— Тогда до свидания, — я зачем-то пожал ему руку и пошел домой, думая: а ведь прав пенсионер!
Эх, Шекельграббер, Шекельграббер, и зачем ты пожаловал в далекую Русь? Болтался бы сейчас в баре на Пятой авеню и запивал пивом очередной бейсбольный матч. И кой черт дернул тебя жениться на русской стерве, да еще послушаться ее и уехать в разведку? Неужели ты думал, что порядочная русская девушка добровольно поедет на вашу пестро выкрашенную человеческую свалку? Неужели — сам из эмигрантов — ты не знал, что все эмигранты — проходимцы с комплексом неполноценности? Что сплавляя вам блядей, мы защищаем себя от их переизбытка и оздоравливаем нацию. Хотя такое место пусто не бывает, к сожалению…
Утром я позвонил банщику и попросил вспомнить, приходил ли париться дед с белым пуделем. Леша не вспомнил, а он не из тех, кто быстро забывает. Выходило, что в какой-то мере Заклепкину стоит верить, всех грехов он не совершал. Круг упорно пытался замкнуться на Размахаевой и Терентьевиче. Да еще поклеп Горчицына на пенсионера был неясен. Но этот извращенец подождет: он сидит запуганный, без связи.
На всякий случай я заехал к Леше и показал фотографию Заклепкина, ничего нового не выяснил. Хотел от него навестить Опрелина, чтобы расставить все точки и запятые в истории с кражей документов, но пришлось бы лицезреть Кувыркалкину до того, как Горчицын подарит ей розы от моего имени, и я решил отложить Опрелина на понедельник и вплотную заняться Размахаевой и Терентьевичем.
Я набрал номер зиц-вдовы, предварительно подготовившись выслушать в свой адрес десятка два оскорблений, но получил другой ответ.
— Куда вы запропастились? — спросила Размахаева. — Я уже начала беспокоиться.
— Что-то на вас непохоже, но беспокоились не зря.
— А что стряслось? Вам погрозили пальцем? В вас стреляли из рогатки? Вы переходили улицу на зеленый свет и на вас набросился шальной автомобиль из-за угла?
— Мне поставили синяк на правый глаз.
— Всего-то? — удивилась она. — Но вы хоть дали сдачи?
— Некогда было, — ответил я. — Но дело не в этом, еще успею. Вашему массажисту поставили синяк-близнец.
— Внешне все синяки похожи друг на друга, как негры, ответила она.
— Скажите, не попадались ли среди ваших знакомых другие мужчины с синяками под правым глазом?
— Ну! Я всех не упомню, — развязно ответила она.
— У меня есть и другие вопросы. Можно вас навестить с тортом?
— Не думаю. Вы приятней по телефону, да и гости у меня.
— Я видел, как к вам приезжал Поглощаев. Зачем?
— Вы шпион!
— И все-таки?
— Хотел тортом накормить, как вы. Но я и ему отказала.
— Что у вас общего с Горчицыным, кроме массажа?
Мы иногда ходим в читальный зал публичной библиотеки.
— А вам не противно общество педераста?
— Это вам должно быть противно.
— Зря вы так со мной разговариваете, Марина Степановна. Добром для вас это не кончится.
Она бросила трубку, а мне захотелось есть. Я пересчитал остатки денег в кармане и понял: по ступенькам ближайшего кафе мне придется взойти, как на эшафот, ибо на выходе я уже никак не буду связан с внешним миром финансово.
Закусывая, я размышлял, что предпринять дальше. В голове все время складывались преступные парочки, причем из одних и тех же персонажей. Скажем, Терентьевич и Размахаева. Мотив у одного — ревность, у другой — деньги и опостылевший любовник. Если опостылевший. Или: Заклепкин и Опрелин. Оба хотели отомстить и поживиться. Если на самом деле хотели. Или: Кашлин и Размахаева. Друзья юности, патриоты. Если не понарошку. Хороша также парочка Поглощаев с Горчицыным, но какая-то она сбоку-припеку. Убей Бог — не вижу мотива, и все-таки что-то тут нечисто. Горчицына, скорее, надо рассматривать в связке с кем-то другим. Но с кем? Со мной? По родственности фингалов? Или с ним самим? Или с каким-то инкогнито «голубым» из «Долины царей»? А может быть, во всем виновата Кувыркалкина, и хвост тянется за ней, как шлейф за Размахаевой? Не слишком ли я приблизился к этой девушке? Пригрел змеюку, а она и рада морочить мне голову…
Одна лишь мысль угнетала меня: а вдруг все эти люди не при чем и существует какая-то другая, «правильная» причина смерти Шекельграббера? Мало ли с кем он общался, кроме моих подозреваемых. Вот, например, вечеринка, о которой упоминал Кашлин. Кто туда привел Шекельграббера? Условный дед Пехто?..
