— Вы рехнулись?
Я кивнул:
— Не исключено. Вопрос номер два: у вас есть внучка?
Старик насторожился:
— Есть…
— Ее зовут Лиза?
— Ну допустим, и что же?
— Ничего-ничего, — поспешно заверил я. — Кажется, она живет в Москве?
Знаете, мне показалось, что ему стало трудно дышать. Паук поднес тощую руку к горлу, завертел покрасневшей шеей.
— Да, в Москве… — наконец почти прохрипел он. — Но… но…
Хотя у самого сердце ёкнуло, я по возможности хладнокровно продолжил:
— Учится в физкультурном институте?
Паук вскочил:
— Где она? Что с ней?!
Я тоже поднялся:
— Идите сюда. — И, взяв за локоть, потащил старика на кухню.
Владимир Евгеньевич слабо пискнул:
— Да вы что! — и неожиданно весьма виртуозно выругался.
Я тоже неожиданно выругался, не менее виртуозно. А потом вздохнул:
— Войдите… — И открыл дверь.
Он вошел.
А примерно через минуту вышел.
Я напрягся, ожидая бури, но…
Но на его старческой физиономии было написано полнейшее непонимание, если не сказать — изумление. А от недавней растерянности не осталось и следа. Владимир ибн Евгеньевич зыркнул на меня рысьим взглядом:
— Что всё это, чёрт возьми, значит?!
Я удивился, но не ответил, а сам задал вопрос:
— Кто эта девушка?
Паук клацнул вставными челюстями как голодный крокодил.
— Понятия не имею!
Я облегченно всплеснул руками:
— Ну, слава богу!
— Но кто ее так?
— Не знаю, — пожал я плечами.
— А его?
Я потупился.
— Ясно, — проскрипел он. — Однако, кроме шуток, что это за девушка?
— Какие уж тут шутки, — нервно хохотнул я. — Она представилась вашей внучкой, приехавшей на каникулы из Москвы.
— Что-о-о?!
— То-о-о! — огрызнулся я и попросил: — Не орите, пожалуйста, сам ни хрена не понимаю. Хотя нет, кое-что понимаю. Ее застрелил или тот кадр, или его подельник, который сбежал.
— Н-да-а… — повертел маленькой змеиной головой старый пень. — Но с какой стати вы вообразили, что Маргарита в Греции?
— "Внучка" сообщила, — ехидно доложил я и ткнул пальцем в направлении видневшихся в дверном проеме голых, к сожалению, уже мертвых ног.
Небольшая пауза — и:
— … твою мать! — озадаченно и вдохновенно промычал Паук.
Я поморщился:
— Если можно, чью-нибудь еще. — Помолчал и добавил: — Но в целом к духу и пафосу крика вашей благородной души, Владимир Евгеньевич, я присовокупляюсь абсолютно искренне.
Я мрачно развалился на заднем сиденье остановленной тачки и столь же мрачно размышлял о двух вещах. Во-первых, о том, что пришлось оставить беднягу Джона на попечение старика, который, когда мы заканчивали беседу, неожиданно сказал:
— А пёс вам помешает. Я не имею в виду надолго, однако хотя бы день-другой…
Об этом я и сам уже думал. Пожал плечами:
— Ну и куда я его дену на день-другой? Сдам в зоопарк?
Паук усмехнулся:
— Зоопарка у нас, к сожалению, нет. Оставьте у меня, я сумею о нем позаботиться.
— Слушайте, — нахмурился я. — Но он не сможет…
— Сможет, — заверил старик. — Неужели вы думаете, что я — я! — не найду с ним общего языка?
Я промямлил:
— Да нет, но… — И умолк, представив на миг череду решетчатых вольер, в которых наверняка содержит свое лохматое хозяйство старый бандит. И мой ненаглядный любимец, мой рафинированный аристократ и эстет должен будет занять место в подобной грязной берлоге?!
Однако Паук точно угадал затерзавшие меня мысли.
— Не беспокойтесь. Собаки живут у нас сами помните где, а дома обитает только одна сука. Правда, у нее сейчас течка, но ничего страшного.
Я вспылил:
— Это вам и вашей суке ничего страшного! А ему только год. Даже нет еще года. Рано!
Он махнул рукой:
— Нормально. Кобель уже полностью сформировался.
— "Сформировался", — буркнул я. — Да он у меня и без того на всё, что шевелится, кидаться готов, а после вашей суки…
— Герды, — любезно сообщил Паук.
Я фыркнул, но промолчал, и на том первый вопрос был, увы, решен. Да нет, конечно же, Джон мне сейчас как ярмо. Потому что я понятия не имел, что и кто меня ждет и ждет ли вообще.
А что еще я в данный момент вспоминал? То, как, поморщившись от дыма моей сигареты, глубокоуважаемый Владимир Евгеньевич сказал:
— Знаете, а вот насчет Риты вы, ей-ей, меня озадачили. Мне известно, что сегодня она ночевала у подруги, но к вечеру собиралась вернуться домой. Позвонить этой женщине?
