Александр Каневский - Проклятия по контракту

— Вы очень точно сформулировали.

— А вы не пробовали примирить ненавидящих?

— Собственно, этим и занимаюсь, но, увы… Не всегда удаётся: ко мне приходят непримиримые.

— И их проклятия сбываются?

— К сожалению. Но я их амортизирую: я не разрешаю требовать гибели человека — проклинай, но не до смерти, это главное правило моей деятельности. Со смертельными проклятиями я не принимаю — требую, если так можно выразиться, их смягчить. Поверьте, я спас от смерти десятки, а может, и сотни потенциальных жертв.

— Сделав их инвалидами?

— Вы что, и вправду, верите, что я колдун?

— А вы сами верите в это?

— Конечно, нет. Просто у меня с детства проявились телепатические способности, внушение на расстоянии… Как-то в школе я не выучил математику и стал просить Бога, чтобы учительница не пришла — и она подвернула ногу и не явилась… В пятнадцать я впервые влюбился, но у меня был сильный соперник. Я стал желать, чтобы они перестали встречаться — и его отца, лейтенанта, срочно перевели в другой город… Я ещё неоднократно проверял свои способности — получалось.

— И вы стали профессиональным экстрасенсом?

— Ненадолго!.. Их слишком много — я не люблю расталкивать толпу, поэтому сузил свою специализацию.

— Стали специалистом по проклятиям?

— Что-то вроде, хотя, на этот раз, сформулировано примитивно.

— Тогда объясните, почему проклятия, произнесённые в вашем присутствии, сбываются?

— Они бы сбылись и без меня. Повторяю: я верю в силу отрицательной энергии. Но без меня эти проклятия могли сеять смерть. А я отфильтровываю трупы, понимаете?..

— А почему к вам такая очередь?

— Потому что люди верят, что в моём присутствии их проклятия свершатся. Слухи вырастили мне репутацию мага и чародея. И я её поддерживаю, создаю специальную обстановку: темнота, музыка, подсвеченные маски, плюс мои ритуальные телодвижения… — Значит, вы — соучастник преступлений?

— И вы это сможете мне инкриминировать? — Он расплылся в улыбке. — Официально обвините меня в том, что я помогаю проклятиям сбываться?.. Вас ваши коллеги засмеют, ведь верно?.. Тогда что? Обман и мошенничество? Неправда. Моя деятельность — психологическая помощь. Я — дипломированный психолог. Открыл фирму, она зарегистрирована, называется: «Амортпрок» — амортизация проклятий… Есть бухгалтер, плачу налоги.

— Может, у вас и устав имеется?

— Конечно! — Он вынул из ящика письменного стола папку и протянул Борису. — Прошу!

Борис раскрыл её и прочитал вслух первые строчки:

— «Главная задача фирмы помогать людям снимать нервное напряжение, разряжать злобу и ненависть»… Благороднейшая задача! — возвратил папку хозяину кабинета. Тот спрятал её обратно в ящик письменного стола. — И, конечно, ваша деятельность бескорыстна?

— Ваш сарказм некорректен: слава Богу, мы живём уже в эпоху капитализма, и любой труд должен быть достойно оплачен.

— Значит, на кусок хлеба вам хватает?

Как бы не заметив иронию, Мерлин подыграл Борису:

— Даже с маслом. — И добавил. — На ненависти не экономят.

Он обаятельно улыбнулся, сделал жест, мол, такова жизнь. Затем, взглянул на часы и спросил:

— Надеюсь, я ответил на все ваши вопросы?

— Остался ещё один: если вы — официальная фирма, вы, ведь, обязаны регистрировать своих клиентов?

— Конечно. В этом же ящике стола лежит специальный журнал, куда я записываю имя, фамилию, возраст, адрес, данные паспорта, содержание проклятия, кому оно адресовано… — В ответ на удивлённый взгляд Бориса, пояснил. — Чтобы потом не возникало неожиданных осложнений и обвинений… Конечно, я гарантирую своим клиентам неразглашение этой информации.

— Вы можете ознакомить меня с этим журналом?

— При всём моём уважении, говорю: нет. Не обижайтесь: любой психолог или психиатр тоже вам бы отказал… Конечно, если будет специальное решение соответствующих органов или постановление суда, это вынудит меня подчиниться, а пока — не могу, уж не обессудьте… — Опять посмотрел на часы. — Извините, я должен успеть к семи: ко мне каждую субботу приезжают друзья, привозят дам и остаются до воскресенья. — Снова обаятельно улыбнулся и пояснил. — Пока я в разводе, пользуюсь свободой… Мой дом в десяти километрах за кольцевой, а при наших пробках… Он встал, не договорив. Поднялся и Борис.

