Ознакомительная версия.
Часы показывали половину первого.
Я поднялась и подошла к окну. Фонари рассеивали тьму. У ворот, увитых виноградом, прохаживался темный силуэт, тонкий и смазанный. Чиркнула зажигалка, и неверный свет пламени высветил из мрака лицо Оливье. Прикурив, он повернулся. Я не видела его лица, лишь тлеющую красную точку сигареты, но в тот момент мне казалось, что он смотрит мне прямо в лицо, невзирая на стекло и тюлевую броню.
Сколько они намерены караулить?
Я набрала номер Оливье и поднесла телефон к уху. Силуэт задергался и вытащил свой сотовый, горевшим слабым огоньком.
– Алиса?
– Сколько они тебе пообещали? – тихо спросила я.
– Алиса… я…
– Сумма, Оливье. Сколько вы намерены с меня выдоить?
Он помолчал, а потом нехотя сказал.
– Шесть тысяч.
Я чуть не рассмеялась. Добавив в голос толику отчаяния и надежды, я сказала.
– Они обманули тебя.
– Что?
– Обманули. Они просят с меня сто…
Оливье не ответил, и только задышал в трубку, подсчитывая ущерб. Не дав ему опомниться, я прорыдала:
– Это все, что у меня есть. Я отдам тебе половину, если ты поможешь мне. Я не верю им. Они пойдут в полицию, а я… Я не могу… Я должна уехать…
Он молчал. Всхлипывая, я с каким-то отстраненным хладнокровием слушала его дыхание. Ну, Оливье, порадуй меня, скажи, что согласен, ведь пятьдесят тысяч больше шести.
– Как мы это сделаем? – тихо спросил он. Я улыбнулась.
– Я не знаю… От них надо избавиться. Мы должны поехать в банк на их машине?
– Да…
Значит, машина есть… Очень хорошо…
– Мы должны разделиться, Оливье. Ты поедешь со мной, а они пусть едут следом. По дороге мы оторвемся, вернемся сюда, ты получишь свою долю, а я исчезну.
– Почему ты говоришь – вернемся сюда? – насторожился он.
– Потому что деньги в доме, Оливье, – сказала я. – Я замуровала их в подвале.
Он снова замолчал. Я ждала, слушая, как тикают часы.
– Я не знаю, Алиса, – сказал он, наконец. – Все… все так запутано… Я не могу тебе верить…
– Оливье, я тебя умоляю!
– Я не знаю. Надо подумать. Я позвоню тебе.
– Нет, – вскричала я. – Не надо. Я боюсь их. Они могут понять, что мы сговорились. Если ты согласен, то завтра, когда я выйду из дома, скажешь, что поедешь со мной. Если нет – я все пойму… Пожалуйста, Оливье… Прошу…
– Я подумаю, Алиса, – пообещал он и отключился. Я уселась на диван и почесала Баксу живот. Он тут же перевернулся на спину, похрюкивая от удовольствия. Цель была достигнута, зерно раздора посеяно.
Мне уже приходилось иметь дело с шантажистами. Чего только стоил полоумный фанат, запечатлевший момент, когда мы с подругой выносили из дома труп бандита, явившегося за деньгами. Впрочем, в прошлой жизни меня трясли, как грушу, со всех сторон, и это были куда более изобретательные люди.
Леваллуа Перре. Домики-соты. Камерная идиллическая атмосфера пригорода. Соседи.
Справа от меня жила мадам Пьюдеба, очаровательная старушка, помешанная на розах. В ее саду было больше сотни кустов самых разных сортов и оттенков. Дети навещали мадам Пьюдеба редко и цветами, как мне кажется, она спасалась от одиночества. Иногда мы встречались с ней в магазине и мило кивали друг другу. Однажды она пригласила меня на чай, и угостила Бакса печеньем. Слева жил месье Рош, адвокат с обширной практикой и большим семейством. За два года я так и не подсчитала, сколько у него было детей. При подсчетах я сбивалась, каждый раз получая разный вариант: то пять, то шесть. Мадам Рош меня не любила, а Бакса считала убийцей кошек и детей. Мы сталкивались с ней в кафе Жака, куда она приходила со своим выводком. Мадам Рош никогда не здоровалась и гневно выговаривала Жаку, что он позволяет опасному животному находиться рядом с людьми. Кажется, она была и расисткой, поскольку ее отношение к нефранцузам было подчеркнуто брезгливым.
Через два часа я снова подошла к окну, простояв у него больше четверти часа. У ворот никого не было.
Они явно караулили меня в машине. Ночь холодная, присесть негде. Ночевать со мной в одном доме Лариса отказалась. Возможно, потому что побоялась расправы, может быть, опасалась предательства со стороны Оливье. Явись они ко мне всей бандой, в разговоре всплыла бы истинная сумма, а делиться мачеха не желала. Чья бы очередь не была дежурить у ворот, он явно халтурил. К тому же никто не знал, что машины нет в гараже. Лариса туда не заглядывала, а соглядатай у ворот либо проворонил момент моего возвращения, либо явился позже.
