— Вы говорите о матери в прошедшем времени, — осторожно заметил Горшенин.
— Не о ней, а о ее любви к путешествиям. Любовь к отчиму, после того как они поженились, быстро перевесила. Правда, не очень надолго, всего-то на несколько лет. Все это время после свадьбы они жили в Рязани, родном городе отчима. Но не так давно куда-то переехали, понятия не имею, куда именно. Уверена, это мамочкина работа. Наверное, в нас обеих по капле цыганской крови бродит и спокойно на одном месте жить не дает. «Каменный цветок», — прочла я вслух название заведения, занимавшего отдельно стоящее и, похоже, специально выстроенное здание с причудливыми, кажется, действительно каменными завитками на стенах и высокой остроконечной крыше. — Название многообещающее, хотя и не оригинальное.
— Название от старого кафе осталось, — пояснил Горшенин. — А вы что же, отношения с родственниками не поддерживаете?
Сделав предельно стремительный рывок вперед, он распахнул передо мной дверь кафе, произнеся «прошу вас», чрезвычайно довольный, что на этот раз все же сумел опередить меня и воздать должное правилам этикета. Вовремя вспомнив, что быть знакомой с оными правилами чести не имею, во всяком случае, в полном их объеме, я покосилась на его ногу и подумала, что надо будет проявить естественное любопытство и поинтересоваться, что и при каких обстоятельствах с ней стряслось, а потом недовольно буркнула:
— Не стоило так утруждать себя. У меня у самой, между прочим, руки имеются.
Лицо Игоря Викторовича страдальчески искривилось. Мои манеры определенно наносили чувствительные удары по самолюбию этого эстетствующего интеллигента.
Что поделаешь, господин Горшенин, нас, прапорщиц, в университетах не обучавшихся и с молоком матери интеллигентность, увы, не впитавших ввиду полного отсутствия таковой, вот так сразу в один день не перекуешь. Не такие мы мягкотелые и податливые чужому влиянию девицы. Изящество телодвижений, легковесность слов и утонченность манер — все это не для нас, многоуважаемый Игорь Викторович. Зарубите себе это на своем интеллигентском, хотя и со следами давнишнего перелома носу и сделайте соответствующие выводы. Потому как я обязана вести себя таким образом, что, ежели вам вздумается проверить правдивость моей легенды — а я уверена, что вы уже испытываете жгучее желание это сделать, — то в образе Нинки Тимофеевой, который в результате проверки перед вами предстанет, вы должны иметь возможность легко узнать вашу новую знакомую Ниночку, хотя и слегка остепенившуюся.
— Близких отношений со своими драгоценными родственничками поддерживать не вижу смысла. Иногда мы перезваниваемся, а новые адреса друг друга узнаем через мамину сестру, мою тетку, — продолжала я посвящать Горшенина в некоторые подробности жизни Ниночки Тимофеевой, пока мы снимали верхнюю одежду. — У мамочки с некоторых пор своя жизнь, а у меня — своя. На этом я решила пока остановиться. Что это мы все обо мне да обо мне, пора бы уж и о Горшенине поговорить. Игорь Викторович, однако, придерживался на этот счет совершенно иного мнения. Стоило мне замолчать, как он сразу задал следующий вопрос, даже, я бы сказала, чересчур «сразу»:
— А с бывшими сослуживцами вы общаетесь? Или, может, с кем-то из одноклассников? Друзья-то у вас есть?
Вот пристал, хуже горькой редьки! Я бы, может, и ответила, но вот беда — так глубоко легенда «прописана» не была. Очень не хотелось сесть ненароком в лужу.
Пришлось немного рассердиться, что, впрочем, не составило для меня особого труда.
— Да ни с кем я не общаюсь! — Я с досадой передернула плечами. — Нужны они мне… как собаке пятая нога!
— Ниночка, ну что вы сердитесь, в самом деле. — Горшенин успокаивающе погладил мою руку.
— А чего вы… — примирительно буркнула я.
— В душу лезу? — рассмеялся Горшенин, предложив продолжение начатой мной фразы.
— Вот именно. Лучше о себе что-нибудь расскажите. Ваша очередь.
Получилось вполне естественно.
— Вы правы, — согласился Горшенин, с хозяйским видом оглядывая полупустой зал кафе. — Обязательно расскажу.
Мы уже прошли внутрь, но ни свободные столики, ни барная стойка Игоря Викторовича не интересовали. С невозмутимым видом он поджидал уже спешащего к нам невысокого мужчину с гладко выбритым лицом и тщательно уложенными темными, чуть волнистыми волосами. Мужчина заискивающе улыбался и тянул вперед руки, как будто ему не терпелось заключить Горшенина в объятия.