— Спасибо, что уделили мне время. Если возникнут вопросы, я вам позвоню.

— Всегда рад помочь.

Они вышли в прихожую.

— Разрешите воспользоваться вашим туалетом.

— Пожалуйста! — Мерлин провёл Бориса по коридорчику до оббитой красным дерматином двери и гостеприимно распахнул её — включился свет, вентилятор и музыка. — Прошу!.. Полная звуконепроницаемость.

Мыло, дезодоранты и духи — на подоконнике. Унитаз из Японии, с подогревом…

— Имея такой туалет, вы можете принимать даже королеву.

— Королеву не приходилось, а вот одна графиня его посетила.

— Графиня? Что она делала у вас?

— То же, что и остальные: проклинала графа… На столике — дивиди, если не любите современную музыку, можете переключить на классику: Бах, Бетховен, Вивальди… Вот здесь.

Он нажал на кнопку и в туалете зазвучали голоса Никитиных:

С Тиной они встретились в кафе. Она сообщила, что Кононова взяли на операцию, это надолго: врачи постараются сохранить ему ноги, хотя у них большие сомнения. Его жена по-прежнему там, в полусонном состоянии: ей периодически дают успокоительное. Что касается Бурляева, то по настоянию Маруси, его перевезли в Институт Склифосовского, но он всё ещё в коме.

— Благодарю за хорошую службу! — торжественно произнёс Борис.

— Служу России и моему любимому мужу! — так же торжественно ответила Тина.

— Получите заслуженную награду! — Борис перегнулся через столик и поцеловал её. — А теперь слушай. — Он подробно описал ей свою встречу с Мерлиным и подвёл итог: — Тип хитрый и скользкий, но в нём чувствуется какая-то сила… Я их не очень знаю, этих магов, экстрасенсов, целителей, но надо бы… — Он прервал фразу. — Стоп! Есть идея! Мы сейчас поедем к одному замечательному человеку, который нам сможет многое объяснить!..

— Кто это?

— Друг нашей семьи, Август Генрихович Шляпке, из обрусевших немцев, профессор психологии, членкор многих академий мира. Преподавал в разных Университетах… Сейчас уже очень старенький, в основном, сидит дома, пишет статьи, иногда читает лекции, консультирует. Как я о нём сразу не подумал!.. Он спас от гонений многих экстрасенсов, шаманов, гипнотизёров — ведь советская власть их не признавала, — продолжал рассказывать Борис. — Взял под свою опеку, якобы, чтоб изучать их возможности, но, в основном, он просто давал им крышу, прикрывал своим именем и авторитетом… Потом, когда сменилось время, их признали, позволили работать, многие из них стали знаменитыми. Но они не забывают его и до сих пор с ним в контакте.

Через пять минут они уже сидели в машине. Борис позвонил Шляпке, попросил о встрече и нажал на газ — старый «Форд» рванулся вперёд и так лихо помчался по шоссе, как будто впереди его ждала молодая «Тойота».

Профессор жил на Чистых прудах, в старом доме, в большой трёхкомнатной квартире с длинными коридорами и высоченными потолками. Он сам открыл им входную дверь и провёл в свой просторный кабинет, который напоминал музей стариной мебели: письменный стол из красного дерева, книжные шкафы, с резными узорами, кожаные кресла со львами-подлокотниками, бюро, инкрустированное перламутром, бронзовая люстра величиной с вертолёт, напольные часы с боем, секретеры с узорами из бисера… А на стенах, в резных старинных рамках, как иконы, были развешены фотографии одной и той же женщины, в различных ракурсах и одеяниях… Борис с широко раскрытыми от удивления глазами переводил взгляд с одной фотографии на другую: это была его покойная мама, Людмила Михайловна Пахомова, артистка Театра Оперетты, в разных ролях из разных спектаклей… Он перевёл вопрошающий взгляд на хозяина кабинета и тот спокойно ответил на его немой вопрос:

— Да, я любил вашу маму. Ходил на все её спектакли, собирал её фотографии во всех ролях, и прятал их, чтоб она не догадалась. Развесил всё только после её смерти.

Для Бориса это признание явилось неожиданностью:

— Вы любили маму?!

— Да. Много лет.

— И не признавались?

— Упаси Господь! Она красавица, талантлива, популярна! У неё было столько шикарных поклонников, а я… — Но она к вам очень хорошо относилась!

— Я знаю. — Он тепло улыбнулся своим воспоминаниям. — Она всегда встречала меня песенкой: «Скоро осень, за окнами Август»… Когда я её чем-то радовал, она называла меня Апрель, а когда была недовольна — Январь.