— Ну разумеется, — сказала Элисон. — Выводы соответствующие.
— Я обнаружила, что дело уже сделано. Почти все слышали какие-то сплетни. Вы знаете, как быстро распространяются подобные вещи. Насколько я понимаю, у Маргарет был единственный, так сказать, источник информации — Эвелин Карр, другая ее знакомая. Дочка Эвелин ходит в ту школу, где я преподаю. Конечно, все эти слухи так и зародились — когда они вдвоем собирались и сплетничали понемногу. Я это точно узнала. А слухи подобного рода похожи на снежный ком. Девять десятых моих знакомых на три четверти были убеждены, что я уехала, чтобы… родить незаконного ребенка. Во всяком случае, Ли был убежден,— добавила она отрывисто.
Ее собеседники молчали.
Роберта взглянула на сигарету.
— Он был вполне откровенен. Теперь вы видите, что это за грязная и глупая история. Я хочу сказать, любой мог без особого труда узнать, что все неправда. Стоило написать письмо Джиму, позвонить в Феникс по телефону. Только, разумеется, никто ничего не сделал. Ли — тоже. Когда мы с ним говорили, я стала над всем этим смеяться, потом сказала: «Ради Бога, давай все выясним. Позвони Джиму и спроси, где я была». Но видя его отношение, я поняла, что от этого проку будет мало и в конце концов расторгла нашу помолвку.— Она чуть-чуть улыбнулась Мендосе. — Надо ли говорить, лейтенант, что я хорошо поняла: Ли Стивене не очень-то завидная добыча, раз он так мало мне доверял и в меня верил. К счастью — ведь школьные учительницы, точно жена Цезаря, должны быть очень осторожны,— миссис Вансситарт мне поверила. Она меня знала. Иначе я легко могла бы потерять работу. Даже убедившись, что вся история — сплошная выдумка, она могла бы сказать, что сам факт появления слухов — достаточная причина для увольнения.
— И зачем тебе такой? — сказала Элисон. — Найдешь кого-нибудь получше. Со мной так уже было, Роберта, не переживай.
Роберта ей улыбнулась.
— Я и не переживаю. Какого-нибудь обаятельного принца? С тобой произошло что-то подобное?
— Да… Ты ведь не избегаешь мужчин после того, как он… просто услышал и всему поверил?
— Нет. Нет, не избегаю. Я не стала точить зуб на Маргарет и строить коварные планы ее убийства из-за того, что она разлучила меня с моим дорогим возлюбленным. Сперва я была в дикой ярости, а потом испытала большое облегчение от того, что меня не уволили. Зато высказала ей все, что думала. Сказала, что это равносильно клевете и… в общем, еще кое-что. Разумеется, она отвечала, что не имела в виду ничего плохого, глупые догадки болтливых подружек, а Эвелин не следовало их распространять, и так далее, и так далее. Бесполезно было пытаться припереть ее к стенке, заставить признаться. Дело было сделано. Я махнула рукой. Теперь вы видите, почему я не любила нашу Маргарет… Нет, со временем я поняла, что Ли не слишком удачная партия, раз он так легко от меня отвернулся. В сущности, я думаю, он, возможно, и сам хотел от меня избавиться, а тут удобный случай…— Она криво усмехнулась.— Он живет с матерью-вдовой. Преданный сын. Ему тридцать восемь лет.
— И даже это, — довольно сказал Мендоса, — может вписаться… Этот мистер Джордж Арден, да… Таких женщин, как вы, мисс Силверман, или как моя жена, — одна на миллион, вы можете быть объективной. Это очень ценно. Она совалась не в свое дело. По всему видно, вмешивалась не только в вашу жизнь.
— Буду с вами откровенна, лейтенант, — ответила Роберта с улыбкой. — Это первое, что пришло мне в голову сегодня днем, когда пришел тот славный полицейский сержант и стал задавать вопросы. Я не сказала сержанту, но мысль в голове промелькнула: своим вмешательством она задела кого-то слишком сильно.
— Та же самая идея насчет нашей Маргарет, — сказал Мендоса, вставая,— возникла и у меня. К тому же она состояла в клубе по оказанию помощи. Да… раздавала непрошеные советы, в этом деле социальные работники обычно преуспевают. Клуб как раз на ее улице. Большое спасибо, мисс Силверман.
— По крайней мере я узнаю что-то новое. Даже не представляла, что в наши дни у полиции такие светские манеры. Тот сержант, его зовут Паллисер. Очень вежливый молодой человек, очень грамотный.
— Это ударная сила полиции, мисс Силверман. По крайней мере мы так думаем. Без сомнения, вы нам очень помогли… Элисон, пойдем, не будем больше задерживать леди.
В дверях Роберта сказала:
— Кто бы он ни был, что бы там ни произошло, вы его найдете. Потому что вы в своем деле — прямо как Маргарет, въедливый.
