Ознакомительная версия.
— Может, вам стали известны какие-то новые подробности об убийстве вашего лаборанта? — интересуюсь я, делая вид, что не замечаю вселенской обиды.
— Я уточнил у следователя, можно ли сделать уборку в мастерской. Следователь разрешил. Позвонил уборщице, она прибралась. Ковер лежит в кладовке. Попросили пока не сдавать его в химчистку.
Парфюмер говорил короткими предложениями и с такими недовольными интонациями, что мне стало понятно: пора убираться восвояси.
И тогда я решила сделать то, ради чего, собственно говоря, и пришла. Открыла сумку и протянула Орехову конверт.
— Ах да, чуть не забыла. Когда я к вам поднималась, почтальон хотела опустить в ящик с номером вашей квартиры письмо. И я его забрала. Когда жила в городе — у меня всегда хулиганы из ящика почту тырили. — Я поднялась с дивана и постаралась беззаботно улыбнуться. — Хотя кто сейчас письма-то от руки пишет? Наверное, опять реклама. Такое украдут — невелика потеря.
Орехов взял конверт, равнодушно посмотрел на него, положил на столик рядом с использованными блоттерами.
— Я вас провожу. Ваш аромат будет готов дней через десять.
— Мне казалось, по готовой пирамиде духи составить — это быстро.
— У меня нет всех компонентов, придется кое-что заказать. Я вам позвоню.
— Хорошо, договорились. Буду ждать с нетерпением.
Я щебетала, улыбалась — а сама думала только об одном: клюнет ли парфюмер на мою наживку или нет?
Если поведется — то я, вполне возможно, смогу получить новую информацию…
* * *
Я сижу на Белорусском вокзале и жадно рассматриваю потоки текущих мимо людских лиц.
Мне любопытно все: морщинки на лице работяги, наглый взгляд молодой девчонки, улыбка рассматривающего игрушку ребенка, суетливость носильщиков, оценивающая хитрость таксистов.
В такие моменты я понимаю, что в моей деревенской изолированной и комфортной жизни есть и свои минусы. Я редко сталкиваюсь с посторонними людьми, я теряю связь с их проблемами, интересами, стремлениями. Мне надо чаще выходить из нашего коттеджного поселка. Иначе в моих книгах и сценариях не останется настоящей жизни. Бутафорские судьбы и высосанные из пальца проблемы — это всегда очень печально, и…
Задумавшись, я едва не пропустила то главное, ради чего, собственно говоря, и пришлось ехать на вокзал.
«Я все знаю про духи «Красная Москва». Мое молчание стоит 100 тыс. рублей. Положите их к 15 часам в ячейку камеры хранения на Белорусском вокзале, а ключ прикрепите скотчем к обратной стороне доски барной стойки в кафе «Бульбаш».
Вот такое послание получил сегодня парфюмер Станислав Орехов.
Как я и предполагала, Орехов появился на вокзале и старательно выполняет полученные от меня инструкции. Вижу, как он, оглядываясь по сторонам, подклеивает ключ скотчем. О ножницах он заранее не позаботился, оторвать кусочек липкой ленты не получается, мужчина уже покраснел от неловкости и напряжения. Пора прекращать весь этот спектакль.
У меня остался только один вопрос: ставил ли Орехов в известность полицию о письме «шантажиста»? И очень скоро я получу на него ответ.
— Вам помочь? — деловито осведомляюсь я, доставая из косметички маникюрные ножницы. — Оторвать кусок такого скотча без спецсредств нереально.
Орехов все еще ничего не понимает. Он неловко поворачивается, пытаясь закрыть спиной болтающийся моток скотча с висящим на нем ключом. Поскольку Орехов прекращает поддерживать хлипкую конструкцию пальцами, она с предательским треском пикирует на пол.
Итак, ко мне все еще не бегут крепкие парни с явно читающимися намерениями взять под белы рученьки и препроводить в красивую машину с мигалками. Похоже, полиции сегодня вечером не предвидится. Орехов молчал, как партизан — и это еще больше укрепляет меня в уверенности, что этому человеку есть что скрывать.
— Какими судьбами здесь? Встречаете, провожаете? Неожиданная встреча. — Парфюмер пытается вести великосветскую беседу и невольно морщится: в кафе стоит такой угар от кухни, что и человек с менее развитым обонянием начнет задыхаться. — Надо же, бывают такие совпадения. Недавно расстались — и вот опять встретились.
— Это не совпадения, — поднимаю с пола скотч, отрываю от него ключ и беру парфюмера под руку. — Пойдемте к камере хранения, заберем ваши деньги. А потом вы все мне расскажете.
Он вырывается и становится красным, как помидор.
— Какие деньги? Это уже, знаете, все границы переходит!
Пожимаю плечами:
— Деньги, которые вы оставили для шантажиста. Не хотите общаться со мной — придется откровенничать с полицией. Я слышала, как вы говорили кому-то о том, что у вас украли духи «Красная Москва». Я случайно оказалась втянута во всю эту историю. Но ездить мне по ушам не позволю. Просто вопрос самоуважения.
— Вы ошибаетесь, нет никакого шантажиста.
