А я, тем временем, разрезала путы на прочих.
Глинский, не теряя времени, схватил свой кодак и защелкал затвором. Девушки, освобожденные от веревок, побежали к своей одежде и неизвестно, от чего они больше спасались – от разбойников или от фотоаппарата Глинского.
– Хватит, отпустите, мы только пошутили!!!
И тут голос подал Шуман.
– Пошутили?! Да я вас в порошок сотру! Да я на вас полицию натравлю! Да я…
Он заглотнул много воздуха и закашлялся. Гарвиц подскочил и стал бить его по спине, при этом уговаривая:
– Успокойтесь, господин Шуман, все в порядке, все окончилось благополучно… Никто не пострадал…
– Я требую удовлетворения за нанесенный мне моральный и физический ущерб, – вдруг сказала Галья, тряхнув волосами.
– Мы просто обязаны рассказать о том, что здесь произошло! – вторила ей неразлучная подружка Ширли.
– Послушайте, – у «предводителя янычар» прорезался дар речи, – мы съемочная группа. Частная студия, снимаем приключенческий фильм, и просто не могли удержаться от соблазна немного подурачиться. Вообще-то, мы тоже из России, услышали русскую речь – и вот…
Я не могла дальше молчать.
– Ах, русская речь?! – закричала я. – Значит, если русские, так нас можно хватать, а потом продавать в гарем к султану?!
– Бог с вами, в Турции уже сто лет как нет султанов… – попробовал оправдаться очкастый янычар. Но я не дала ему себя перебить:
– А вот это ты в суде расскажешь! Будешь нам пожизненые страховки платить! Всем! – тут я услышала, как Рики тихонько спрашивает, о чем я, собственно говоря, кричу. Действительно, мы с янычаром общались на великом и могучем. Неужели и Рики он посчитал русской? Наследием университета «Дружбы народов», что ли? Впрочем, наша эфиопочка над этим особо не задумывалась.
– Позвольте мне… – вдруг вмешался Элиэзер Гарвиц со своей вечно приклеенной улыбкой на устах. – Я понимаю, с девушками поступили нехорошо, но не надо шума. Каждая из вас получит хороший подарок при возвращении домой. Наши замечательные фотокоры уже сделали прекрасные снимки…
– Кстати о снимках, – вмешался Шуман. – Немедленно засвети пленку, на которую ты снимал весь этот бардак!
– Но… – пытался протестовать Глинский. – На этой пленке рекламные снимки с мороженым…
– Ничего, Блюм тоже сфотографировал. Поэтому вас двоих и взяли. На всякий случай, так сказать…
– Я протестую! Это произвол! – заорал Глинский, но двое рабочих скрутили его и вытащили пленку из фотоаппарата.
– Я хочу свой купальник, – напомнила Рики.
– Хорошо, хорошо, – бросил Шуман. – Принесите назад вещи девушек.
Опять маленький янычар побежал выполнять приказание. Через минуту он принес ворох переливающегося тряпья и бросил его на траву. Девушки быстро разобрали свои вещи.
– У кого еще какие-либо претензии? – грозно спросил Шуман. – Нет? Тогда собирайтесь и едем назад. И чтоб никто даже слова не сказал! Иначе моя репутация будет подорвана, фирма разорена, а одна из вас останется без выгодного контракта! Хорошенькая история, нечего сказать! Я уже вижу гигантские заголовки в «Едиот ахронот» и «Маарив»: «Глава фирмы по производству мороженного захвачен в плен русской мафией! Мафионеры были вооружены жестяными ятаганами!» Тьфу!
Мы разместились по машинам, и когда отъезжали, я оглянулась назад. На лице «предводителя янычар» блуждала довольная улыбка. А я всю дорогу гадала: накроет Шуман киношников на пару миллионов, или заставит их бесплатно снимать рекламу своего мороженного?
* * *
На корабль мы вернулись затемно. Мне было не по себе от пережитого, от благодарности девушек и от плача Глинского по засвеченной фотопленке.
Стянув с себя одежду, я рухнула в постель, и забылась тяжелым сном. Сквозь мутную дремоту чувствовалость, как корабль покачнулся и глухо зашумели двигатели…
Меня разбудила трель сотового телефона.
– Валерия, где ты? – голос Дениса звучал взволнованно.
– Корабль возвращается и я вместе с ним, – пробормотала я спросонья. Что-нибудь случилось? Как Даша?
Моя дочь наотрез отказалась переселяться к своей подруге, мотивируя поведение тем, что она уже большая девочка и вполне может сама за собой поухаживать. Но я вчинила Денису в обязанность каждый день звонить и проверять, чем она занимается.
– С Дарьей ничего не сделается, а вот ты находишься в сомнительной компании. Я жду-не дождусь, когда ты вернешься.
