Стоя перед списком с иконы «Неупиваемая чаша», Мыльников вдруг понял, что если не сейчас, то никогда. Вообще-то в периоды ремиссии он осознавал, что превратился в алкоголика и «надо бы завязать», но чуть ли не подсознательно считал, что все это чепуха, и если захочет, то «завяжет» легко. И действительно, некоторое время не пил, но потом срывался, и все начиналось заново: запой, лечение, покаяние... Здесь же, перед изображением сурового старца, вслушиваясь в размеренную речь батюшки о грехах и страстях человеческих, Алик вдруг осознал, насколько никчемна была его жизнь, сколько горя он причинил и матери, и первой жене, а сейчас причиняет Натке, единственной женщине, ради которой стоит жить. А потом были дни, наполненные тяжелым физическим трудом (Алик работал на восстановлении храма). Были размышления о смысле жизни вообще и его собственной жизни конкретно – дом не построил, сына не вырастил, деревья в школьном возрасте сажал, но где они, те деревья? Были редкие беседы с отцом Никодимом, который не читал нравоучений, не контролировал строго поведение жителей общины – лишь в самой первой беседе он говорил о том, что каждый человек делает выбор самостоятельно, с божьей помощью он способен противостоять искушениям, важно лишь захотеть.
В процессе общения с товарищами по несчастью, у каждого из которых была своя судьба, своя трагедия, свой путь к трезвой жизни, Алик постепенно понимал, насколько глубоко затянул его порок. Перов особенно запомнил его рассказ о том, как однажды рано утром Мыльников вышел на крыльцо общинного дома и увидел рассвет. Солнце еще скрывалось за горизонтом, но первые его лучи уже осветили восток, окрасили облака в нежный розовый цвет. На западе же царила ночь, и над вершинами сосен расположенного неподалеку бора ярко светила звезда. Наверное, Венера, предположил Мыльников. И подумал о Натке, ощутил, насколько соскучился по дорогой для него женщине. Он прожил здесь без нее уже три месяца. И так захотелось быть рядом с ней, его путеводной звездой, что-то делать ради нее. В тот же день он вернулся в Тарасов. Отец Никодим, провожая Мыльникова, дал ему с собой большой пакет с травами. А молитву святому мученику Вонифацию он уже выучил сам.
Вернувшись в город, не стал каяться перед Натальей, и обещаний, как это было каждый раз, когда возвращался с лечения, тоже давать никаких не стал. Просто сказал: «Помоги». Идея агентства «Надежность» зрела давно, они вместе взялись за ее реализацию. Алик с головой ушел в дела. Тогда они с Перовым и познакомились – с тех пор вместе.
* * *
В принципе ничего нового Перов мне не рассказал, только еще раз подтвердил взаимную привязанность Алика и Натки. И при такой любви удариться в интрижку? Лично я особенно пламенных чувств к представителям противоположного пола никогда не испытывала, и верность для меня была понятием абстрактным. Хотя я и знала несколько пар, действительно верных своим половинкам, в моей практике было гораздо больше обратных примеров, но как-то подсознательно мне не хотелось, чтобы у Алика была «любовь на стороне». И кроме того, что-то меня все-таки беспокоило. Что-то, связанное с откинутыми капотами автомобилей.
Вспомнив, каким приличным кофе угощали меня у Перова, я решила отплатить ему за гостеприимство и предложила чашечку. Гость отказываться не стал. Видно, ситуация ему тоже не нравилась, и он тоже не хотел принимать простейшее объяснение случившемуся.
– Адрес Соловьевой у нас есть? – спросила я Владимира Сергеевича.
– Молодежная, пятьдесят, – мгновенно ответил тот.
– А давайте ей еще раз позвоним, – предложила я. – Мы с Наткой уже пытались, но нам не ответили. Теперь вы попробуйте сказать, что-то случилось на работе, и вам срочно нужен Александр Геннадьевич. Только придумайте весомую причину. Сможете?
– В принципе и придумывать не нужно. В день отъезда Александра Геннадьевича в очередной раз звонил Карнаухов, требовал личной встречи с Мыльниковым, в противном случае грозился перейти к активным действиям.
– Ну-ка, ну-ка, поподробнее, пожалуйста, – насторожилась я.
Перов замялся.
Я объяснила, что понимаю: вторгаюсь во внутренние дела фирмы, но информация, которую я получаю от клиента, нужна только для дела и никуда дальше меня не пойдет.
