– Гениально?
– Флетчер, дорогой, посмотрите, как вы одеты, – Амелия оглядела Флетча с головы до ног, не выпуская при этом из поля зрения телефонный аппарат. – Этот серый деловой костюм мал вам как минимум на три размера. Вам, разумеется, это известно?
– Да, раз или два мне говорили об этом.
– Брюки до колен, рукава едва прикрывают локти, в талии можно убрать пару ярдов.
– В нем не запаришься, не так ли?
– Это точно. Основополагающий принцип моды, дорогой мой, если вы прислушаетесь к старушке Амелии, хотя это и не обязательно, состоит в том, чтобы носить одежду, вызывающую у других людей желание снять ее с вас.
– И мне это удалось?
– С блеском. Сразу видно, сколь неудобно вам в этом костюме.
– Так оно и есть.
– Достаточно одного взгляда, чтобы возникло неодолимое желание сорвать с вас этот костюм.
– Но сначала надо выключить кондиционер, не правда ли?
– И вы поощряете это желание. Пиджак и рубашка вам узки в груди и плечах. Пуговицы держатся на последнем издыхании. Ваше тело буквально рвется из одежды.
– Значит, я оказался на гребне моды?
– Так оригинально. Как вы называете этот стиль?
Флетч пожал плечами.
– Заимствованный.
– Заимствованный. – Пальчики Амелии забегали по клавиатуре. На дисплее высветилось несколько слов. – Я это использую.
– Вы слышали о галифе?
– Что именно?
– Они вот-вот войдут в моду. Бутик Сесилии готов предложить их всем желающим.
– Галифе, дорогой, давным-давно вышли из моды.
– Однако.
Амелия в какой уж раз глянула на телефон.
– А теперь скажите мне, чем я обязана вашему визиту, не считая, разумеется, стремления познакомить меня с тенденциями молодежной моды?
– Хайбек. Дональд Эдвин. Еще не начал собирать о нем материал, но надеюсь, что вы укажете мне, в каком направлении двигаться.
Амелия потупила взор.
– Вы имеете в виду нечистоплотного криминального адвоката, которого этим утром застрелили на нашей автостоянке?
– Совершенно верно.
– Дорогой, он не имеет ни малейшего отношения к светскому обществу. Такого, как Дональд Эдвин Хайбек, могут застрелить где угодно, что, собственно, и произошло.
– Но он вроде бы намеревался пожертвовать пять миллионов долларов художественному музею.
Амелия Шарклифф заговорила после долгой паузы.
– У меня сложилось впечатление, что этот материал готовит Бифф Уилсон.
– Да, конечно, – кивнул Флетч. – Я лишь исследую социальные аспекты случившегося.
– Социальные аспекты убийства? А разве есть иные?
– Вы же знаете, пять миллионов долларов.
– Он действительно отдал пять миллионов долларов художественному музею?
– Как раз сегодня собирался объявить об этом.
– Что ж, людям свойственна благотворительность.
– Вы говорите, что Хайбек не принимал активного участия в жизни светского общества?
– Разумеется, существование таких, как Хайбек, ни для кого не составляет тайны. Их знают, но, как бы это сказать... предпочитают общаться с ними лишь по телефону, да и то в исключительных случаях. Допустим, если кто-то ночью застрелит чьего-то мужа, приняв его за чьего-то любовника, а потом пожелает оправдаться тем, что стрелял в ночного грабителя, для этого нужно кому-то позвонить, не так ли?
– Полагаю, что да.
– Конечно, таких людей надо знать достаточно хорошо, но регулярно приглашать их на обед? Нет. Их присутствие может вызвать у мужа определенные мысли.
– Да уж.
– Хайбекам этого мира доверять нельзя. В конце концов, нанимая такого Хайбека, мы хотим, чтобы он лгал за нас. Именно для этого, не так ли? Ложью Хайбеки зарабатывают на жизнь. Но разве мы хотим, чтобы Хайбеки лгали нам, за нашими обеденными столами? Или, что более важно, разве мы хотим, чтобы они лгали другим людям о том, что говорилось за нашими обеденными столами?
– С этим вроде бы все ясно, – кивнул Флетч. – А сколь богат был Хайбек? Мог он пожертвовать пять миллионов?
– Понятия не имею. Возможно. Он постоянно участвовал в самых громких процессах. Хотя для меня остается загадкой, каким образом криминальным адвокатам удается взыскивать гонорары с преступников. Наверное, тут есть какая-то хитрость.
– Можете в этом не сомневаться, – заверил Амелию Флетч.
– Его партнер, Харрисон, специалист по разводам. Эти личности занимаются юриспруденцией не для того, чтобы вершить правосудие или просто зарабатывать на жизнь.
– А как насчет миссис Хайбек? Меня удивило...