— Картинка-мозаика, — сказал Мендоса. — Все кусочки разбросаны не пойми как. Моя обязанность — сложить из них целое… Еще раз спасибо, спокойной ночи.
По своей природе расследование убийств всегда хлопотное занятие. В расследовании находилось «дело Бенсона», которое уже стало проясняться, и шесть или семь других, более или менее продвинутых, но требующих к себе внимания множества людей; там еще порядочно надо распутать. В девять сорок утра в понедельник, когда поступило сообщение о новом убийстве, свободных людей для осмотра места происшествия было мало. С некоторыми сомнениями Хэкет поручил это сержанту-детективу (третьей степени) Джону Паллисеру. У Паллисера хорошая репутация, и он смышленый парень, подумал Хэкет. Ему не хватает только опыта, а приобрести его можно лишь одним способом.
Паллисера охватили сложные чувства. Он надеялся не совершить какой-нибудь глупости. Вместе с фотографом и врачом он отправился к месту происшествия.
Труп был не очень симпатичный. В то время в сердце Лос-Анджелеса многое перестраивалось: старые дома сносились, новые поднимались вверх. Расчищались бывшие трущобы. В нескольких кварталах от полицейского управления недавно снесли здание старой конторы из красного кирпича. Затем приехали бульдозеры, чтобы разровнять площадку и вырыть новый более глубокий котлован под фундамент для будущего строительства. Бульдозеры еще не закончили работу. Сегодня утром в девять тридцать ковш одного из них, захватив груду песчаного мусора, подцепил нечто неожиданное — труп.
— К сожалению, бульдозер осложнил дело, — сказал раздраженно доктор, — машина обошлась с телом не очень-то мягко.
Паллисер подумал, что это неплохая идея — закопать труп именно здесь. Только тот, кто это сделал, не учел, что бульдозеры еще не закончили.
Это было тело женщины. Позже доктор Бейнбридж расскажет больше. Сумочки нет. Молодая женщина, блондинка, в дешевом летнем платье.
При дополнительных раскопках сумочка не обнаружилась. Дальнейшие тщательные поиски среди развалин тоже ничего не дали. Оставалось только забрать тело для более подробного исследования и надеяться на случайность, которая может навести на след. Даже Паллисер понимал, что расследовать это убийство будет чертовски сложно — совершенно не за что зацепиться. В данном случае нет надежды и на Отдел по розыску пропавших, потому что они даже не могли дать фотографию в газету. Благодаря бульдозеру.
Паллисер сказал:
— Мы хотели бы получить полное описание как можно скорее, доктор.
— Да, конечно. Я сразу же его вам передам и, вероятно, к вечеру сделаю вскрытие. Здесь больше нечего делать. Она умерла примерно сорок часов назад, около того. О'кей, ребята, можете забирать. — Бейнбридж встал и отряхнул брюки. — Вот народ, оставляют трупы в самых идиотских местах.
Санитары подняли тело на носилки, что-то упало с них. Паллисер бросился к выпавшей вещи. Носовой платок, один угол завязан узлом, и в узелке маленький предмет. На платье не было карманов, платок для сохранности был засунут за бюстгальтер. Обычный узелок, который может завязать всякий. Он осторожно развязал и взглянул на то, что было внутри.
Золотой диск. На нем изображена кошачья фигурка. Искусная гравировка передавала шелковистость длинной шерстки. Голова кошки поднята, обозначены даже длинные усы и волоски в ушах, глаза сделаны из маленьких ярко-зеленых камешков. Ниже фигурки изящно выгравированы слова: «Серебряный Мальчик».
Паллисер смотрел на кота, кот смотрел на него, загадочный и безмолвный.
Кот был сбит с толку и чувствовал себя неуютно. Снова никто не пришел. Здесь всегда кто-то был, чаще всего та, кого кот знал столько, сколько себя помнил. Та, у которой был мягкий голос, которая гладила его и позволяла по вечерам спать у себя на коленях. Иногда — другая, которая раньше тоже жила в этом доме. Обычно обе вместе, хотя той, другой, уже довольно давно не было.
Не было ничего, ничего из того, что должно было быть. Его чувство времени подсказывало, когда она должна прийти домой, и он ее ждал на пороге или у двери. У него был свой вход — в кухонной двери. Сейчас даже здесь что-то изменилось. Его вход по ночам всегда закрывали, чтобы он не мог выйти. Сейчас он был открыт.
Она придет, откроет дверь той большой белой штуки, что с едой внутри, и еда появится на его собственной тарелке, и еще — чашка с молоком и чашка со свежей водой. Она будет разговаривать с ним нежным голосом и гладить его, а потом он уляжется, свернувшись, у нее на коленях, и она будет расчесывать ему шерсть его собственной щеткой, от чего он всегда испытывал блаженство: щетка распутывала колтуны, с которыми не могли справиться его язык и зубы.