– Да не волнуйся ты за меня. Я одна, в своей каюте. Сплю давно. Что у тебя новенького?
– Долго рассказывать, но, кажется, мне придется менять работу.
– Переквалифицируешься в управдомы?
– Хуже… – хохотнул он. – Скорее в брокеры.
– Неужели? – удивилась я. Степенный Денис, бегающий по бирже и разбрасывающий бумаги, мог нарисоваться только в горячечном бреду. Да и зачем ему в брокеры? В своей программистской фирме он неплохо зарабатывает. Или зарабатывал? Что-то он там про сводки рассказывал… Акции высоких технологий падают, программисты без работы остаются. Действительно, не в управдомы же им идти…
– И где, позвольте спросить, ты собираешься быть брокером? – спросила я.
– На алмазной бирже в Рамат-Гане.
– Но ты же ничего не понимаешь в алмазах! – изумилась я.
– В работе брокера главное не понимать в алмазах, а тонко чувствовать коньюктуру рынка.
– А-а! – протянула я. – Тогда успехов тебе на твоем новом поприще. Приеду – поговорим, а сейчас буду спать. Не обижайся, милый.
Не успела я захлопнуть крышечку мобильника, как в дверь тихонько постучали и приглушенный голос произнес:
– К вам можно, Валерия?
– Кто это?
Дверь приоткрылась и в комнату вошла Линда. В руке она держала какой-то сверток.
– Ты зачем пришла? – спросила я настороженно, помня историю с босоножками. – Уходи немедленно. Я не хочу с тобой разговаривать.
– Простите меня, пожалуйста! Я была не в себе и хочу вам все объяснить, – жалобным тоном произнесла Линда.
Но я не верила ей. Пришла ночью, сверток в руке. А вдруг там пистолет? Или еще хуже, веревки… Вон какая она сильная и высокая. Такая скрутит, мало не покажется. Лучше уж от греха подальше.
– Нет, я не могу уйти, – заартачилась Линда. – Я должна вам все рассказать!
– Садись и рассказывай, – вздохнув, смирилась я со своей судьбой. Повяжет, прикончит – значит, так тому и быть. О Дашке Денис позаботится. Похороны обеспечит Шуман.
– Я так вам ответила в прошлый раз, потому что боялась. Я же видела Мири последней. Мы повздорили. И, в общем, я зацепилась босоножкой за кровать и порвала ее.
– Кровать? – машинально спросила я.
– Нет, ремешок, – серьезно ответила Линда. – Правда, я и не заметила, что пряжка отлетела. А потом я их утопила в море. И поэтому принесла вам деньги.
– Расскажи-ка подробней, из-за чего вы поссорились и когда ты была у нее? – я поудобнее устроилась в постели.
– Ну, во-первых, она с самого начала поставила себя выше остальных девочек. Вела себя так, будто она королева, а мы – так, мусор. А сама всего-навсего шумановская подстилка. Прости Господи, что я так о покойной…
– Вы были раньше знакомы?
– Конечно! Вместе начинали в модельном агентстве. Только она тогда не была платиновой блондинкой а-ля Мерилин Монро. У нее от природы каштановые волосы. А я – натуральная блондинка! Где хочешь смотри!
Кто должен смотреть «где хочешь» и где именно, Линда не уточнила, да и я особо расспрашивать не стала. В два часа ночи мне просто хотелось спать.
– Вы думаете, она работать туда пришла? – повысила голос Линда. – Да она богатого мужика искала! Ни перед чем не останавливалась! А когда Шуман с женой явились на показ коллекции, она только на него и смотрела, дефилировала так, что всем понятно было – охмуреж чистой воды!
– А жена? Куда она смотрела?
– А что жена? Мышь серая! Ни во что не вмешивается, нигде с ним не бывает, так, для очага. Он на ней из-за денег женился. Мири рассказывала, что Шуман пришел в фирму ее папеньки, удачно женился на его дочке, старой деве, стал сначала компаньоном, а потом и полным владельцем компании.
– Но это вполне реальное желание любой девушки – устроить свою жизнь, возразила я. – Правда, не все идут вразрез со своей совестью, но таких случаев полно. В чем же Мири такая особенная?
– В том, что она как бульдозер прошлась по всем! Переспала даже с руководительницей агентства, только для того, чтобы получить престижные платья. А потом как пиявка присосалась к Шуману. Думала, что он бросит свою жену и женится на ней.
– И какой вывод можно сделать из всей этой истории? – подыграла я ей.
– Что она надоела любовнику своими истериками, и он ее попросту придушил!
Я была несколько разочарована. Ведь я сама, вне зависимости от рассказа Линды пришла к тому же выводу. Но пряжка от туфель потеряла Линда, а не Шуман.
