рокочущий вдох с мучительным подъемом на цыпочки. Священник закусил губу и отвернулся.
Берни заступил ему дорогу. Отец Эдуардо взглянул на него, моргая, его очки были припорошены тающими снежинками.
— Это вы называете cura [69] — когда христиане повторяют крестные страдания Христа?
Отец Эдуардо обогнул его и, опустив голову, медленно побрел прочь. Пока он с трудом пробивался сквозь кружащий снег, кто-то крикнул ему вслед:
– ¡Hijo de puta! [70]
Берни подскочил от внезапного хлопка по спине, обернулся и увидел Мигеля.
— Молодец, Бернардо! — сказал тот. — Думаю, ты пристыдил этого ублюдка.
Однако, глядя в спину удалявшегося священника, Берни и сам устыдился. Он никогда не посмел бы так оскорбить отца Хайме, и никто из них не посмел бы. Для нападков он выбрал слабейшего из двоих, которого легко было обидеть. И в чем тут доблесть?
После ужина Берни вышел из барака, сказав, что ему приперло, а ведро уже полное. Заключенным это дозволялось, пока не погасили огни. Августин заставил его переживать, нужно было выяснить, чего он хочет. Пабло лежал на соседних нарах, накрытый одеялами, которые отдали ему другие заключенные, чтобы согреть; плечи у бедняги жутко болели. Берни добавил к общей куче свое одеяло. Лицо у Пабло было белое.
— Он молодой и сильный, если повезет, выживет, — шепнул Мигель.
Очевидно, старик решил пренебречь указаниями Эстабло и больше не собирался третировать Берни, — вероятно, его примеру последуют и остальные.
Снег идти перестал. Берни обошел освещенный луной барак и вступил в его длинную тень. В темноте он увидел красный огонек сигареты и подошел к Августину. Охранник затоптал окурок.
— Чего тебе надо? — прямо спросил Берни. — Что ты все косишься на меня?
Августин посмотрел ему в глаза:
— У меня есть брат в Мадриде, он был охранником, помнишь его? Высокий и худой, как я, Луис?
— Он ушел несколько месяцев назад, — нахмурился Берни. — При чем тут он?
— Он поехал в Мадрид искать работу. В Севилье ее нет. Там познакомился с английским журналистом, который знает одну твою приятельницу. — Августин помолчал, глядя на Берни, потом сказал: — Они планируют твой побег.
— Что? — Берни уставился на него. — Какая еще приятельница?
— Англичанка. Сеньора Форсайт.
Берни покачал головой:
— Кто? Я не знаю никакой сеньоры Форсайт. Учился в школе с одним Форсайтом, но мы не ладили.
— Тише, сеньор, ради Бога! — вскинул руку Августин. — Эта женщина вышла замуж за человека из вашей школы. Вы были знакомы с ней в Мадриде во время войны. Тогда ее звали Барбара Клэр.
Берни разинул рот:
— Барбара до сих пор в Испании? Она жена Сэнди Форсайта?
— Sí. Он бизнесмен, ведет дела в Мадриде. Он ничего не знает, она ему не говорит. Она нам платит. Сеньор, мой контракт на исходе, я не хочу подписывать новый. Я ненавижу это место. Холод и глухомань.
— Боже! — Берни уставился на Августина. — Давно вы это планируете?
— Много недель. Это было непросто. Сеньор, я наблюдал за вами с момента возвращения. Вам нужно быть осторожным, вы нажили себе врагов. Зима — тяжелое время в лагере, все мерзнут и сидят взаперти, в голову лезет всякое.
Берни провел рукой по клочковатой бороде:
— Барбара… О боже, Барбара!
У него вдруг закружилась голова, он прислонился к стене барака.
— Барбара, — мягко повторил он, глаза его увлажнились. Потом он набрал в грудь воздуха и шагнул к Августину, тот слегка попятился. — Это правда? Это сущая правда?
— Да.
— Она вышла за Форсайта? — Он рассмеялся, не в силах в это поверить. — Он знает о побеге?
— Нет, только она.
— Как все будет? — спросил Берни, набрав в грудь побольше воздуха. — Какой план?
— Я вам расскажу. — Августин склонился к нему.
С самого начала декабря в Мадриде стоял жгучий холод. Шестого числа Гарри проснулся и обнаружил, что весь город укрыт толстым слоем снега. Странно было видеть его здесь. Он кое-как замаскировал отвратительные шрамы времен войны, однако по пути в посольство, глядя на красные лица исхудавших прохожих, Гарри размышлял, как перенесет испытание полуголодное население, если снежная пора затянется.
Снегу навалило столько, что трамваи встали. Гарри шел по непривычно тихим улицам, все обычные звуки казались приглушенными под серым, как сланец, небом, обещавшим новые осадки. Переходя проспект Кастельяна, он увидел застрявший посреди дороги газоген, который изрыгал клубы густого дыма, пока водитель отчаянно пытался привести машину в движение. Мимо медленно брел пожилой мужчина, он вел в поводу осла, груженного жестяными банками с оливковым маслом. Стоптанные дырявые ботинки старика промокли.
— Hace mal tiempo [71], — сказал ему Гарри.
— Sí, muy mal [72].
Гарри должен был встретиться с Хиллгартом в десять. Он не особенно радовался этой перспективе, а теперь еще и опаздывал. В течение двух недель с того обеда, который был прерван звонком Софии, Гарри продолжал слежку за Сэнди: дважды встречался с ним в кафе и еще раз обедал у него дома, но ничего больше не узнал. Сэнди не упоминал о золотом прииске, а когда Гарри спросил, как там идут дела, ответил: «Сложно» — и сменил тему. Он вообще выглядел озабоченным, ему с трудом удавалось его обычное напускное радушие. Во время последней встречи в кафе Сэнди интересовался состоянием дел в Англии: развит ли там черный рынок и сколько зарабатывают спекулянты. Гарри спросил, не подумывает ли он о возвращении домой, однако в ответ Сэнди лишь пожал плечами. Гарри хотел, чтобы все это закончилось, он устал лгать. Его не покидала мысль, что Гомеса, вероятно, убили.
Барбара тоже выглядела озабоченной и держалась с ним отстраненно, однако, провожая его до дверей после предыдущего визита, поинтересовалась, как дела у Софии. София говорила, что с удовольствием встретилась бы с Барбарой еще раз, и Гарри предложил как-нибудь сходить на ланч втроем. Барбара сперва как будто заколебалась, но потом кивнула.
Шпионы не обрадовались появлению Софии. Толхерст расспрашивал Гарри о ее звонке в посольство. Гарри предположил, что Толхерсту автоматически сообщают обо всех поступающих ему звонках.
— Ты должен был сообщить нам, что нашел себе испанскую красотку, — сказал он. — Как вы познакомились?
Гарри рассказал историю о спасении брата Софии от собак, утаив род занятий Энрике.
— Она может быть шпионкой, — предположил Толхерст. — Здесь излишняя осторожность с женщинами не повредит. Ты говоришь, за тобой больше не следят. И все же если вы познакомились случайно…
— Совершенно случайно. И София ненавидит режим.
— Да, Карабанчель был районом красных. Но они нам не друзья. Будь осторожен, Гарри, это все, что я хочу сказать.
— Я сообщил ей, что тружусь переводчиком. Она не спрашивает о моей работе.
— Она хорошенькая? Уже уложил ее в постель?
— О,
