Ознакомительная версия.
Кристоф забрал Бакса с собой. Пес упирался и смотрел с мольбой. Когда за ними захлопнулась дверь, я почувствовала себя предательницей и разревелась.
План бегства из Франции обрисовался довольно четко. Проволочкой было лишь время. Я должна была вылететь сопровождая важного дипломата по зеленому коридору, практически без досмотра. Дипломат вылетал в Москву через неделю. Нас представили друг другу в ресторане, я старалась быть милой, хотя быстроглазый вертлявый французик со сложной фамилией Лефебвр мне решительно не понравился. После получаса неторопливой томной беседы он уже сжимал мою коленку, а еще через четверть часа намекнул, что за помощь я должна его отблагодарить.
– Непременно, месье Лефебвр, – блудливо улыбнулась я, тщательно выговаривая согласные. – Как только окажусь в Москве, я выражу вам признательность самым горячим способом.
– Вы очень красивая женщина, Алиса, – промурлыкал он в ответ писклявым дискантом. – Вряд ли я смогу держаться так долго.
– Утром деньги, вечером стулья, – меланхолично ответила я. Лефебвр моего намека не понял, пришлось цитировать ему классиков в подробностях. Француз долго смеялся, но ушел разочарованным. Дважды он звонил и порывался назначить встречу, но я мягко отказывала, ссылаясь на занятость. Кристоф несколько раз навещал меня, рассказывая, что Бакс ведет себя хорошо, единственная проблема – совершенно не подчиняется командам. Я хотела поехать, навестить пса, но потом передумала: быстрее привыкнет.
За день до вылета, я отправилась по магазинам, чтобы не обращать на себя внимания отсутствием багажа. Возможно, полиция и разыскивала пропавшую полячку, но меня это совершенно не волновало. И если поначалу вихрь покупок, льющий бальзам на рану каждой женщины, еще как-то увлекал, то под конец дня я загрустила, бродила по улицам совершенно бесцельно, тупо глядя на витрины. В одной из них взгляд упал на антикварных кукол, красивых, в роскошных платьях и шляпках. Я толкнула дверь и вошла внутрь, вздрогнув от металлического перезвона колокольчиков над головой.
Внутри, рядом со стеклянным прилавком, торчала парочка покупателей: экстравагантная дама в диковинном плаще, разрезанном на полосы, и коренастый мужчина с лихо подкрученными кверху усами, что придавало его лицу комичный вид. Дама разглядывала шкатулку, мужчина с мученическим выражением лица ждал, когда совершится сделка. Я отвернулась и посмотрела на витрину с куклами.
Внутри фарфоровые красотки показались мне зловещими. Лишь несколько кукол, очень красивых, выгодно отличавшихся от своих подруг, стояли или сидели отдельно, украшенные ценниками с несколькими нулями. Куклы попроще сидели на полке рядком и смотрели на меня одинаковыми мертвыми глазами. Чем дольше я вглядывалась в эти пустые, хитрые лица, тем более мне становилось не по себе.
– Вам помочь, мадемуазель? – спросил голос у меня за спиной. Я шарахнулась в сторону и обернулась. Позади стоял невысокий мужчина лет сорока, в синем свитере с кожаными заплатками на локтях. От него пахло кофе, и чем-то химическим, вроде нафталина. В голубых, как аквамарины, глазах отражался свет ламп.
– Простите, – сконфуженно сказал он. – Не хотел вас напугать. Вы хотите что-то посмотреть поближе?
– Не знаю, – честно призналась я. – Хотела купить куклу, но…
– Они вам не понравились? – всполошился он. – У нас очень большой выбор, мадемуазель.
– Не спорю. Потому я и вошла. Но внутри куклы выглядят несколько…
– Зловеще? – спросил мужчина и рассмеялся. – О, не спрашивайте, откуда я это знаю. Я видел выражение вашего лица. Заинтересованность в нем сменилась на тревогу и отвращение.
– Ну, отвращение – это сильно сказано, – возразила я. Но… они так смотрят…
– Вы знаете, что раньше кукол делали без лиц? То есть без глаз, рта и так далее? Считалось, что если «очеловечить» куклу, то зло войдет в нее, оживит и заставит делать страшные вещи. В Японии же куклам приписывались другие магические свойства: они якобы могли излечить от болезней. Японские жрецы делали кукол – мальчика и девочку, с помощью обряда переносили на них все беды, а затем сжигали или бросали в реку. Или, к примеру, куклы Вуду…
– Мне бы хотелось приобрести что-то более позитивное, – прервала я. Настроение стремительно испортилось, и я уже пожалела, что вошла в магазин.
– Думаю, что могу вам помочь, – улыбнулся мужчина и направился за стойку. Покопавшись в куче кукол, он вытащил небольшую коробку и открыл ее. Я ахнула от восторга.
Внутри была не одна кукла, как я предполагала, а две. Изящная красотка в пестром платье, и поддерживающий ее франт в черном костюме и широкополой шляпе.
