– А как ты собираешься это сделать? Ведь наверняка в аэропорт передали о тебе сведения.
– У меня другая фамилия.
– Как другая? – не поняла я.
– Ты знаешь меня как Геллера. Но это фамилия мамы. А по отцу я Кузнецов. Мой отец был полковником КГБ, русским, я и сюда приехал как Кузнецов, а на Геллера фамилию поменял здесь, когда получал удостоверение личности. Поэтому и мой русский загранпаспорт выписан на Кузнецова. Виза в нем не просрочена, я же недавно летал в Екатеринбург, – он протянул мне пустую чашку, – и единственное, о чем прошу тебя – принеси мне паспорт. Он дома, в комоде, в левом нижнем ящике.
– А что я скажу Элеоноре?
– Так все и расскажешь. Звонить не хочу, может быть, наш телефон на прослушивании. Возьми паспорт, джинсы, пару рубашек и доллары. Они там же, рядом с паспортом. Остались от прошлой поездки.
– Ты уверен, что мать дома?
– Ничего страшного, если ее нет, запасной ключ от квартиры лежит за электрическим счетчиком. Откроешь дверку шкафа на лестничной клетке и увидишь. Квартира семнадцать. Все поняла?
– А вы не боитесь на виду оставлять ключи?
Денис беспечно махнул рукой:
– Эх, чему быть, того не миновать. Зато сейчас пригодилось. Да, вот еще, я напишу маме записку. Если ее не будет дома, оставь на столе.
– Ладно, – согласилась я, – позавтракаем, и я съезжу.
Через час я подъезжала к дому Дениса. Поднявшись на лифте на седьмой этаж, нажала на кнопку звонка. Никто не ответил. Подождав немного, я позвонила снова. Безрезультатно.
Делать было нечего. Открыв дверку на стене, я увидела четыре электрических счетчика. На одном из них, с неподвижной шкалой, было выведено число семнадцать. Привстав на цыпочки, я заглянула за счетчик. Ключ лежал там, и достать его было сложно. Хорошо, что у меня длинные ногти. Я подцепила ключ и вытащила его наружу. Ничего не поделаешь, придется теперь входить в чужую квартиру.
По-видимому, я долго копалась, открывая замок. Соседская дверь приоткрылась, и я услышала старческий голос:
– А их нету.
Голос принадлежал сморщенной старушенции, подозрительно наблюдавшей за моими действиями из-за приоткрытой двери. Дрожащей рукой она опиралась на цепочку.
– Знаю, – ответила я, обернувшись. – Мне Элеонора ключ дала, а открыть не удается.
– Вчерась тоже был один, крутился тут. Да видно евреи добрые двери делают, не вломишься. – Видимо, бабулька была русской тещей какого-нибудь репатрианта.
– А как он выглядел, бабушка? – насторожилась я.
– Здоровый такой лоб, брунет, в куртке зеленой. Я было хотела сказать, что нет хозяйки – и лезть не надо, да побоялась. Такому ироду цепочку порвать – раз плюнуть.
– Он что, с вами разговаривал?
– Ну да, позвонил, а у меня все на работе, я одна квартиру стерегу. Он и говорит, что дружок соседкиного сына, проведать пришел. А сына-то Леонориного поди уж с неделю дома нет. Уехал, наверное.
– Скажите, а этот парень ничего не просил передать? Кто он, откуда, имя?
– Нет, сказал только, что сегодня зайдет. Только серьгой сверкнул и вниз по лестнице поскакал, прям козел какой-то.
Я обмерла.
– Скажите, бабушка, а на шее у него не было золотой цепочки с буковкой?
– Как не быть, была. На букву «г» похожая, только не нашенская буковка, перевернутая. Еврейская, кажись.
«Это он, – подумала я, – муженек мой бывший. И куртка такая у него есть, легкая зеленая плащевка, и цепочка.» От такого открытия моя рука дрогнула, ключ легко повернулся в замке, и я чуть не упала, ввалившись в квартиру семьи Геллер.
Закрыв дверь, я присела на стул в прихожей и отдышалась. Надо было срочно забирать шмотки и мотать отсюда. Ох, не нравилось мне все это, совершенно не нравилось! Встреча с бывшим мужем на квартире любовника совсем не входила в мои планы.
В салоне стоял тяжелый резной комод красного дерева. Сначала я вытащила из сумочки записку Дениса, положила ее на матовую поверхность комода и придавила чугунной статуэткой Дон-Кихота, читающего книгу. Потом открыла нижний ящик и увидела там пачку счетов, различные справки и удостоверения. Я сунула руку поглубже, под ворох бумаг, и вытащила на свет божий черное портмоне и старую папку. Отложив папку в сторону, я открыла портмоне. В нем лежал красный паспорт на имя Кузнецова Дениса Сергеевича и две тысячи долларов сотенными купюрами. Очень хорошо, одно дело сделано. Теперь надо собрать вещи. Я прошла в комнату Дениса, знакомую мне с того единственного раза, когда я была у него, открыла шкаф и быстро побросала в сумку белье и рубашки. Прихватив пару джинсов, я двинулась к выходу. Тут одна мысль пришла мне в голову. Я подошла к комоду и, достав из сумки ручку, приписала: «И пожалуйста, не нужно открывать дверь незнакомым людям. Это очень опасно».
