Она придет, откроет дверь той большой белой штуки, что с едой внутри, и еда появится на его собственной тарелке, и еще — чашка с молоком и чашка со свежей водой. Она будет разговаривать с ним нежным голосом и гладить его, а потом он уляжется, свернувшись, у нее на коленях, и она будет расчесывать ему шерсть его собственной щеткой, от чего он всегда испытывал блаженство: щетка распутывала колтуны, с которыми не могли справиться его язык и зубы.
Но она не пришла.
Многие поколения его предков были избалованы, тщательно оберегаемые людьми, не то что опытные старые уличные коты-бандиты, которые получают по наследству знание людей и городов. Однако инстинкт понемногу брал свое. В первую ночь кот был очень голоден, однако не пытался что-нибудь предпринять. Еду давали люди через определенные промежутки времени. Но к полудню следующего дня инстинкт повел его к ближайшим мусорным бакам. Съедобного он нашел там мало. В тот день после многих попыток он поймал и съел маленького воробья. Но такому коту, как он, птичка была на один зуб.
В первую ночь его сильно напугали другие коты. За три года он никогда не был ночью на улице — и очень давно ему хирургически удалили большую часть его агрессивности. Незнакомые коты, которых он никогда раньше не видел, пришли крадучись, стали задираться, издавать странные крики, и он юркнул обратно в дом через свою дверцу.
На следующий день он поймал трех птичек, но они только раздразнили его голод. Жажда заставила его исследовать новые места, пока на незнакомом заднем дворе он не нашел дренажные трубы с солоноватой водой. Время от времени он выходил встречать хозяйку, но она не возвращалась. Никто не приходил, чтобы открыть большую белую дверь и положить на тарелку еду, никто не приходил, чтобы погладить его и сказать разные нежные слова.
Ночью голод снова погнал его промышлять к мусорным бакам и, если повезет, поохотиться, но чужой ужасный черный кот огромной величины прыгнул на него и больно оцарапал шею, оскорбительно шипя. Кот по кличке Серебряный Мальчик бросился обратно в дом и долго зализывал рану.
На следующий день он вышел на охоту рано, во двор своего дома. Мало-помалу он там освоился, приноровился подкрадываться и внезапно прыгать. Его длинная серебристо-дымчатая шубка потускнела и огрубела, в ней запуталось несколько репейников.
В этот день он поймал семь птичек, но не наелся.
В определенное время он в ожидании усаживался на своем любимом месте на пороге. Его заметили несколько прохожих, а две женщины сказали: «О! Что за прелестный котик!» Однако люди, которые чаще других здесь проходили, привыкли видеть в этом доме большого серебристо-дымчатого персидского кота, изнеженного баловня. Они не пытались его позвать или приблизиться настолько, чтобы заметить его огрубевшую взъерошенную шубку, окровавленную морду. Шел третий день как ее не было. Он сидел, мягко обернув лапы пышным хвостом, и смотрел вдоль улицы. Его преследовало желание немедленно поймать еще одну птицу. Но сильнее всех других чувств — страха и голода — была ужасная тяжесть неопределенности. Жизнь превратилась в большую темную несправедливость. Исчезло все, что должно было быть.
Когда ему подскажут его внутренние часы, он снова придет сюда, чтобы ждать ее. В этот раз она наверняка придет, и потом все пойдет по-прежнему, все снова будет так, как и должно быть.
Когда Паллисер вошел, чтобы доложиться Хэкету, он обнаружил там лейтенанта Мендосу, сидящего на углу сержантского стола. Не то чтобы Паллисер боялся Мендосу, который всегда был справедлив; просто, ну, эта его непредсказуемость, и его репутация, и все прочее — в общем, чувствуешь, что должен быть деятельным, решительным… и вежливым. У Паллисера слегка перехватило дыхание, когда Хэкет хладнокровно прервал лейтенанта:
— Минутку, Луис, я хочу послушать о новом деле. Что там, Паллисер?
Паллисер изложил собранные им скудные факты.
— Доктор полагает, примерно сорок часов. — В присутствии лейтенанта он старался говорить уверенно и кратко. — Ее задушили. Сумочки нет. Только одна вещь…
— Сорок часов, — сказал Мендоса. — Значит, это случилось где-то вечером в субботу? Задушена руками?
— Я полагаю — да, доктор не сказал, но должен включить это в протокол вскрытия, сэр. Была лишь одна вещица. — Паллисер достал золотой диск и подал его Хэкету. — На нем есть отпечатки пальцев. Всего два, принадлежат ей. Я думаю, это естественно.
Мендоса взял у Хэкета диск.
— Как она выглядела? — Пока Паллисер рассказывал, он рассматривал предмет. — Задушена, — проговорил он. — В субботу вечером.