– Не так давно мы установили в офисе господина Карнаухова аппаратуру видеонаблюдения, – начал рассказывать Перов, видимо, все-таки решившись. – В том числе и в его кабинете. И работать она начала раньше, чем мы подписали акт приемосдачи – так принято по техническому регламенту. Когда сдавали, объяснили ему, что нужно делать, чтобы включить или отключить камеры слежения. На следующий день до него дошло, что аппаратура работала, когда у него была какая-то встреча, и он начал наезжать на Александра Геннадьевича с требованием отдать записи. Тот ему объяснил, что это был технический момент, запись не сохранилась. Но Карнаухов ему не поверил, вроде бы его шантажировали этой записью, и он посчитал, что все исходит от нас. Мы провели служебную проверку, выяснили, что действительно в обозначенное время аппаратура работала, но запись не сохранилась, так как при сдаче объекта все записанное ранее было стерто, ведь официально работы еще не были сданы. Еще раз объяснили это Карнаухову, но тот не хочет нас слушать, кричит о недобросовестности, обещает испортить нам репутацию среди клиентов и жестоко отомстить.
– Так, может быть, именно с этим и связано исчезновение Мыльникова, и никакой посторонней любовью не пахнет? Господин Карнаухов человек серьезный, замечен в связях с одиозными личностями, от него можно всего ожидать, – высказала я новую версию.
– А как же звонки Соловьевой? – недоуменно спросил Перов.
– Знаете, какие бывают совпадения! Нарочно не придумаешь. И все-таки давайте для начала позвоним Соловьевой – отработаем эту линию, вдруг что-то прояснится. Вот вам номер, звоните со своего сотового.
Владимир Сергеевич послушно стал нажимать кнопочки. Однако и ему ответил только ласковый голос автомата, просивший позвонить позднее.
– А давайте я туда съезжу! – предложил зам.
– В принципе можно было бы, но у нас там есть свои люди, – решила я. – А пошлем-ка мы по этому адресу Логоновых. У вас есть их телефоны?
– Да, конечно, когда Алик туда едет, он оставляет мне их – мало ли что может случиться.
Дозвонившись до Павла Логонова, мы рассказали ему о своем расследовании и дали адрес предполагаемого пребывания Мыльникова.
Павел был озадачен, но тут инициативу перехватила Юлька (видно, Логонов тоже пользовался громкой связью):
– Я ее знаю, хищница еще та! Сейчас же поедем и все выясним.
Мы попросили держать нас в курсе. Я заварила еще кофе и стала рассуждать дальше:
– Когда звонил Карнаухов?
– Вчера, часов в двенадцать. Но с Александром Геннадьевичем его не соединили – тот уже собирался в Воленск и доделывал самое необходимое. Разговаривать с Карнауховым пришлось мне. Я ему повторил то же самое, что до меня говорил Мыльников: аппаратура работала, но запись не сохранилась. Шуму было! – Владимир Сергеевич покачал головой.
– Пожалуйста, повторите, что сказал Карнаухов, – попросила я. – В идеале мне хотелось бы услышать ваш разговор дословно.
Но подробностей Перов никаких не смог припомнить. Просто Карнаухов кричал, что вместо того чтобы охранять, фирма способствует шантажу, что он всех в порошок сотрет, а из Мыльникова мыло сварит.
На мой вопрос, мог ли Карнаухов узнать, что Александр Геннадьевич поехал в Воленск, Перов ответил, что он сам тому об этом сказал, когда скандалист требовал Мыльникова к телефону.
Значит, если допустить, что звонок Соловьевой – случайное совпадение, а исчезновение Алика – дело рук рассерженного клиента, то значит, что за четыре-пять часов Карнаухов, а точнее, его сообщники должны были выяснить, куда именно в Воленске поехал Мыльников, разработать план похищения и претворить его в жизнь. Карнаухов, конечно, мужик крутенький, но не настолько, чтобы связываться с мокрым делом. А если Алика захватили и пытками добиваются, чтобы им вернули запись одиозной встречи? Но что такого должно было быть записано, чтобы пойти на такой риск, как похищение человека?
По-видимому, мне нужно встретиться с господином Карнауховым.
Что там о нем у меня в компьютерной базе? В Воленске это фигура одиозная, из тех, кто в 90-х годах ходил в малиновом пиджаке, а потом плавно перетек в бизнес. В связях замечен самых разнообразных и не скрывает их. Был дальним родственником бывшего мэра и умело воспользовался этим, отхватив лакомый кусочек земли в центре города. Сейчас, правда, законность этой сделки под вопросом, но денежки с нее он стрижет до сих пор. Официальное занятие – сдача помещений в аренду, оптовые склады. Встречалась ли я с ним лично? По ходу одного из дел его фигура всплывала, но прошла где-то по полям страницы. Причем оставила о себе ощущение несущейся со всей скоростью мощной фуры. Как же на него выйти? В прошлый раз, помнится, мой заказчик, рассказывая о Карнаухове, поведал о том, что вечера он проводит в ресторане. Там у него, конечно, свой кабинет, и так просто к нему не подобраться. А если подойти к метрдотелю и прямо сказать, что нужен Карнаухов? Пошлет, пожалуй, мало ли кому из девиц нужен богатенький Буратино, примут еще за одну из них. Кто-то должен ему позвонить с просьбой о встрече со мной. А почему не Перов? Если Карнаухов хотел встретиться с Мыльниковым, пусть его зам составит протекцию мне.