Старая папка, побуревшая от времени, все так же лежала на комоде. На ней было написано по-английски: «Дело No…». Бросив ручку в сумку, я не задумываясь сунула туда же папку и, быстро заперев дверь, спрятала ключ за счетчик. Пока я стояла, дожидаясь лифта, сквозь запертую дверь напротив ощущала на себе взгляд любопытной старухи.
Денис весь извелся, дожидаясь меня. Он мерил шагами квартиру, на диване валялись разбросанные газеты, телевизор орал что-то невыносимое. А вот посуду помыть – мужикам в голову не придет. Будет убивать время любым другим способом.
– Принесла? – спросил он нетерпеливо.
Я кивнула и протянула портмоне. Денис мельком заглянул внутрь, схватил одежду и поспешил в ванную. Через несколько минут он вышел полностью одетый и сказал:
– Все, Лерочка, пожелай мне удачи. Я пошел.
– Интересно, куда? У тебя же нет ни шекеля!
– Ничего, долларами расплачусь с таксистом.
– А ты подумал, что это у нас в мае жарит, а там может быть холодно? Возьми, – я порылась в шкафу и достала куртку. Она была неопределенного болотного цвета и чуточку велика мне. Главное, что она не выглядела женской. – Держи. А в аэропорт я тебя сама отвезу.
– Ну зачем, не надо!
– Надо, Федя, надо, а то потом опять влипнешь во что-нибудь. Все взял? Пошли.
Денис вышел, а я, доставая ключи из сумки, увидела папку, о которой совершенно забыла. Зайдя к Дашке в комнату, я сунула папку между ученическими кляссерами и альбомами, грудой наваленными на полке.
Когда я вышла на улицу, Денис ждал меня около машины. Мы поехали в аэропорт.
– Ты никогда не рассказывал мне о своем отце, – сказала я Денису по дороге.
– Нечего было рассказывать. Я его помню смутно, – Денис задумался. Отец умер, когда мне было четыре года, и единственное четкое воспоминание о нем – это мой день рождения. Я получил тогда великолепный подарок – две шикарные заводные машины. Совершенно одинаковые.
– А зачем две? – заинтересовалась я.
– Я, конечно, был рад, что их было две, а не одна, но тоже не удержался и спросил. И знаешь, что он мне ответил?
– Что?
– Отец сказал: «Дениска, я знаю, ты мальчик любознательный и захочешь узнать, что у машинки внутри. Ты ее разберешь, а если не сможешь собрать, расстроишься и будешь плакать. Мама будет тебя ругать за то, что ты сломал такую дорогую машину. Так вот, чтобы этого не произошло, я дарю тебе две».
– Да, – восхитилась я, – дальновидным человеком был твой папенька. Он случайно не евреем был?
– Не-а, – засмеялся Денис, – чистокровный русак из Вологодской губернии. Высокий, под два метра ростом, очень видный мужчина.
– А как они познакомились, твои родители?
– О, это очень романтическая история! Мама была студенткой филологического факультета и проходила практику в Ленинке. Представь себе: тоненькая девушка, черные глаза, длинная пышная коса. А папа как увидел ее, сразу забыл, зачем он пришел в библиотеку. Да и разница в возрасте – ей восемнадцать, ему сорок два. Кстати, он был тогда женат.
– Ты говорил, что он работал в органах. Это где?
– В КГБ, дошел до подполковника. Он занимался диссидентами, евреями-сионистами, в основном. И в библиотеку пришел, чтобы найти какую-то редкую книгу из спецфонда. Мама рассказывала, что когда она передала заведующей записку с названием книги, та зыркнула на нее и пошла обслуживать отца сама. А маме сказала, что не ее это дело такие книги в руках держать, не по ранжиру.
Я была заинтригована. Мы уже проехали половину пути и были где-то на подъезде к Рамле. Денис, как Шахерезада, прекратил дозволенные речи, когда я пробиралась по узким улочкам старого города между маленькими церквями арабов-христиан и лавками с товарами, выставленными чуть ли не на середину проезжей части. Когда мы наконец выбрались на трассу, он продолжил свой рассказ:
– Отцу мама понравилась с первого взгляда. Его брак был уже на износе, он подумывал развестись, но ты представляешь себе, как тогда относились к разводам? Они стали встречаться тайно. Но мама вскоре забеременела, и отец тут же подал на развод. Он не хотел, чтобы я родился вне брака. И тогда начались неприятности. Его жена и гэбэшное начальство воспротивились браку. Она даже сказала, что евреи-диссиденты, делами которых занимался отец, подсунули ему новоявленную Юдифь. Ты же знаешь эту историю про Юдифь и Олоферна?
