на кухню, другой – во двор, и он остался один на один с молчаливой Бриджит, бесконечно переставляющей на ковре свои сокровища. Грант церемонно взял у Пэта из рук аккуратно сложенную газету и, когда Пэт ушел, развернул ее, сдерживая нетерпение. Это шотландское издание, и, помимо очерков на литературные, социальные и этические темы, газета была напичкана сугубо местными новостями, однако, похоже, там не было ничего о вчерашнем случае на железной дороге. Грант просматривал ее снова и снова, продираясь сквозь джунгли мелочей, как терьер сквозь заросли, и в конце концов нашел то, что искал: крошечную заметку в самом низу колонки, среди сообщений о велосипедных авариях и столетних юбилярах. «Человек умирает в поезде» – гласил малозаметный заголовок. А под заголовком шел краткий текст:
Вчера утром, когда «Летучий Шотландец» пришел на станцию назначения, оказалось, что один из пассажиров, молодой француз Шарль Мартин, ночью умер. Установлено, что смерть наступила вследствие естественных причин, но, поскольку это произошло в Англии, тело будет отправлено обратно для расследования.
– Француз! – произнес вслух Грант, и Бриджит подняла глаза от игрушек и посмотрела на него.
Француз? Да нет же! Нет?
Лицо – да. Возможно. Но не почерк. Такой типичный почерк ученика английской школы.
А может быть, газета вовсе не принадлежала Б-Семь?
Может быть, он ее просто поднял? В ресторане, где он обедал, перед тем как сесть в поезд? На стульях в ресторанах вокзалов всегда валяется масса газет, брошенных посетителями. А может, подобрал в доме, в гостинице, или где он там жил. Он с успехом мог наткнуться на эту газету тысячью способов. Конечно, может быть, это француз, получивший образование в Англии, вот почему округлые неаккуратные буквы заменили наклонную паутинно-тонкую скоропись его родного языка. Ничего не совместимого с тем, что Б-Семь – автор нацарапанных карандашом строк, в этом нет.
И все же странно.
А в случаях внезапной смерти, даже если она наступила вследствие естественных причин, все странное приобретает важное значение. Когда Грант впервые столкнулся с Б-Семь, он был так далек от своего профессионального «я», так отторгнут от всего мира в целом, что отнесся к происшедшему, как это сделал бы любой человек, который еще не совсем проснулся. Б-Семь был для него просто мертвым, лежавшим в пропахшем виски купе молодым человеком, которого изо всех сил тряс раздраженный проводник. Теперь же он стал чем-то совершенно иным – он стал Объектом Расследования. Профессиональное дело; дело, связанное с законами и правилами; дело, к которому надо подходить осмотрительно, с соблюдением соответствующих установок, законов. И Грант впервые осознал, что то, что он забрал эту газету, можно рассматривать в некотором роде как нарушение порядка, если подойти к этому с крайней степенью ортодоксальности. Он забрал газету совершенно неумышленно, машинально, это был абсолютно необдуманный поступок. Однако, если кто-нибудь стал бы анализировать его действия, это выглядело бы как изъятие вещественного доказательства.
Пока Грант размышлял над всем этим, из кухни вернулась Лора и сказала:
– Алан, мне бы хотелось, чтобы ты помог мне.
Она взяла свою корзинку с рукоделием и поставила на стул рядом с Грантом.
– Все, что смогу.
– Пэт встает на дыбы и отказывается сделать то, что он должен сделать, а я хочу, чтобы ты уговорил его. Ты – его герой, и он послушается тебя.
– Это не о вручении букета, случайно?
– Откуда ты знаешь? Он уже говорил тебе?
– Он упомянул об этом сегодня утром на озере.
– Ты не принял его сторону, а?
– За твоей спиной?! Нет, я выразил мнение, что это большая честь.
– Это его убедило?
– Нет. Он считает, что все это липа.
– Так оно и есть. Холл неофициально используется уже несколько недель. Однако люди из долины потратили кучу денег и энергии, чтобы торжество состоялось, и будет только справедливо, если зал откроется с помпой.
– И обязательно Пэт должен вручать букет?
– Да. Если не он, то это будет Уилли Мак-Фадьян.
– Лора, ты меня потрясаешь.
– Если бы ты видел Мак-Фадьянового Уилли, ты бы так не говорил. Он похож на лягушку, у которой слоновая болезнь. И носки у него вечно спущены. Вообще-то, дело для девочки, но во всей долине нет ребенка женского пола соответствующего возраста. Так что остается выбирать между Пэтом и Уилли Мак-Фадьяном. Не говоря уже о том, что Пэт выглядит гораздо симпатичнее, будет только справедливо, если это сделает ребенок из Клюна. И не спрашивай почему и не говори, что я тебя потрясаю. Просто постарайся уговорить Пэта.
– Попробую, – сказал Грант, улыбаясь. – А кто эта виконтесса?
– Леди Кенталлен.
– Мать?
– Вдова, ты хочешь сказать. Есть только одна леди Кенталлен. Ее сын слишком юн, чтобы жениться.
– Как вы добрались до нее?
– Мы учились вместе в школе. У Святой Луизы.
– О-о, шантаж. Тирания ста-арого давнего знакомства.
– Никакая не тирания, – возразила Лора. – Она сказала, что рада будет приехать и участвовать в представлении. Она душка.
– Самый лучший способ уговорить Пэта – сделать ее привлекательной в его глазах.
– Она необыкновенно привлекательна.
– Я не это имел в виду. Я имею в виду, пусть она умеет делать что-нибудь, чем он восхищается.
– Она, кажется, эксперт по блеснам, – с сомнением сказала Лора, – но я не знаю, достаточно ли это впечатлит Пэта. Ведь он считает, что всякий, кто не умеет ловить рыбу, ненормальный.
– Мне кажется, ты можешь наделить ее кое-какой склонностью к революции.
– К революции! – воскликнула Лора, и ее глаза заблестели. – Слушай, это идея! Революционерка. Она даже и была слегка розовой. Чтобы «подразнить Майлса и Джорджиану», как она говорила. Это ее родители. Она никогда к этому серьезно не относилась, она была слишком хорошенькой, чтобы испытывать необходимость в чем-либо подобном. Но я, пожалуй, смогу что-нибудь построить на этой основе. Да, попробуем сделать из нее революционерку.
Как женщины умеют изворачиваться, подумал Грант, глядя, как мелькает иголка Лоры, штопающей шерстяной носок, и вернулся к размышлениям над собственной проблемой. Отправляясь спать, он продолжал обдумывать ее и, прежде чем улечься в кровать, решил, что утром напишет Брюсу. Главной целью письма будет доложить о прибытии в эти благословенные места и выразить надежду, что он поправится скорее, чем предположил доктор; а между прочим он воспользуется возможностью оправдаться перед самим собой, дав знать о существовании газеты тем, кому следует об этом знать.
Он спал глубоким, ничем не потревоженным сном, следствием свежего воздуха и незапятнанной совести, и проснулся в абсолютной тишине. Тихо было не только во дворе, сам дом как бы замер в молчании. И Грант вдруг вспомнил – сегодня воскресенье. Сегодня не будет почты из долины. Ему придется добираться до Скоона