— Ну а сейчас какую картину тебе показывает твой хрустальный шар? — спросил Хэкет. — Только не говори, что есть какая-то связь. Послушай, Луис, у тебя в колоде каждая карта может быть приравнена к любой другой. Давай не будем, ради Бога. Здесь живут примерно шесть с половиной миллионов человек, и за наши грехи довольно высокий уровень преступности. И только потому, что двух женщин задушили примерно в одно и то же время…
— Se comprende. Но… Вы заглядывали в Отдел цо розыску пропавших, Паллисер?
— Да, сэр, только что. Доктор пошлет им полное описание. Так, с налету, исходя лишь из возраста и описания общего вида, лейтенант Кэрей не смог сказать, значится ли у них в списках кто-нибудь похожий. Но еще рано. Иногда люди заявляют, лишь когда человек уже с неделю как пропал.
— Вы правы. Вы могли бы, — сказал Мендоса, — начать отсюда. — Он постучал по диску. — Это четырнадцатая проба. Я это недавно уже говорил. Да, портсигар Маргарет. Да… И глаза у кошки — настоящие изумруды. Возможно, штучка сделана по заказу.
— Да, сэр, понял. Но все ювелирные магазины в городе…
— М-м. Можно сократить. — Мендоса вырвал листок из записной книжки Хэкета и что-то набросал. — Вот, отнесите записку и эту вещицу мистеру Брайену Шанрахану — большой ювелирный магазин «Шанрахан и Макреди» на Вилшире, — и расспросите его. Возможно, он расскажет что-нибудь полезное, проявите инициативу.
— Да, сэр, спасибо.
— С чем бы вы ни вернулись, — сказал Мендоса, — мне это будет интересно.
— Ну ты со своим хрустальным шаром даешь! — сказал Хэкет.
Паллисера вовсе не обрадовало то, что лейтенант будет следить за его первым более или менее самостоятельным делом, но он повторил: «Да, сэр», — и сделает все возможное.
Мендоса ухмыльнулся.
— Не бойтесь. Нам всем нелегко — мы все делаем ошибки. И я не кусаюсь.
Паллисер улыбнулся в ответ, чувствуя облегчение, и сказал о'кей, он постарается. Выходя, он вдруг понял, что человек в ранге Мендосы не может добиться своей репутации только благодаря своим блестящим профессиональным качествам. Еще должна быть, непременно должна быть способность ладить со своими людьми, получать от них максимум того, на что они способны, не понукая их, но и без панибратства. Паллисер решил, что Мендоса заслуживает свою репутацию.
Последнее, что он услышал, были слова Мендосы:
— Так вот, теперь об этом Ардене…
Заведение, конечно, было классное, большое зеркально-мраморное здание в шикарном торговом квартале. Входя, Паллисер чувствовал себя неважно: стеклянные витрины, полные бриллиантов, учтивые клерки в строгих костюмах; но он достал записку Мендосы и уверенно попросил пригласить мистера Шанрахана.
Он, разумеется, прочитал записку, просто из любопытства. «Ты, толстосум-разбойник, — было написано аккуратным почерком Мендосы, — расскажи сержанту Паллисеру все, что можешь об этой штуке, иначе потеряешь клиента».
Мистер Брайен Шанрахан оказался пятидесятилетним коренастым мужчиной с полным лицом. Он прочитал записку, скомкал ее и едко заметил:
— Клиент! Вот старая леди — да, ее мне действительно не хватает. Драгоценности — замечательное вложение средств. Но Мендоса! Я немного имел с ним дело, когда он женился — обручальное кольцо, но на нем ничего не было, никаких камней, и еще он купил кольцо с изумрудом для помолвки. А что потом? Раз в год чистит свое золотишко да время от времени ремонтирует часы, вот и все. Даже рубины я ему не продал. Естественно, с такой огненно-рыжей женой ему не нужны рубины, а вот у старой леди была целая коллекция — ожерелье, два браслета, четыре кольца и несколько серег. Добрых сорок тысяч, и комиссионные!… Вы мне не поверите, но он их подарил толстой жене полицейского из Иллинойса, из маленького захолустного городишка. Вы, наверное, помните тот случай — он дал лейтенанту важные улики или что-то там еще, благодаря чему Мендоса смог добраться до убийцы-насильника, который чуть не прикончил его жену. Я вас спрашиваю. Красивый жест, но комиссионные… Ладно. Пройдемте в мой кабинет, взглянем на вашу штучку.
Его крошечный, элегантно обставленный кабинет с высокими, под потолок, двойными сейфами находился над складским помещением. Шанрахан внимательно рассмотрел диск невооруженным глазом, потом через лупу и сказал:
