Адель пришла на сабантуй позже всех – ей вообще сегодня было не до праздника. Второго января у нее прямой эфир, в студию приглашено не менее пяти гостей. Засветиться в ее передаче, конечно, стало престижным – но не настолько, чтоб народ горел желанием тащиться на съемки в законный выходной. Вот и приходилось надоедать звонками, уламывать. Но даже на тех, кто обещал быть твердо, надеяться нельзя. Как говорит ее правильный немецкий муж, «типичная русская болезнь: запить без предупреждения».
«Пропал Новый год, – страдала Адель. – Дергаться буду вплоть до вечера второго. Пока не отстреляюсь».
– Где вы ходите? Мы ваш пирог уже почти доели! – напустилась на нее ассистентка.
– Твою работу делаю, – буркнула в ответ телеведущая. – Героям передачи звоню.
– Да ладно, Адель Александровна, бросьте, – фамильярно хмыкнула Лидка. – Какие могут быть герои тридцатого декабря?
– А что за тема у вас? – подключился к разговору Костик из криминальной хроники.
Адель вздохнула:
– Почему люди письма перестали друг другу слать.
Парень пожал плечами:
– Скучища.
Адель поморщилась. Обидно – но правда. Не ее это конек – ударные темы придумывать.
– Конфликта нет. Все очевидно. Интернет развивается, почта умирает, – продолжал клеймить Константин.
– Предложи лучше, – мгновенно парировала она.
Костик ей уже сколько раз – между делом! – блестящие идеи подкидывал.
Молодой журналист задумчиво произнес:
– Надо выпить сначала! – Лихо махнул водочки, скомандовал: – Эй, Адель, тоже давай до дна, не халтурь!
И быстренько налил по следующей.
– Ты тему обещал, – напомнила она.
– Ох, Адель. Ты даже в новогодние праздники людей используешь! – пробурчал парень.
– Она вообще любит мужчин использовать! – мгновенно вставила шпильку Лидка.
– А вы оба любите настроение людям портить, – нахмурилась Адель.
– Ладно, не злись, – примирительно произнес Костя. – Будет тебе сейчас тема… Ну, допустим… Вот. Искусство опохмела. Приглашаешь врачей, собираешь народные рецепты. Тестируешь вместе с гостями: антипохмелины, рассолы. Самое то для второго января. Рейтинг зашкалит.
– Костик! Ты такой умный! – восторженно пискнула Лидка.
Адель тоже взглянула на журналиста с уважением. Вот почему так? Алкаш, бабник, разгильдяй. Зато тему, самое важное на телевидении, может родить с ходу. А она – вся из себя примерная фрау – голову ломает ночами и днями. Но ничего подобного – простого и выигрышного – придумать для праздничного выпуска не смогла.
– Адель Александровна, давайте правда отменим письма! – загорелась ассистентка. – Время еще есть, успеем все переиграть!
Два дня до эфира. Нет, даже один – первое января не в счет. Рискованно, можно вообще ничего не успеть. Зато, если получится, очень эффектно будет!
– Спасибо, Костик, – благодарно кивнула Адель. – Я попробую.
– Давай тогда выпьем. За меня, – не растерялся тот.
И плесканул ей добрых сто граммов водки.
– Упаду сразу, – улыбнулась Адель.
– Ничего страшного. Тебе полезно расслабиться, – хмыкнул Костик. И лукаво добавил: – Если что, выручу. Мой одноклассник на психиатра выучился. Вытрезвлением занимается. Домой приедет, в чувства приведет. И всего-то сто долларов!
– Ой, а телефончик дашь? – загорелась Адель. – Не для меня, естественно, для передачи?
– Пей до дна – дам.
– Но я не пью водку! И мне еще поработать надо.
– Фу, Аделька, ты такая правильная! – встряла ассистентка.
– Просто смотреть тошно, – подхватил Костик. – Киндер, кюхе, кирхе…
«Разводят. Откровенно – разводят», – понимала Лопухина.
У них, конечно, не Центральное телевидение, но тоже гадючник. И ее здесь не жалуют. Считают: замужем за иностранцем, живет в коттедже – явно работает, просто чтобы нескучно было.
Понимала – любить больше не станут, даже если она начнет выпивать с каждым и по любому поводу, – но сдалась. Водку мужественно хватанула. В чем-то коллеги правы: глупо в канун праздника работать. У Фрица на предприятии сегодня тоже корпоратив.
Костик ухватил последний кусочек мясного пирога, похвалил:
– Вкусный. Сама пекла?
– У Адели Александровны домработница! – с удовольствием сообщила ассистентка.
– О, вот еще тебе тема! – оживился Костик. – Как экономки, уборщицы, няни – все, короче, кто на буржуев горбатится, – своих хозяев ненавидят.
– Тоже классно! – подквакнула ассистентка.
– Да, неплохо. Правда у нас с тетей Ниной прекрасные отношения, – пожала плечами Адель.
– Это ты так думаешь, – усмехнулся журналист. – А на самом деле классовая ненависть неистребима.
– Адель Александровна, а можно некорректный вопрос, – пьяненько усмехнулась ассистентка. – Вы колготки себе сами стираете?
«Зачем я осталась? Зачем сижу с ними, слушаю весь этот бред?!» – мелькнуло в голове.
Но встать и уйти – тоже как-то глупо, по-детски.
Парировала, как сумела:
– Скажу тебе по секрету: я колготки умею даже зашивать.
Хотела в запале добавить, что выросла без родителей. С девяти лет – сама себе стирала и гладила.
Но Костик ласково обнял ее за плечи:
– Ладно, Аделька, не злись. Это так, дружеская ирония. Давай мы с тобой еще выпьем.
И опять налил ей водки – щедрой рукой.
Естественно, к десяти вечера она была совершенно пьяна. Танцевала, хохотала, сидела, кажется, у Костика на коленках. Когда в начале одиннадцатого позвонил Фриц, весело бросила в трубку:
– Д-дорогой, мы еще г-гуляем!
– Хорошо, – спокойно откликнулся муж. – Я уже дома, тебя жду.
– П-приеду п-пьяной, – предупредила она.
– Прогрессивный у тебя супруг, – усмехнулся Костик.
И прижал ее к себе еще крепче.
«Что я творю?» – ахнула про себя Адель.
Но, когда журналист полез целоваться, особо не вырывалась. Губы у него оказались жесткими, объятие – сильным. Как раз то, чего ей не хватало.
Целовались и всю дорогу домой. Костик неожиданно проявил себя джентльменом и предложил довезти ее на такси.
– По пути лапать будешь? – пьяно усмехнулась она.
– Можно подумать, ты против! – хохотнул парень.
…Фриц (хотя зябко было на улице) ждал ее во дворе. Адель вышла. Покачнулась. Попыталась (безуспешно) кардиган застегнуть – под который Костик лазил.
– Ф-фриц, я так набралась! – покаянно бросилась к мужу.
Немец заглянул в машину. Увидел Костика – тоже встрепанного, пьяненького.
– Этто пп-росто… мой коллега, – поспешно молвила Адель.
Трезвела на свежем загородном воздухе стремительно. Начала понимать: что-то явно не то она творит. Явилась домой к мужу совершенно «в лоскуты». В компании с чужим мужчиной. Тут самый что ни на есть плюшевый мишка имеет право взорваться.
Однако Фриц спокойно сказал:
– Твой коллега зайдет в дом?
– Нет, нет, я поеду, – поспешно откликнулся Костя.
– Спасибо, что помогли моей жене добраться, – сухо произнес немец.
Таксист – он предвкушал семейную сцену – был неприкрыто разочарован.
Адель же, пока шли по скользкой дорожке ко входу, виновато лепетала:
– Я… сама не знаю… они все подливали и подливали…
Фриц молчал.
– Этот Костя… он мне вообще никто… он просто…
В холле их ждала тетя Нина. Едва увидела, в каком состоянии хозяйка, непочтительно молвила:
– Аделька! Сдурела?! Ты что творишь?!
А Фриц неожиданно улыбнулся:
– Не кричите на нее. Она, наверно, пробовала этот ваш знаменитый коктейль? «Северное сияние»?
– Ты что – не сердишься? – изумленно спросила жена.
– На что? – Муж удивился, похоже, искренне. – Ты, что ли, первая, кто перебрал на корпоративе?..
Даже тетя Нина (обычно держала свое мнение при себе) скорбно покачала головой:
– Вы очень мягкий человек. Слишком мягкий.
А плюшевый мишка обнял свою женушку и спокойно откликнулся:
– Я просто ее люблю.
* * *
Историю Адель изложила Иннокентию Степановичу. Недоуменно спросила:
– Фриц, что ли, получается, совсем дурак? Меня ведь все, кто мог, приложили. Тетя Нина – хотя дама сдержанная – шалавой обозвала. Костик – ну, тот парень с работы, что напоил, – тоже сказал, будто он в шоке. Он, когда меня в такси вез, типа, не сомневался, что мужа дома нет. «А ты, – Адель передразнила заполошный тон Костика, – вместе с любовником, пьяная – прямо к мужу в лапы!»
Иннокентий Степанович поднял бровь:
– А что, этот Костя – твой любовник?
– О господи, нет, конечно! Ну, поцеловались. На корпоративе.
– Значит, Фриц твой – просто умный человек, – усмехнулся Иннокентий Степанович. – К несерьезному не ревнует.
– Тетя Нина сказала: он вообще святой. И она не понимает, за какие заслуги меня бог таким мужем наградил. Обеспеченный, заботливый. А еще добавила словечко, я ее на свою голову научила – «толерантный».
– Тебе с Фрицем лучше, чем с Гришей? – проницательно взглянул на нее Иннокентий Степанович.