Я замотал головой:
— Нет-нет, не надо! Лучше дайте адрес, и я сейчас же поеду туда сам. — Пояснил: — Жутко хочется преподнести Маргарите приятный сюрприз.
Владимир Евгеньевич скептически хмыкнул:
— Приятный? Ну-ну… — Однако по выражению блеклых глаз я видел, что старикашка будет звонить тотчас же, едва за мной закроется дверь. Ну и бес с ним!
Он назвал адрес, и я поблагодарил:
— Мерси. — Игриво подмигнул: — Сами понимаете, эффект неожиданности, дама вся в слезах от счастья… Но еще пара моментов. Машину, полагаю, лучше оставить — коли мне сели на хвост, то цвет и номер ее уже известны тем, кто… сел мне на хвост. Пусть кто-нибудь из ваших оттаранит меня в центр, а дальше я сам. Доступно?
Он заверил:
— Вполне. И думаю, даже мудро, но…
— Но погодите, — бесцеремонно оборвал его я (а чего миндальничать, раз убита не внучка). — Я вот кумекаю, что мои недоброжелатели могут и по вам пройтись каким-то концом, коли уж приплели сюда "внучку" и прочее. Понимаете?
— Понимаю, — сухо подтвердил он. — Но об этом позвольте мне поразмышлять самому.
— Ладно, размышляйте. А… — повел я головой в сторону кухни, — это?..
— А это уже не ваша забота, — отрубил он.
Возражать я не стал.
— Как пожелаете, баба с возу… Да, кстати, на предмет, извините, баб. Нам с Ритой сразу возвращаться?
Паук предложил:
— Вы, когда встретитесь, позвоните.
— Сюда?
— Сюда. Сориентируемся по обстановке. Но, возможно, на время лучше будет подыскать другое местечко.
— Возможно. — Кивнув, я направился к двери. Не дойдя пару шагов, остановился. — А как все же вы расцениваете историю с телеграммой, Владимир Евгеньевич?
Он помолчал. Потом вздохнул:
— Телеграмма — туфта. — Показал на кухню. — Ну а после случившегося, думаю, не ошибусь, если скажу, что, как бы вам того ни хотелось, не Рита отправляла ее, согласны?
Вздохнул и я:
— Согласен. Значит, капкан?
— Капкан. И ставил его человек, достаточно хорошо знающий вас.
— И вас, — поспешно добавил я.
— И меня?.. Да, похоже, и меня тоже.
Я посмотрел старику в глаза:
— А причина?
Паук осклабился:
— Юноша, не прикидывайтесь глупее, чем вы есть на самом деле. И меня в том, пожалуйста, не подозревайте. Не исключено, конечно, что это месть — вы же многим тут насолили во время своей прошлогодней корриды. И все же, полагаю, причина в другом. Кладу девяносто девять и девять десятых процента, что виною тому алмаз.
Я кивнул:
— Похоже…
— Кому, кроме меня и Маргариты, ведомо, что вы знаете, где камень?
Я грустно улыбнулся:
— Из живых — никому.
Паук с сомнением покачал головой:
— Тогда остается предположить, что о "Чёрном Скорпионе" пронюхал кто-то еще.
Я поднял левую бровь.
— А вы сами часом нигде не сболтнули?
Он возмутился:
— С ума сошли?!
— Ладно, не обижайтесь. А… Рита?
Старик долго смотрел на меня, потом проворчал:
— Не знаю. Вроде бы не должна, но… Нет, не знаю.
Я махнул рукой:
— Дохлый базар. Пошли.
Мы выползли на крыльцо, и я стал прощаться с Джоном, одновременно показывая на "папу" и убеждая своего питомца слушаться "папу" во всем. После этой трогательной и душераздирающей сцены спросил одного из охранников, кивая на кусты:
— Ну?
Тот пожал квадратными плечами:
— Ничего.
Я повернулся к Пауку:
— Похоже, их и впрямь было двое и второй в данный момент…
— … докладывает, что первый попух, — договорил за меня Владимир Евгеньевич. — Ладно, нечего тянуть. — Показал на знакомый белый "Мерседес" за забором. — Поезжайте.
— А вы тут… уберите.
— Уберем. Счастливого пути…
И вот я невесело сидел сейчас на заднем сиденье занюханной "шестёрки", в которую переместился после того как распрощался со стариковым "мерсом" и его водителем, и размышлял о том, что снова по чьей-то милости влипаю в весьма и весьма скверную переделку.
А в таких ситуациях, когда от тебя мало что зависит, сами знаете, дёргаешься особенно сильно — до тех пор, пока не ухватишься за какой-нибудь, извиняюсь, конец и не начнешь творить хоть что-то, но зато по своей воле.