– Ничего сказать не могу. Даже не знаю, существует ли миссис Хайбек. Придется прочитать утром статью Биффа Уилсона. Как я и говорила, Хайбеки этого мира не блистают в светском обществе.
– Амелия, этим утром я побывал в доме Хайбека. Признаю, я провел там лишь несколько минут, но не заметил ни картин, ни иных произведений искусства, которые заставили бы меня ахнуть.
– Вы разбираетесь в живописи?
– Немного.
– Естественно, разбираетесь. Я могла бы и не спрашивать. Этот костюм! Только знатоки живописи могут так одеваться.
– Почему человек, не блещущий в обществе, не интересующийся искусством, вдруг принимает решение пожертвовать пять миллионов долларов художественному музею?
– Я полагаю, что найти логичное объяснение подобным широким жестам невозможно.
– Что он хотел получить взамен?
– Респектабельность? Лучшего ответа у меня, пожалуй, нет. Возьмем этого человека, Хайбека, который для общества что бумажная салфетка, необходимая на случай насморка, или, точнее, дорогая проститутка, которую выбирают, используют по назначению и выпроваживают за дверь, не приглашая более в дом. Он стареет. О, нет, процесс старения прервался сегодня утром. Может у такого человека возникнуть желание выкрикнуть: «Эй! Я ничем не хуже вас! Я тоже могу расстаться с пятью миллионами долларов!?»
– И тогда светское общество примет его в свои ряды?
– Нет. Особенно, если общество знает, что других пяти миллионов у него нет. Но себе он сделает приятное.
– Как интересно!
– Со мной всегда интересно. Это моя работа, знаете ли. – Очередной взгляд на телефон. Отсутствие звонков явно нервировало Амелию.
– Понятно, – Флетч попятился к двери. – Энн Макгаррахэн и Бифф Уилсон были женаты?
– Да, – кивнула Амелия. – Давным-давно. Одна из самых неудачных пар. Их совместная жизнь продолжалась от силы три недели двадцать лет тому назад. А с чего вы спрашиваете?
– Что произошло?
– Кто знает, что происходит между супругами, если речь не идет о своей семье? Я бы ответила так: эта добрая интеллигентная женщина неожиданно для себя обнаружила, что вышла замуж за грубого, неотесанного мужлана.
– Фу! Как хорошо, что я вас не спрашивал.
– Но вы спросили. В журналистике, мистер Флетчер, приходится называть вещи своими именами.
– Энн выходила замуж второй раз?
– Да, но он уже умер. Сейчас она свободна. Если вас заинтересовала Энн Макгаррахэн, которая по возрасту годится вам в матери, смею я надеяться, что вы удостоите своим вниманием и меня?
– А Бифф Уилсон?
– Страшно подумать, но вроде бы существует суккуб <Дьявол (в образе женщины).>, который зовется его женой. Имя ее Аврора. А теперь, если у вас нет других дел, кроме скользких адвокатов и модных галифе...
– Признаюсь, есть.
– Выкладывайте.
– Я женюсь в субботу.
– На ком?
– На Барбаре Ролтон.
– Никогда о ней не слышала.
– Она продает галифе. У Сесилии.
– Я могла бы догадаться. Дорогой, на следующей неделе Стенуики <Знакомству Флетча с четой Стенуиков посвящен роман «Флетч».> дают ежегодный благотворительный бал в пользу симфонического оркестра, и мне необходимо выяснить, какого цвета у Джоан будут скатерти. Вы, часом, не знаете?
– Я? Я даже не знаю, кто такие Стенуики.
– Эй, что вы делаете за моим столом?
– Извините, пришлось воспользоваться вашим компьютером.
– После вас он, наверное, взбесится, – Клифтон Вольф, редактор отдела религиозных отношений, через плечо Флетча посмотрел на дисплей. – «Хайбек», – прочел он вслух название файла. – Теперь вы пашете на Биффа Уилсона?
– Мы все работаем на одну газету.
– Черта с два. Я работаю ради своего квадратного дюйма, вы – ради своего, а Бифф Уилсон – ради своей полосы. Квадратного фута. Если вам не поручали подготовку этого материала, нечего совать нос в чужие дела.
Флетч выключил компьютер.
– Я из любопытства.
– Любопытство не доведет вас до добра. Освободите мой стул.
– У меня нет своего компьютера. – Флетч поднялся, собрал исписанные листки.
– Мы все гадали, почему вас вообще взяли на работу. Теперь мы это знаем: чтобы писать репортажи из борделя. Я не хочу, чтобы на моем стуле сидел завсегдатай борделей.
– Я там еще не побывал. Жду маминого разрешения.
– Кто знает, что вы оттуда можете принести. Эл! – закричал он через зал городских новостей другому репортеру. – Вызови дезинфекцию. Флетчер сидел на моем стуле и прикасался к клавиатуре моего компьютера.
