в блоге. Сука у суки.
Собак он любил. Котов терпеть не мог и в свое время ликвидировал много бродячих кошек, но собак любил. Может, когда-нибудь и себе заведет, прикинул он, заряжая винтовку.
Только не суку. И черт его побери, если он даст своему псу яйца отрезать. Кобель должен быть кобелем, нечего тут.
Собака подбрела ближе к лесу, и ДД приложил приклад к плечу. Чуть поближе, большая деточка, подумал он.
Но когда собака подняла голову и понюхала воздух – может, учуяв его, – он выстрелил.
Выстрел прозвучал не громче легкого хлопка и не был услышан Эдриен, опустившейся на коврике в позу чатуранги. ДД смотрел, как собака шагнула вперед, пошатнулась, сделала еще шаг и завалилась на бок.
«Баюшки-баю», – подумал он.
В ясном сознании, ровно дыша, Эдриен продолжала свою программу. Мускулы разогрелись, настроение смягчилось. Она подержала позу «воин‑1», подождала, пока подействует волшебство растяжки, и плавно перетекла в «воин‑2»
Глубоко, чтобы тело вздохнуло с ней. И, сфокусировав взгляд на вытянутой руке, она увидела, как из леса вышел человек.
Все замерло, и в это застывшее мгновение ее отбросило назад, на много лет назад, в Джорджтаун. Но это невозможно, невозможно, она же видела, как он кувыркнулся через перила.
«Беги!» – крикнул голос в голове. Но когда она начала поворачиваться к лестнице, мертвец направил на нее пистолет.
– Шаг, и я стреляю. Убить не убью, но свалю.
За ним, чуть слева, лежала Сэди, растянувшись на траве. Забыв про предупреждение, она крикнула в приступе ужаса и горя:
– Сэди!
Но только рванулась к собаке, он встал у нее на дороге.
– Еще шаг – стреляю в колено. Это адская боль, и бегать ты больше никогда не сможешь. Она просто спит.
И снова улыбнулось жуткой улыбкой лицо мертвеца.
И на страшный миг она снова стала семилетней, беспомощной.
– Я не убиваю собак, за кого ты меня принимаешь? Шприц с транквилизатором. Купил в Вайоминге, специально для нее на сегодня. А теперь пойдем с тобой в дом, чтобы не торчать на виду. – И он снова жутко улыбнулся. – Нам еще многое предстоит, сестрица.
«Не он», – поняла Эдриен. Это его сын. Почти зеркальный образ, но теперь она видела разницу. Сын был не так крепко сложен, на висках не было седины. И сами волосы стрижены коротко, не уложены в прическу.
Но глаза – глаза были те же. Несмотря на улыбку, в них горели ярость и безумие.
Однако Эдриен больше не была семилетней. Не была беспомощной.
– Вы Джонатан Беннетт.
– Называй меня просто ДД.
– Это вы мне посылали стихи. Все это время.
– Я тебе еще одно стихотворение принес, но это потом. Поговорим в доме.
Если она его сможет удержать здесь, может все-таки представиться возможность сбежать.
Или Сэди – если он правду сказал – может проснуться.
– Мы же были детьми. Вы, ваша сестра, я. Мы же ничего не сделали.
– Из ребенка вырастает мужчина – или сука-блядь. В зависимости от пола.
– Ваша сестра тоже здесь? И тоже хочет со мной говорить?
– Нет, только мы с тобой. Никки – она любит отгораживаться стенами, не видеть и не слышать. Похожа в этом смысле на нашу мать, только без таблеток и бухла. Ну вот, сейчас она как раз среди четырех стен и там и останется.
Он произнес это с удовольствием. Не со злостью, не с яростью, а с каким-то почти мечтательным удовольствием. Может быть, его удастся уговорить.
– Я ничего ни про вас, ни про нее не знаю. Я только…
– Ты многое накопала. Вверх давай, медленно и без фокусов. Дернешься – стреляю в колено. Шевелись! – И та же ярость, тот же гнев полыхнули в его глазах. – Иначе стреляю и потащу за ноги, кровавая дорожка останется.
Может, подумала она. Это он может.
Эдриен пошла к лестнице, пытаясь думать, хотя бы думать, пробиться мыслью через вопящий страх.
Она знает дом, знает каждый его дюйм. А он нет. Отвлечение, на долю секунды его отвлечь – все, что ей нужно.
Десятки мест, где спрятаться, десятки способов отбиться.
Но надо, чтобы он отвлекся. Рисковать, когда в спину смотрит пистолет, нельзя.
Добраться до телефона. В спальне, на зарядке стоит. Добраться до телефона, позвать на помощь.
Она шагнула в кухню, глянула в сторону стойки с ножами.
Может быть, может быть, если представится шанс.
– Закрой двери и запри.
Она подчинилась, но начала продумывать варианты.
Если бы он хотел ее сразу убить, уже убил бы. Он хочет сперва поговорить. Рассказать свою историю, или сорвать гнев, или и то и другое.
И перед тем, как убить, сперва изувечить.
Это дает время, а время дает шансы и отвлекающие моменты.
– Ни фига себе домик, – заметил он. – Здоровенная домина. Я вырос в большом доме, но уже давно построил себе хорошую хижину. Наверх.
– Наверх?
– Ты там тоже оставила двери открытыми. Думала, тебе здесь ничего не грозит, в твоей здоровенной домине?
Наверх, подумала она. Где телефон на зарядке.
Она пошла, прикидывая, куда можно спрятаться, где можно отбиваться, что использовать как оружие. Лампа, тяжелая ваза, груз для бумаг, нож для конвертов.
– А зачем стихи? Зачем вы их посылали?
– Потому что с детства хорошо умею их писать. Папа мои стихи хвалил.
– Понимаю. Вам тяжело было его потерять.
– Я его не терял. Ты его убила. – Он прижал дуло к пояснице Эдриен. – Не родись ты, он был бы жив.
Включилась выучка, Эдриен успокоила себя глубоким дыханием.
– Я даже ничего о нем не знала до того дня. Мать никогда мне не говорила. Она вообще не говорила никому.
– Мне с высочайшей колокольни насрать, что она кому говорила и что кому не говорила. Он мертв, потому что ты жива.
Она глянула на бронзовую статуэтку в холле наверху.
Нет, тяжелая.
Эдриен прошла мимо, шагнула в спальню.
– Закрой и запри.
Телефон на зарядке, несколько футов до него. Отвлечь.
– Не знаю, зачем вы это делаете. Просто не понимаю, почему…
Он ударил ее наотмашь тыльной стороной левой ладони. Удар был так силен, что Эдриен рухнула на пол, все лицо пронзило болью.
– Закрой и запри. Делай, что я говорю, и делай сразу. В следующий раз зубы полетят.
Она оттолкнулась от пола, поднялась, закрыла двери, повернула замок. И тут пришелец шагнул в сторону, взял ее телефон – и надежды умерли.
Он бросил телефон на пол, раздавил его ногой. Ухмыльнулся:
– Упс!
Пистолетом показал ей на диванчик.
– Садись. Быстро, если не хочешь получить еще раз по морде.
Но