Мимо прошла стайка юнцов в умышленно драных джинсах. Зачем теперь такая мода? Чтобы чесать задницу, не снимая штанов?
Пыжился. Вот так и с делом Шекельграббера. Хватаюсь за ту версию, которая укладывается в голове и соответствует моему циничному и испорченному взгляду на мир. Чем я лучше Горчицына? Он извращенец тела, я — извращенец духа. Встретив человека, первым делом ищу в нем какую-нибудь гадость-мерзость-скотство, щупаю, с какой стороны он сподличает, чтобы себя уверенней чувствовать, возвыситься в собственных глазах… Но это уже философия. Какой вырос — таким и помирать. А вопрос вопросов: что делать дальше? Деньги кончились, Размахаева со мной торт есть не желает при гостях. Но надо, надо подежурить у ее подъезда на всякий случай. А завтра к Квочкину, выложу ему все, как на духу. Пусть подскажет, что дальше придумать…
В часы пик на городском транспорте можно ездить без билета. Зажатые друг другом, висящие на подножке и злые, точно собаки, пассажиры просто выкинули бы контролера, как мусор и бесполезную, занимающую место вещь, и еще долго дивились бы его наглости и безделью. Но по воскресеньям в троллейбусах более-менее свободно и злого упрека никто контролеру не кинет. А в моем возрасте ездить «зайцем» уже несолидно, вернее, совестно должно быть. Поэтому я пошел к дому Размахаевой пешком.
Нет ничего удивительного в том, что у подъезда стоял красный «форд». Правда, мало ли в Москве этих подержанных машин, которых теперь через таможню проходит больше, чем через все конвейеры страны. Но я чутьем угадал «форд» Терентьевича. Оставалось ждать и попутно наблюдать жизнь вокруг. Я почему-то был уверен, что сейчас застукаю Квелого или кого-нибудь из этой шушеры. В прошлый раз, когда я шел за Размахаевой, она знала об этом. Значит, кто-то следил за мной и потом «настучал» зиц-вдове. Но от кого ее охраняют? От всех мужиков подряд, что ли? Проще ходить по улицам, спрашивать, есть ли деньги? — и в случае утвердительного ответа сразу бить морду за умозрительную возможность полового контакта с Размахаевой.
Правота моя довольно быстро подтвердилась. Наблюдая жизнь вокруг, я заметил, что за мной исподтишка наблюдает гробокопатель Навыдов. Это было неожиданно. Ну ему-то на кой черт было ввязываться? Прекрасная, хорошо оплачиваемая работа на свежем воздухе, дармовая выпивка, нетребовательные клиенты, затихшие или в слезах, и вдруг — филерство по совместительству. Я решил ускорить развязку и пошел к Навыдову. Он отвернулся и сделал вид, будто играет с малышом в песочнице, но бдительная бабушка, видимо, начитавшись газетных статей о насильниках, прогнала его.
— Не ожидал вас здесь встретить, — сказал я. — Что, в соседнем подъезде кто-то умер? Нужно снять мерку?
— Иди своей дорогой, — пробурчал он.
— Я всегда хожу своей дорогой, но почему-то на ней меня подкарауливают странные люди и бьют, недолго думая.
Он отвернулся.
— Так нечестно, Навыдов. Вы следили за мной, я вас «проколол» и теперь имею право задать несколько нескромных вопросов.
— Я за тобой не следил, я тут живу.
— Странно, мне казалось, что вы живете в Бирюлево. Так, по крайней мере, написано в вашем паспорте.
— Что тебе надо?
— Помните меня? Мы учились в одном институте. Не помните? Но это неважно, — сказал я. — Кто из ваших друзей в бригаде мастер бить с левой? А главное, за что? Меня, потом Горчицына. Кто следующий?
— Слушай, ты, — рявкнул он, — я сейчас милицию позову.
— А я скажу, что ты крадешь детей и насилуешь, и вот эта бабушка подтвердит. И милиционеры мне поверят, как частному сыщику, который давно тебя «вычислил» и, наконец, схватил с поличным.
Он стал поспешно уходить.
— Караул! — закричал я.
Навыдов встал.
— Отстань от меня, — сказал он. — Говорят тебе русским языком: ты мне не нужен. Я шел к одному человеку.
— Неужели вам не хватает денег, Навыдов? — я снова взял официальный тон. — Неужели Терентьевич платит так много за охрану своей персоны?
— Чтоб ты понимал!
— Так объясните. Я не из дураков.
— Мы общаемся бескорыстно.
— Мы — это кто? Коллеги с кладбища?
— Нет, я один оттуда. Остальные из других мест.
— А зачем его охранять?
— Так просто.
— Логично. И все-таки?
— Да никто его не охраняет!
— Вы меня интригуете, как девушку. Тут явно какая-то тайна.
— Ладно, попробую объяснить, — снизошел он. — Ты кто по убеждениям?