Я крадучись прошла в гостиную, выходившую окнами во двор, и шепотом позвала собаку. Да здравствуют парижские пригороды, с коттеджами, обнесенными каменным забором в полтора метра высотой!
Вылезти в окно не составило никакого труда. Бакс, вспрыгнув на высокий подоконник, спустя миг оказался в саду. Дальнейший выбор был небогат. Ворота семьи Рош выходили на ту же улицу, что и мои. К тому же адвокат держал дома двух котов, которые иногда бродили по ночам. Хотя ночь была сырой, я решила не рисковать. Дом мадам Пьюдеба был угловым. Больше всего я боялась, что Бакс, принимавший все за веселую игру, начнет лаять, потому я нацепила на него намордник.
– Барьер! – приказала я, ткнув пальцев в стену. Пес посмотрел на меня, как на дуру.
– Барьер! – повторила я, добавив металла в голос. Бакс разбежался и его литое тело взвилось вверх. Спустя миг он исчез в саду мадам Пьюдеба. Теперь настала моя очередь.
Поскольку я не была настолько хорошо тренированной, как мой пес, то потратила на попытки перебраться через стену куда больше времени. Обломав ногти и поняв бесперспективность своих попыток, я влезла в окно кухни, взяла стул, подставила его к стене и залезла на нее. Бакс смотрел на меня снизу, сверкая глазами.
Я спрыгнула вниз.
Лариса и ее друзья могли караулить ворота сколько угодно. Под утро хорошо спится, особенно если на улице моросит дождь, а в машине работает печка. Никому из них не пришло в голову, что я полезу через забор на частную собственность соседей. Ни мачеха, ни Оливье не знали, на что я способна в критические моменты.
Я вышла из владений мадам Пьюдеба, потоптав немало клумб. Надеюсь, последствия были не смертельными, все же осень… Переулок был неплохо освещен, потому я побежала, поминутно оглядываясь. И только через четверть часа почувствовала себя в безопасности, изрядно попетляв по улицам. Я не рискнула идти на стоянку такси, опасаясь, что Людочка, Лариса или Оливье могут засесть в баре напротив кофейни Жака. Уходя все дальше от дома, я чувствовала, что с каждым пройденным кварталом все больше обретаю уверенности в себе. Смутные планы на будущее оформлялись в четкую картину.
Примерно в пять утра я поймала такси и уехала в Париж. Водитель немного поворчал по поводу собаки, но деньги сделали свое дело. Я поехала в недорогой отель, где частенько останавливались собачники со своими питомцами, приезжая на выставки.
Я зарегистрировалась под именем Марии Левкиной. Сонный портье, отчаянно зевая, дал ключи от номера, не удостоив вниманием, что вполне устраивало. В номере я с наслаждением вымылась сама и выкупала грязного Бакса, развесила сушиться мокрую одежду. Выключив звук на мобильном, я улеглась спать.
Проснувшись, я обнаружила в телефоне семнадцать пропущенных звонков и двенадцать сообщений. Большая их часть была от Оливье. Несколько сообщений пришло с незнакомого номера, где латиницей были набраны русские фразы, экспрессивно желавшие мне сдохнуть.
В семь утра мне звонил Кристоф. От него же пришло последнее сообщение, прочитав которое, я расплакалась. Кристоф был лаконичен. На дисплее высветилось всего несколько слов, в которых говорилось, что сегодня ночью в госпитале Амбруаз Парэ умерла Анна.
На похороны я не поехала. Появляться в обществе Кристофа было небезопасно. Хотя я безумно жалела Анну, решила не рисковать. В номере, я валялась на кровати, смотрела пустым взглядом в телевизор, просматривала по верхам французские газеты.
Анну хоронили в воскресенье, на кладбище Монпарнас. Кристоф, сделав несколько попыток дозвониться, прислал мне сообщение с временем и местом панихиды. Написав соболезнование, я сообщила, что приехать, к сожалению, не смогу, но навещу его по приезду в Париж. Лежа в постели, я слушала, как по стеклу стучат капли дождя и думала об Анне.
Странным образом, пожилая аристократка ассоциировалась у меня с другой женщиной, столь же хрупкой, стойкой к жизненным неурядицам, так же поддерживавшей меня в трудные минуты, и тоже ушедшей слишком рано. Сейчас, в прохладной комнате отеля, мне казалось, что это не Анна, а Агата уходит от меня второй раз.
Телевизор журчал на разные голоса. Подавленная своими мыслями, я не вслушивалась до тех пор, пока взгляд не наткнулся на знакомую картинку. Схватив пульт, я добавила громкости.
Ознакомительная версия.
