— Я же говорила тебе, мама! Я же тебе говорила, что все этим кончится!
Глядя на ее лицо, побледневшее и напряженное, со сжатыми губами, я подумала: «Ну и что ты будешь делать с этим приступом детской истерики?»
Хотя она вела себя очень мужественно, то есть пыталась изо всех сил сдерживаться, получалось у нее это с трудом.
— Катя, я здесь для того, чтобы помочь Диме, — постаралась я придать своему голосу как можно больше убедительности. Она кивнула, как послушный ребенок. Да, тетенька, я вам верю! Да, вы здесь исключительно для того, чтобы помочь мне вырвать моего друга из рук дурных дяденек!
Я продолжала:
— Только для того, чтобы я помогла Диме, ты должна быть откровенной. Согласна ли ты честно и открыто, ничего не скрывая, рассказать мне о Диме?
— Спрашивайте, что вас интересует, — проговорила она тихо, на минуту подняв глаза, ослепившие меня своим сиянием, и снова уставив их в пол.
— Во-первых, меня интересует, что произошло в Троице-Сергиевой лавре? Он тебе не рассказывал?
— Рассказывал, — вздохнула она. — Ему там почему-то не понравилось. Мне кажется, это оттого, что на него не обратили особого внимания… Знаете, сколько там народу приезжает за советом к старцу Науму? А Дима обиделся. Он не мог простить, что не заметили его состояния. Его беды…
Она посмотрела на свою загипсованную руку.
Все-таки что у нее с рукой?
— Что у тебя с рукой? — спросила я.
Она вздрогнула.
— Можно, об этом мы не будем? — тихо попросила она.
Ольга фыркнула.
— Мама, — тихо прошептала девочка.
— Нет уж. Тебе же сказали, обо всем откровенно…
— Ну почему? Если это не относится к делу… — проговорила я. Жестокость Ольги меня удивила.
— Как это — не относится? — возмущенно воскликнула она. — Еще как относится! Это Дима нам руку и сломал. Димочка наш, славный мальчик… А Катенька об этом говорить не хочет!
Она встала с кресла и принялась расхаживать по комнате.
— То есть как — Дима? Он же твой друг? — удивилась я. Честно говоря, мне все это показалось странным.
— Да, — кивнула Катя.
— Но почему?
— А потому что Екатерина не хотела поверить его бредням о «Светлом Месте», — сообщила Ольга. — Он же и ее хотел с собой увезти. Иначе, видите ли, мы пожениться не сможем. Без благословения старца Бориса — никуда. Даже в туалет нельзя… Тьфу. Пакость…
Она закурила, что-то бормоча про себя. Руки у нее дрожали.
— Моя бы воля, Таня, да еще, знай я хо-тя бы место, где этот уголовник в рясе прячется, я своими руками эту пакость задуши-ла бы!
— Мама! — закричала Катя. — Ну что ты говоришь? Ведь грешно так!
— А на детях глупых наживаться — это не грешно? — сдвинула брови Ольга. — А рука твоя сломанная — не грех?
— Это их беда, — тихо, но твердо ответила девочка.
Так, милые мои. Мне надо узнать как можно больше об этом вашем Диме, о старце Борисе и о «Светлом Месте». Вообще — что это за галиматья такая в воздухе носится?
Я постаралась вернуть мать и дочь в спокойное состояние. Мне это удалось — мои собеседницы задумались. Первой начала Катя:
— Он съездил в храм Успения на службу. И там что-то с ним случилось. Он странный стал. Перестал ходить на службы вообще, а вечерами пропадал в компании… странных таких ребят. Со стрижками в кружок. Где он их нашел — не знаю. Только он все мрачнее и мрачнее становился. Однажды сказал, что весь наш город уйдет под землю, будто бы это Иоанн Кронштадтский сказал. А он ничего такого не говорил, я его книгу всю прочла. Дима же был уверен, что все погибнут, только один человек, осиянный Светом Невечерней Благодати, останется. И старец этот вроде бы живет в «Светлом Месте».
Так. Кто же этого старца в осиянные определил? Или сам себя выдвинул? Впрочем, сейчас шизофреников с манией величия — пруд пруди. Но вот только зарабатывать на собственной шизофрении не все решаются. Старец решился. И попал в райские кущи при жизни.
— Сначала он меня в расчет не брал. Называл «чернорясницей» и говорил, что я во власти предрассудков. Но потом что-то изменилось. Он стал говорить, что я заинтересовала его братьев, и они рассказали обо мне старцу. И он захотел меня видеть. Я отказалась.