– Это куклы, танцующие джайв, – оповестил продавец. – Честно говоря, это не антиквариат. Работа современного мастера, пока малоизвестного, но невероятно талантливого. Мы взяли его работы на пробу. Как только я увидел вас, то понял, что вы оказались тут не случайно.
– Сколько они стоят? – шепотом спросила я.
Сумма впечатлила, но не напугала. Я сунула продавцу кредитку и через пару минут вышла из магазина с покупкой, сопровождаемая вежливой улыбкой и пожеланием приходить еще. Реакция продавца была понятна, как и то, что он предложил мне именно этих кукол. Дело в том, что у красавицы-танцовщицы было мое лицо.
Возвращаться в пустую, холодную квартиру не хотелось. Я побродила по городу, вдыхая аромат его улочек, и на какой-то момент, покупая в лавочке недорогие безделушки, вдруг почувствовала себя туристкой, которая весело провела время и ждет не дождется самолета обратно на родину. Образы Франции уже сейчас мне казались слегка гротескными и ненастоящими. Сердце торопливо колотилось в груди: то ли от смутной тревоги, то ли от радости. Домой, домой…
Я не хотела признаваться, что все время жила в состоянии постоянного нервного напряжения, но сейчас обманываться было глупо. Около двух лет притворства, лжи, паники при виде русских туристов, вынужденного затворничества, отказа от общения с людьми… Я смертельно устала и хотела домой. Пусть я не смогу вернуться в родной город – это слишком опасно, но ведь страна большая. Одна Москва превышает населением Швецию. Куплю квартирку в спальном районе, устроюсь на работу, если получится. Хотя с теми деньгами, что лежали у меня в банке, можно вообще ничего не делать всю жизнь…
Я сидела в бистро, когда зазвонил телефон. Месье Лефебвр сообщил об изменениях планов. Вылет в Москву должен был состояться на три часа раньше. Если мадемуазель Алиса не передумала, то машина заедет за ней в шесть утра…. Я рассыпалась в любезностях и пообещала, что в шесть утра буду готова, как штык. Услышав новое для себя выражение, Лефебвр долго его переваривал, а потом, еще раз повторив, что заедет в шесть, отключился. Я допила кофе и направилась на Рю Клери, помахивая сумкой с покупками. На улице было уже темно, однако люди сновали туда-сюда, не останавливаясь и не обращая на меня внимания.
Когда я вошла в квартиру, то почти сразу споткнулась о что-то мягкое. В неверном освещении уличных фонарей разобрать, что лежит на полу, было невозможно. Я зажгла свет.
Квартира была перевернута вверх дном. Я завязла сапогами в собственном жакете, валявшемся на полу в самом непотребном виде. Все мои вещи были разбросаны. Вместо того, чтобы сорваться с места и выскочить в коридор, я помедлила и сделала робкий шаг вперед. Тень, вынырнувшая из-за угла рванулась ко мне и толкнула в бок. Я влетела в комнату, врезалась в диван и вскрикнула от боли. Дверь захлопнулась, я отчетливо услышала, как повернулся ключ.
– Здравствуй, Алиса, – сказал он. Я обернулась.
В его глазах было что-то страшное, неестественное. На меня смотрело животное: напуганное, оскалившееся, готовое прыгнуть и вцепиться в горло.
Из окна, которое я оставила открытым, доносилась приглушенная музыка и смех. Ветер колыхал жалюзи. Мне было очень холодно, но сквозняк был ни при чем. Внутри тряслось и перекатывалось по желудку мерзкое желеобразное чувство страха. Я смотрела в эти глаза, темные и пустые, пустые, как этот дом, понимая, что вряд ли выберусь из передряги живой.
– Здравствуй, Оливье, – ответила я.
Мой голос прозвучал естественно. Неизвестно, кого это порадовало больше. Напряженное выражение сползло с его лица и оно стало почти прежним. Только глаза выдавали панику и злость.
– Рыжей я тебя еще не видел, – усмехнулся он. – Тебе идет. Впрочем, тебе все идет.
Он поднял сумку с покупками и высыпал содержимое на пол. Улыбка на его губах стала еще шире.
– Ерунда какая-то, – фыркнул он. – Шарф, кукла, магнитики… Ты что, собралась уезжать?
Я присела на подлокотник дивана.
– Как ты меня нашел?
– Ах, это, – отмахнулся Оливье. – Это все ерунда. Я знал, что у тебя нет друзей и единственный, к кому ты бросишься, будет Кристоф. Я был на кладбище, думал, ты придешь на похороны, но тебя там не оказалось. Следить за ним было тяжеловато, но, в конце концов я увидел, что он дважды приезжал сюда. Не ожидал увидеть тебя без собаки. Ты же всюду таскала этого чертова ротвейлера. Но потом я понял, что ты от пса избавилась. Поначалу я тебя даже не узнал. Если бы не походка…
Ознакомительная версия.
