. Ориентация у нас другая — не на то, где, а на то, с кем.
— Значит, в романтическом ключе мы Париж не рассматриваем?
— Совершенно верно. Никакой романтики!
— Понял. А Париж гастрономический тебе подойдет?
— Что? Проголодался?
— Нет, но очень хочется, чтобы Париж все-таки произвел на тебя впечатление.
— Я девушка привередливая, и угодить мне трудно.
— Это я понял и все-таки попытаюсь. Итак, на какое-то время забываем о твоем Алексе, прости, о Ленкином, — Анатолий поднял руки вверх, делая вид, что опасается моего гнева, — и идем есть макарони.
— Толя, ты ничего не путаешь? Париж — это устрицы, лягушачьи лапки, сыры, соусы и, конечно же, вино. А макароны — это у соседей в Италии.
— Все, что ты перечислила, — это завтрак туриста, и мы его, безусловно, попробуем, а те макароны, которыми я собираюсь тебя соблазнить, не имеют никакого отношения к спагетти и пасте.
— Ты собираешься меня соблазнить? — поймала я его на слове.
— Конечно. Парижем.
— Аааа, — с нотками разочарования в голосе протянула я.
Анатолий эти нотки услышал и, желая поддразнить меня, с наигранной строгостью процитировал известного киногероя:
— Таня, руссо туристо облико морале. Я хочу влюбить тебя исключительно в Париж.
— Ну, если других претендентов на мое сердце нет, я согласна. Так чем ты собираешься меня соблазнять? Учти, к макаронам я абсолютно равнодушна. С детского сада.
— Вот мы и проверим.
Через несколько минут неторопливого шага по узким улочкам, на которых удивительным образом находилось место и для пешеходов, и для автомобилей, мы вышли на улицу Бонапарта, и Анатолий подвел меня к кондитерской. Ее витрины были украшены неимоверной красоты бонбоньерками, среди которых возвышались небольшие пирамидки из круглых разноцветных печеньиц.
— Ладуре, — прочитала я вывеску кондитерской.
— Таня, в Париже все звучит гораздо мягче. Эта кондитерская называется «Лядюре». А это, — и Анатолий указал на пирамидки, — те самые макарони, которыми я и собирался тебя соблазнить. Причем здесь, в «Лядюре», они самые вкусные.
Мы вошли в кондитерскую, где было маленькое кафе, скорее напоминающее салон какой-нибудь светской львицы, жившей в XIX веке. Вдоль стен стояли маленькие круглые столики с большими креслами, обитыми синим шелком с золотыми цветами. Плотные синие шторы на окнах рассеивали дневной свет, а ковер на полу, в тон шторам, приглушал звук шагов. В воздухе витали ароматы специй, шоколада, кофе, лепестков роз, ванили, черной смородины… Все вместе создавало атмосферу уюта и иллюзорности происходящего.