— Ха! Ты отказалась! Если бы я не вмешалась, они бы ее силой увезли, — мрачно сообщила Ольга. — Я дверь открываю, а моя Катька лежит на кровати, с задравшейся юбкой, один амбал на ней сверху сидит, а Димочка руки ей за спину заламывает! Я их огрела пару раз, благо что у меня «черный пояс». Так они, гаденыши, все-таки золотую статуэтку Заратустры сперли! Если у них там этот старец, на какой им хрен Заратустра-то понадобился? Ох, Таня, я в такой ярости была, мне тогда ничего не стоило их убить. И то, легче стало бы всем… Ведь они ею когда заинтересовались-то? Когда узнали, что у нее отец — известный археолог! А мать — из заграниц не вылазит. Я сегодня в Норфолке, завтра в Бостоне. У меня, Таня, работа такая — специалист по Джеймсу Джойсу. Кстати, в мире — я вторая величина. Эта шантрапа думала сперва: эта интеллигенция гроша ломаного не стоит. И вдруг узнали, сволочи, что у интеллигенции тоже есть чем поживиться! Тебе Леня не рассказал, сколько у него милый Дима денег и драгоценностей увел? Это же банда, Таня! А старец этот их — просто вор. Его бы сдать в милицию — и дело с концом. Но этот мерзавец прекрасно знает, что многие хотели бы видеть его за решеткой, вот он и укрылся в «черном месте». А эти, которых он ободрал, куда потом подевались, не знаю… Может, он их всех убивает?
Мы с Катькой вздрогнули. Ольга, заметив наш испуг, смягчилась. Наверное, поняла, что с нас сказанного довольно.
— Ну не убивает. Работать на себя заставляет. Такое же было не раз! — пробормотала она.
— Мама, ты уж совсем из них монстров делаешь! — укоризненно покачала головой Катя. — Они просто заблудшие…
— Заблудшие? — вновь возмутилась Ольга. — Нет, Катя, тебе отец Николай слишком много света в душу залил. Ты тьму просто видеть отказываешься! Сейчас, Таня, я тебе покажу, какие нам записочки эти «заблудшие» посылают!
Она встала и прошла к секретеру. Открыв его, достала стопку бумажек, исписанных крупными буквами — округлыми, какими пишут дети или полуграмотные люди.
— Вот, почитай, — вывалила она мне на колени целый ворох.
Я развернула первую попавшуюся бумажку.
«Вавелонская Блядница, сдохнешь на костре!» (орфографию сохраняю). То ли человек нарочно так писал, то ли и правда у него с грамотой совсем плохо.
Следующая записка обещала обеим мучительную смерть, если они не прекратят вместе со своим «козлоногим» отцом Игорем лезть в их дела.
— А почему вы удостоились такого внимания? — поинтересовалась я, отодвигая в сторону прочие записки.
— Потому что Катька с друзьями начала вести просветительскую работу, — хмыкнула Ольга. — А «отец» Игорь — это из семинарии. Он пока еще и не отец вовсе, а студент. Последнего курса. Он как раз сектантами занимается. Декодирует их.
— И что, они пытались выполнить свои угрозы?
— Да. Конечно, пытались. Ящики почтовые поджигали. И сейчас я Катерину из дома одну не выпускаю. Только вместе.
Я посмотрела на ее полное решимости лицо и остановила себя в тот момент, когда усомнилась в том, что ее защита может быть радикальной. Может, да еще как… Эта Ольга, судя по ее сжатым губам и решительному взгляду, запросто в состоянии разметать всю компанию так, что и костей бы не осталось.
Да, и компания у Эдика! Воспоминание об Эдике заставило меня вспомнить и о Ритке. Я посмотрела на часы. Что-то с моей Риткой?
— Можно, я воспользуюсь вашим телефоном? — спросила я.
— Конечно, — показала Ольга на изящный аппарат, стилизованный под вещь начала века.
Я подняла трубку. Набрала номер Рит-ки. Длинные гудки. Потом набрала свой номер.
— Извините, но Татьяны нет дома. Я отсутствую, но душой я с вами. Если вы не хотите сказать мне какую-нибудь гадость, оставьте сообщение после третьего гудка.
Как мило, Таня. Дождавшись третьего гудка, я сказала:
— Таня, перестанешь ли ты когда-нибудь быть легкомысленной?
И повесила трубку, прикусив нижнюю губу. Где же ты, Ритка? Что с тобой? Жива ли ты?
* * *
Когда я вышла от Кати и Ольги, уже стемнело. И нахмурилось, дождь только-только набирал силу, но уже обещал превратиться в ливень.
Спрятавшись в машину, я не сразу тронулась с места. Некоторое время я сидела, наблюдая, как капли одна за другой бегут по стеклу. Да уж, не хотелось мне идти на тесный контакт с этим идиотским старцем! Но выхода у меня не было…
— Однако ты знаешь все законы конспирации, «светлый» наш… Не иначе как был в…
Нет. Эта мысль слишком фантастична! Таня, ты уже наворачиваешь… Будь проще…
«И люди к тебе потянутся», — заключила я свою мысль, трогаясь с места.
