– Кэтрин, послушай меня, – сказал Хайн, медленно приближаясь к столу. – Я знаю, что с тобой происходит. Сначала ты разоткровенничалась с Трэвисом, почувствовала облегчение, а теперь выкладываешь все этой сучке, которая уже давно должна кормить червей. Кому ты признаешься следующему? Копу или журналисту? – Хайн надвигался на Маккензи и уже был на расстоянии вытянутой руки от Ребекки. – Сейчас ты последний раз открывала рот по этому поводу, поняла? Потому что ты уже подсела на эти свои гребанные признания, как на наркотик.
Маккензи молчала.
Он имел в виду не только признание Маккензи. Он хотел сделать то, ради чего оказался здесь: разорвать ту связь, что существовала между Ребеккой, Луизой и другими жертвами Даниэля Фоули. И Кэтрин Маккензи уже не имела над ним власти. Хайн видел смерть, вызывал ее и теперь был одержим ею.
Повисло тяжелое молчание.
– Ты прав. Нам нужно покончить с этим.
Хайн развернулся в сторону Ребекки, но так и не завершил движения.
От громкого выстрела кухня как будто бы взорвалась и разлетелась на куски, отчаянно залаяла Рокси, а когда Ребекка обрела способность воспринимать происходящее, Хайн уже был отброшен силой выстрела на столешницу. Его голова откинулась назад, кровь залила лицо Ребекки, а потом он рухнул на кухонные шкафы и как тряпичная кукла сполз на пол. Теперь Ребекка смотрела сверху вниз, как он пальцами зажимает рану на груди, в ушах у нее все еще стоял звон.
– Какого черта?! – прокричала она, но ей от испуга показалось, что она просто шевелит губами.
Маккензи все также сидела за столом.
Она почти не двигалась, глаза остекленели.
В руке она сжимала пистолет с коротким стволом.
– Кажется, пора вызвать полицию, – с нечеловеческим спокойствием произнесла она.
81
Ребекку трясло от прилива адреналина.
– Вызови полицию, – повторила Маккензи.
Ребекка смотрела на нее, утратив дар речи, и в доме слышался только лай Рокси, запертой в комнате.
– Вызови их.
Ребекка вытащила из кармана мобильный телефон. «Зачем Маккензи стреляла в него?» – подумала она. Может быть, Маккензи нужно было приехать сюда и признаться, чтобы вновь почувствовать себя свободной? Ее тайны – вина, раскаяние, стыд – были для нее такой же тюрьмой, какой был остров для Ребекки?
– Мне нужно помочь ему, – сказала Ребекка, указывая на Хайна.
Маккензи покачала головой.
– Он умрет, если мы ничего не сделаем.
– Просто позвони в полицию, – повторила она и навела пистолет на Ребекку. Теперь он показался той гораздо больше и страшнее. – И побыстрей, пока я не передумала.
Ребекка набрала 911 и сказала, что в ее доме произошла стрельба. Она дала им свой адрес, но не назвала имя Маккензи. Когда она нажала на отбой на телефоне, Маккензи отвела свой пистолет в сторону и проговорила:
– Он сказал мне, что будет лучше, если он придет один.
Ее голос был лишен эмоций. Она не смотрела ни на Ребекку, ни на Хайна. Она не воспринимала то, что окружало ее. Она смотрела в будущее: в тот момент, когда появятся полицейские, ее карьера закончится и все, ради чего она трудилась всю свою жизнь, пойдет прахом.
Хайн еще дышал, но, похоже, конец его был близок.
– Его настоящее имя Бобби, – сказала Маккензи. – Роберт. Но всякий раз, преступая закон, он использовал тот или иной свой псевдоним. Мы с ним встретились, когда мне только что дали капитана. Служили в одном участке, и я его как-то раз прикрыла в одном дельце, которое могло стоить ему значка. После этого он начал делать для меня то одно, то другое, собирал информацию, а то и, что называется, «подчищал хвосты». Всякое бывало… И чем больше мы общались, тем чаще он видел Акселя. И они вдвоем отлично поладили. Впрочем, Аксель находил общий язык с большинством из тех, кто его окружал. Он был отъявленным лжецом, а такие люди могут быть очаровательными, если захотят.
Она усмехнулась иронии собственных слов, потому что сама была лгуньей не хуже Фоули. А потом сгорбилась, по-прежнему сидя за столом, словно у нее свело живот, и прошептала:
– Хайн. Дурацкое имя! Да, он помог многое скрыть. Многое, но не все. Кое-что мы с ним проконтролировать не смогли. Мы понятия не имели, скольких женщин Аксель изнасиловал, потому что он и сам не помнил. Десять их было или пятнадцать, он не знал. Некоторых он едва помнил, а мы не смогли их вычислить, зная лишь имена. А для большинства у нас и имен не было. Они проходили через его жизнь, не оставляя следа. Но всегда существовал риск того, что кто-нибудь из них вдруг вспомнит об Акселе, о том, что он с ними делал, где это происходило и все такое прочее. И тогда, я точно знала, ниточка в конце концов потянется ко мне, как бы я ни старалась дистанцироваться от брата.
Где-то вдали завыли полицейские сирены.
– Я по опыту знаю, что если речь идет о серии изнасилований, полицейские будут копать изо всех сил, чтобы добраться до ублюдка. А вот самоубийство – совсем другое дело. Если доказать, что это действительно оно, то дело быстро закрывают и сдают в архив. Пусть даже впоследствии что-то всплывет…
Голос Маккензи прервался, и Ребекка поняла остальное: даже если у одной из жертв Фоули проснется воспоминание – имя, описание внешности Фоули или того, как выглядела его квартира, – будет намного труднее найти виновного, который уже давно покоится на кладбище.
– Хайн уговорил Акселя выйти на этот мост, – вновь заговорила Маккензи. – Его не было рядом и он не толкал брата, но заставил прыгнуть. Сказал Акселю, что позвонит анонимно в полицию Нью-Йорка и расскажет им о Луизе. И еще о тебе и твоем брате. А также о двух других женщинах, с которыми нам пришлось разбираться.
Маккензи сделала паузу, а Ребекка ошеломленно поняла, что с каждым словом признания перед ней открываются все новые и новые злодеяния этой пары.
– Нам ведь удалось найти двух женщин по тем отрывочным деталям, которые с трудом припомнил Аксель. Мы избавились от них: выследили и заставили исчезнуть. Точно так же, как спрятали тело Луизы, как хотели избавиться и от тебя.
Ребекку затрясло. Значит жертвами стали три женщины, плюс Джонни и Трэвис.
То есть этих двоих, находившихся сейчас на ее кухне, можно смело называть хладнокровными убийцами.
– Конечно, – сказала Маккензи, – Аксель понятия не имел, что никаких анонимных звонков в полицию мы делать не собирались. Тогда возникло бы слишком много вопросов, на которые мы не захотели бы отвечать. Мы просто поставили его перед выбором: прыгнуть с моста или гнить в тюремной камере до конца своих дней. А такой человек, как Аксель, который всегда делал все, что ему заблагорассудится, в тюрьме не выживет.
Сирены звучали все ближе и ближе.
Маккензи посмотрела
