Ознакомительная версия.
Противоречивые мысли, цеплявшиеся одна за другую, вдруг вызвали в Нике острое желание поговорить с мамой. Мама — это тот человек, беседа с которым даже на отвлечённые темы, помогает успокоиться и найти гармонию с собой. К тому же, хоть Вероника уже и поздравила её с 8 марта в письме, не помешает улыбнуться маме ещё и с экрана.
Ника включила ноут и связалась со Славянославском по скайпу. Она взахлёб рассказала маме о сегодняшнем весёлом конкурсе «А ну-ка, девушки!». О том, как их команда вырвалась в лидеры благодаря забавным частушкам, а потом всё же уступила соперникам в конкурсе танцев.
— Жаль, что у вас не вышло, — усмехнулась мама. — Хотя кто-то рассказывал мне, что номер диско будет для команды основным козырём, потому что на репетициях получается замечательно.
— На репетициях получалось, а на самом соревновании Юля немного сбилась.
— Разволновалась?
— Скорее испугалась.
— Чего? — удивилась мама.
— Что акробатические трюки навредят будущему малышу, — спалилась Вероника.
— Юля ждёт ребёнка?! Ты не рассказывала.
— Да я сама недавно узнала.
Мама тут же завалила дочь расспросами. Ника не стала пока заострять внимание на сложных моментах, но зато с радостью поделилась безобидными.
— А завтра мы идём с Юлей на УЗИ, — закончила рассказ Вероника. — Может, уже и пол ребёнка будет видно. Мам, ты не знаешь на каком сроке это уже можно определить?
— Думаю, ещё рано, — улыбнувшись, покачала головой мама. — Хотя знаешь, когда я ждала вас с Алесей, врач УЗИ уже в 14 недель смог понять, что у меня будут девочки.
— В смысле — девочка? — уточнила Ника.
— Нет, почему. В 14 недель уже было видно, что у меня близняшки. Доктор, главное, говорит: мамочка, только без паники, у вас двойня. А какая может быть паника — наоборот, я была счастлива.
— И как только он на таком раннем сроке разглядел, что девочек именно две? Ведь легко ошибиться.
— Да нет. Это с полом можно ошибиться, а с количеством вряд ли, — улыбнулась мама. — Врач сделал снимок на память. Даже мне, не специалисту, было видно, что вас двое. До сих пор храню его.
— А папа? — растерянно спросила Вероника. — Он тогда был с тобой?
— Нет. Папа был на работе. Но вечером, когда я ему рассказала, тоже очень обрадовался. Мы с ним рассматривали ваше первое фото и смеялись. Пытались разглядеть, на кого вы будете похожи. Мечтали о том, какими вы вырастите. Папа сказал, двойня — это здорово. Это в два раза больше счастья. И его совершенно не пугало, что и забот тоже в два раза больше. Он не из тех, кто боится трудностей. В смысле… боялся… — осеклась мама. Глаза заволокла пелена внезапно навернувшихся слёз. — Так скучаю по ним…
— Я тоже, мам… — нежно произнесла Ника.
Они помолчали несколько минут и потом разъединились. Вероника знала, что маме был просто необходим этот безмолвный обмен понимающими взглядами. Раньше Ника тоже чувствовала в нём потребность. Но сегодня ей хотелось побыстрее закрыть скайп и остаться один на один со своими мыслями, попытаться проанализировать то, что услышала пару минут назад.
УЗИ-диагност видел на экране аппарата двойню. Как такое может быть? Отец ещё до рождения Вероники начал практиковаться с проекциями из условного будущего? Но для голограммы, насколько знала Ника, нужно достаточно разряженное пространство. Голограмма не может появиться внутри человека. Тогда получается, отец подкупил врача, чтобы тот солгал, и подсунул маме чужой снимок?
Нет, нет и нет. Что-то не то! Ника быстро нашла в архиве фотку, которую разглядывала вместе с Юлей и Никитой пару недель назад. На экране ноутбука появились две девочки в лёгких цветастых платьицах на фоне деревенского домика. Нетрудно догадаться: справа Вероника, слева Алеся. Даже Никита легко понял, кто где. Это и не удивительно, в детстве сёстры были похожи друг на друга, не больше, чем обычные близнецы.
— Обычные близнецы! — воскликнула вслух Ника.
Это потом, перед самой смертью Алеси, у них с сестрой стало одно лицо на двоих…
Догадка заставила сердце бешено колотиться. Обрывки воспоминаний в обратном хронологическом порядке проносились в голове с бешеной скоростью. Но одно внезапно вытеснило все другие. Больничная палата. Медсёстры, снующие туда-сюда с капельницами и шприцами. Врачи, с тревогой склонившиеся к аппарату, помогающему отцу дышать. И Ника, не замечающая ничего, кроме его смотрящих в никуда глаз. А потом ненадолго взгляд становится осмысленным. Отец что-то хочет сказать.