— Игорь Викторович! — затараторил он, подбежав и хватая ладонь Горшенина обеими руками, меня он не удостоил даже взглядом.
Я, впрочем, тоже осталась к нему довольно равнодушна и продолжала с увлечением рассматривать богатое внутреннее убранство кафе и посетителей, на которых мое появление в зале произвело, судя по выражениям их лиц, поистине неизгладимое впечатление. Вечерних нарядов на посетителях не было по случаю самого разгара дня, но каждый из них тянул на виллу в Швейцарии и собственный небольшой самолет для путешествий туда и обратно. Не иначе как в «Каменном цветке» собирался самый цвет волгоградского высшего общества.
— Дорогой! Давненько к нам не заглядывали! Отобедать желаете? — все еще рассыпался в любезностях встретивший нас человек, время от времени осторожно, как величайшую драгоценность, встряхивая руку Горшенина.
Игорь Викторович сдержанно улыбнулся, высвободил руку.
— Дела, Павел Максимович, дела. Кабинет свободен?
— Один момент. — Павел Максимович засуетился еще больше, бросился к столику с табличкой «Не обслуживается». — Присядьте, пожалуйста, буквально на минутку. Я только узнаю, все ли там в порядке.
Горшенин не двинулся с места, чуть склонил голову в мою сторону:
— Я с дамой.
— Ах, какая честь для нас! — Подобострастная любовь Павла Максимовича немедленно распространилась и на меня. — Прошу вас, прошу вас, присаживайтесь.
Преданно пожирая теперь и меня глазами, он отодвинул от столика стул так, чтобы на него можно было сесть, не делая при этом лишних телодвижений. Я изобразила гримасу, которую при наличии некоторого желания и фантазии вполне можно было принять за благодарственную улыбку, и выдавила:
— Спасибо.
Павел Максимович расцвел от счастья.
Оба мы прекрасно понимали, что, попробуй я заявиться в «Каменный цветок» в этом же «прикиде», который был на мне сейчас, но без Горшенина, меня бы скорее всего и на порог не пустили, привычно сославшись на отсутствие свободных мест или что-нибудь в том же роде. Но сейчас каждый из нас усердно продолжал играть свою роль, не имея никакой возможности отступить от нее ни на шаг. Павел Максимович ни единым намеком не позволил себе выразить своего истинного отношения к столь колоритной посетительнице. Я даже прониклась к нему определенным сочувствием, ведь мне приходилось гораздо легче, — в конце концов, какой именно будет моя роль, в значительной степени зависело от меня самой.
Павел Максимович умчался, но вскоре вернулся, чтобы, сияя от восторга, сообщить, что кабинет ожидает нас. Горшенин поднялся, галантно предложил мне руку. Вернувшиеся было к своим блюдам посетители снова уставились на меня с таким выражением лиц, будто я перепутала туалеты и по ошибке на глазах у всей публики вместо женского забрела в мужской.
— И что все это должно означать? — поинтересовалась я у Горшенина, когда на некоторое время мы остались одни. — Неужели вы собирались таким образом произвести на меня впечатление?
— Собирался, — рассмеялся Игорь Викторович. — Только не с помощью этих надутых кретинов. Сам их терпеть не могу. Но дело в том, что здесь прекрасно кормят, сейчас сами в этом убедитесь. Павел Максимович мне кое-чем обязан, а я не могу отказать себе в удовольствии иногда заглянуть сюда. Люблю, знаете ли, вкусно поесть.
— Полагаю, что гурманство развилось у вас скорее всего после армейского сухпайка, — рассеянно высказалась я, занятая размышлениями, какого черта Горшенин притащил меня именно в это «замечательное кафе».
— Между прочим, вы недалеки от истины, — усмехнулся Игорь Викторович. — А кроме того, здесь при желании можно спокойно поговорить о чем угодно, не опасаясь, что кто-то перебьет или помешает.
Или подслушает, мысленно добавила я. Желаете побеседовать со мной, Игорь Викторович, на серьезные темы или просто закидываете наживку?
— А вы, Ниночка, гораздо умнее, чем может показаться на первый взгляд, — неожиданно заметил Горшенин. — Вы уж извините за прямоту.
— Ничего, — успокоила я. — Мы же с вами люди откровенные. И потом, я вас уже предупреждала, что умна ничуть не меньше, чем привлекательна.
Кормили в «Каменном цветке» действительно отменно. Горшенин, выполняя свое обещание, почти весь обед рассказывал о себе: о том, что был три раза женат и с каждым разом все неудачнее, о войне, о том, как получил ранение и почему уволился вскоре после этого.