У меня невольно вырывается:
— Да вы еще глупее, чем я думала!
Разворачиваюсь, ухожу. Достаю мобильник, чтобы набрать Миронова. И тут раздается дрожащий голос:
— Хорошо, я все вам расскажу…
1913–1917, Москва, Эмиль и Александр Брокары
Весна явно не спешила в печальную кладбищенскую обитель — рыхлый потемневший снег лежал на памятниках, оградках и лавочках. Но запах воздуха уже стал весенним: чуть оттаявшая древесина с ближайших берез добавляла ему бархатистой мягкости.
Эмиль и Александр добрались до могилы Шарлотты, смахнули с медальона снежное покрывало и в почтении склонили головы.
— Матушка, мне не хватает вас, — прошептал Эмиль, напоминавший мать высокими скулами и капризным, четко очерченным ртом.
Александр, внушительным ростом и худощавой фигурой пошедший в отца, вздохнул:
— По крайней мере, мы можем прийти к матушке на могилу. Такова была ее воля — покоиться тут, подле нас, не в фамильном склепе отца.
— Как быстро и неожиданно они ушли от нас, — Эмиль стянул перчатки, очистил скамью от снега и присел. — Когда у отца выявили водянку и болезнь печени, доктор прямо сказал: надо ехать на воды и жить там. Только батюшке все было недосуг. Зато он съездил в Париж, где на выставке наши духи собрали все золотые медали. Хорошее лечение!
— Анри Брокар работал на износ, не думал о своем здоровье. Но с такой напряженной жизнью, наверное, он чувствовал себя счастливым. Отец с матушкой были очень близки. Думаю, Шарлотта не смогла надолго разлучиться с отцом, ушла вслед за ним.
— Сейчас они счастливы на небесах. — Эмиль достал из пальто хрустальный флакончик, поставил его на ладонь — так, чтобы взирающая с медальона Шарлотта могла его как следует рассмотреть. — Видишь, матушка, тут написано — «Любимый букет императрицы». А рядом! Рядом еще один вензель императорской семьи! Теперь мы еще и поставщики всего императорского двора!
Александр присел подле брата, принюхался:
— Матушка, для меня всегда этот запах — запах твоих духов, запах той большой любви, какая была между тобой и отцом. Когда стало понятно, что грядет трехсотлетие дома Романовых и надобно изготовить красивые подарки от нашей фабрики, мы с Эмилем всю голову сломали, что дарить Александре Федоровне. «Майскую розу», «Персидскую сирень», «Звонкий ландыш»? Потом все-таки решили смешать «Букет Шарлотты», как память о тебе.
Эмиль улыбнулся:
— Что ж ты не рассказываешь, какой флакон заказал?! Матушка, у меня чуть волосы на голове дыбом не встали! Это ж надо было такое придумать, просто форменный Лалик[5].
Александр вздохнул. Вечно брат его не понимает! Изготовленный по его собственному эскизу флакон был чудо как хорош. Отлитый из хрусталя в форме диковинного букета, он попал к искусным ювелирам, а те уж постарались на славу. Сирень была отделана мелкими аметистами, ландыш — бриллиантами, розы — глубокими насыщенными рубинами. Стебли стали зелеными. Правда, для их отделки пришлось использовать не изумруды, а малахит — так получался более естественный оттенок, не отвлекающий внимания от самих цветочных гроздей. Особенно удачный камень нашелся для корзинки — большой коньячный топаз, ювелиры просто вставили хрустальную корзинку в него, и мерцание стекла, слегка различимое сквозь дымчатый камень, действительно завораживало.
Когда на флакон падал солнечный свет, по всей комнате от драгоценных камней разбегались разноцветные зайчики. Как Александр гордился тем, что в букетной корзинке как раз все те самые цветы, которые входят в пирамиду запаха «Букет Шарлотты»! Но Эмиль решил, что подносить императрице духи в таком флаконе никак нельзя. И старейшие рабочие, которые трудились рядом с отцом с самых первых дней основания фабрики, полностью поддержали Эмиля. Брат считал, что роскошный флакон отвлекает внимание от самого содержимого. И подарком будет выходить искусная дорогая ювелирная безделушка, а не сами духи. Поэтому для императрицы изготовили классический прямоугольный флакон с притертой крышечкой. Александру это казалось несправедливым и нелогичным. Ведь сам Анри Брокар в свое время стремился удивить не только качественными духами, но и необычным оформлением. Однако на такие рассуждения брат и рабочие ответствовали, что со времени тех восковых цветов много воды утекло, что тогда Анри приходилось объяснять, как хороши духи его. «Сегодня же все иначе, — убеждал Эмиль готового чуть ли не разрыдаться Александра. — Духи Брокара известны всей империи, они сами являются ценностью и лучшим подарком». Поскольку все решения принимались большинством голосов, в Петербург был отправлен простой флакон с золотистой этикеткой, на которой темным было написано: «Букет императрицы». Рассказывали, что Александре Федоровне духи так понравились, что она сразу же распорядилась насчет заказа. А потом уж и титул поставщика императорского дома был пожалован.
Ознакомительная версия.