— Папочка, я здесь. Всё хорошо. Ты поправишься. Давай! Ты же сильный!
Нет, нет, не то. Он смотрел не потому, что искал поддержки. Он хотел донести до Ники информацию. Всего два слова: «Она жива!». Тогда Вероника не смогла прочесть это в его взгляде, зато смогла теперь.
Ника сидела потрясённая, словно в каком-то трансе. Она всматривалась в личико девчушки на фото слева — такое родное, такое знакомое… Господи, где она теперь? Жива ли она сейчас? Взгляд переместился на воротничок — брошка. Точно! Это подсказка! Она жива!
Вероника дотронулась рукой до оберега, который теперь всегда носила приколотым к какой-нибудь детали одежды. Божья коровка была горячей. Очень горячей — обжигала руку. Но Ника не стала одёргивать её. Перед глазами вдруг возникла картинка. Она видела себя со стороны.
В тёмном довольно просторном помещении по периметру горят свечи. Стоит зловещая тишина. Вероника лежит в центре на чём-то твёрдом и неудобном. Ей очень больно. Ужасно больно. Волны непереносимой жгучей боли безжалостно пожирают её, каждая следующая сильнее и кровожаднее предыдущей. Кажется, сейчас она потеряет сознание от болевого шока. Скорей бы! Но нет, долгожданного забытья не наступает. Напротив, картинка становится ещё ярче. Она в деталях видит, как огромное холодное лезвие кинжала зависает над самым её сердцем. Ещё секунда — и оно вопьётся в плоть.
Стало трудно дышать. Ника с ужасом одёрнула руку от оберега. Картинка исчезла, но жуткие чувства не прошли. Хотелось кричать, но из горла вырывался только отчаянный хрип. Мозг плавился от непонятных ощущений. Что это было за видение? Что оно означает? И вдруг Вероника поняла: она видела не себя — она видела её. И та, над чьей грудью сейчас завис кинжал, нуждается в экстренной помощи. Ника в мгновение выскочила из комнаты. Она поняла, куда ей надо срочно попасть — она узнала помещение.
Никита заскочил в комнату сестры взбудораженный и злой. Не мог прийти в себя после разговора с Ричардом на повышенных тонах. Юля его настроения не замечала. Она занималась в точности тем, на чём Никита её оставил: продолжала играться детской одёжкой со счастливой улыбкой на губах. Сколько он проговорил с Ричардом? Минут 15. И всё это время Юля любовалась комбинезончиком? Никита мысленно усмехнулся: забавные они — девчонки. Настроение резко поползло вверх. Он решил запомнить на будущее этот приём. Когда-нибудь, когда появится соответствующий повод, тоже подарит Веронике что-то подобное и будет наблюдать её милую реакцию. Ну, а сейчас необходимо ещё раз тщательно просканировать вещичку. Никита был уверен, что и в первый раз сделал это безупречно, но раз уж пообещал Ричарду, то продублирует свои действия.
— Эля, дай мне тоже глянуть.
Сестра с готовностью протянула комбинезончик:
— Прикольный, правда?
— Ага, — Никита погладил вещичку со всех сторон и вернул Юле.
— Сканировал, — догадалась сестра и с удивлением спросила. — Не доверяешь Ричарду?
— Как выяснилось, это не его подарок.
— А чей же тогда? — с недоумением спросила Юля.
— Не знаю, — пожал плечами Никита. — Может, Вероникин. Или ещё кого-то из девочек.
— Кроме Ники больше никто пока не знает о малыше. А она бы не стала оставлять пакет под дверью.
— Да, Ника вряд ли, — кивнул Никита.
— Разве что она нечаянно проболталась Леночке, а та такая сентиментальная. Или Наташе. А Натка такая преданная.
Никита снова кивнул. Юля продолжала строить гипотезы, но он перестал её слушать. Комбинезончик, просканированный вдоль и поперёк, точно не таил в себе никакой угрозы и перестал интересовать Никиту, как и ответ на вопрос, кто из девочек мог его подарить.
Мысли переключились на другое. Было что-то настораживающее в рассказе Ричарда о ритуалах Юлиных предков. Хотя ничего принципиально нового тот вроде бы не поведал. Но подсознание давно уже работало в направлении поиска зацепок и вот теперь подкинуло сознанию вопрос: так что всё-таки связывает Юлю и Веронику? Родство в каком-нибудь десятом колене, как Никита предполагал раньше? Возможно, предположение и верно, но что такое родство даёт? Зачем злоумышленникам именно Юля? Почему им меньше подходит какая-нибудь другая подруга Вероники: та же Леночка, или Наташа? Ведь для разного рода ритуалов, если и бывают нужны именно кровные родственники, то, как правило, близкие, как верно заметил Ричард. А если им нужен человек, который близок Веронике не в смысле кровной связи, а в смысле дружеской привязанности, то, пожалуй, Наташа была бы лучшей кандидатурой, ведь трепетно относится к Нике ещё с первого курса.
Ознакомительная версия.
