- Я сказал "дня"? Я оговорился, хотел сказать "недели".
Именно в этот миг в голове Тримэйна и должен был прозвучать сигнал тревоги. Но парень сокрушался так искренне~ Он выглядел именно так, как и должен выглядеть человек, потрясенный исчезновением жены.
Трой задумчиво протянул:
- Вы сказали "два дня".
- Я немного не в себе. Я имел в виду две недели.
- Как ее зовут?
- Эсмеральда.
Трой удивленно поднял глаза.
- Эсмеральда?
- По матери она тоже Эсмеральда. Эсмеральда Лолобриджида.
- Значит, вы~
- Римо Лолобриджида. - И тощий парень протянул удостоверение на имя частного детектива Римо Лолобриджиды.
- Вы сами пытались ее разыскать? Римо Лолобриджида горестно кивнул.
- Ну да. Всю прошлую неделю.
- Но вы только что сказали, что она пропала две недели назад!
- Меня неделю не было в городе~ Слушайте, это очень серьезно! Я должен ее найти.
- Ладно, направлю вас к оперативнику. - Трой вытянул свою бычью шею и позвал проходившего мимо человека в форме. - Эй, кто там сегодня дежурит?
- Бойл, - прозвучало в ответ. - Но сейчас он на обеде.
- Черт побери! Ладно, я займусь сам. Сообщите-ка мне ее данные, дружище.
- Я бы дал ей лет двадцать восемь.
- Как?
- Мне кажется, она обманула меня перед свадьбой насчет своего возраста. Ну знаете, как это бывает с женщинами.
- Верно.
- Карие глаза, длинные каштановые волосы, стройная.
- Есть какая-нибудь фотография?
- Нет. Она стеснялась фотографироваться.
"Ничего себе!" - подумал Трой, но промолчал.
- Как же мы найдем вашу жену без фото, приятель?
- А здесь нет полицейского художника? Я достаточно подробно опишу ее внешность.
Тримэйн немного поразмышлял и согласился.
- Что ж, попробуем. - Он поднял трубку. - Де Вито, к тебе сейчас придет парень, у которого пропала жена. Ну да. Нет, фотографии нет. Вернее, вообще нет фотографии. Возьмешься? Ну конечно. - Тримэйн указал на дверь. Вон та дверь. Де Вито вам поможет Удачи, дружище.
- Спасибо, - кивнул, удаляясь, тощий парень.
И только тут Трой Тримэйн сообразил, что на улице, пожалуй, чересчур холодно, чтобы разгуливать в одной майке. Но было уже поздно.
Полицейский художник Тони Де Вито тоже не обратил внимания на не по сезону легкую одежду тощего парня.
- Сначала посмотрите на возможные очертания головы, - бросил он, пригласив посетителя в кабинет. - Чтобы нам было с чего начать.
Тощий парень пролистал книгу и выбрал красивый овал. Тони перерисовал овал в свой блокнот.
- Теперь глаза, - кивнул он. - Какие глаза были - я имею в виду есть у вашей жены?
- Красивые.
Тони поморщился.
- Нельзя ли чуточку определеннее?
- Печальные.
- Печальные, но красивые. Ладно, - сказал Тони. И почему люди думают, что можно нарисовать красивые глаза? - Они узкие, круглые или квадратные?
- Круглые.
Тони нарисовал круглые глаза.
- Брови?
- Густые. Не выщипанные. Впрочем, не слишком густые.
Тони нарисовал брови, как у Брук Шилдс, посчитав, что лишние волосы потом можно будет убрать.
- Теперь нос. Вздернутый? С горбинкой? Или острый?
- Нет. Больше похож на нос Энни Арчер.
Тони закрыл глаза. У Энни Арчер красивое лицо и запоминающаяся форма носа. Пришлось нарисовать нос по памяти.
- А рот можете описать?
- Не слишком полный, не слишком широкий.
- Хорошо. Что еще?
- Красивый. Добрый. В нем есть что-то материнское.
- Я могу изобразить доброту, но никак не красоту, - возразил Тони. Подумайте еще.
Они минуты полторы спорили насчет формы губ и в конце концов сошлись на том, что рот, должно быть, смахивает на рот Сьюзен Луччи.
Тони начал водить карандашом по бумаге и вдруг осознал, что совершенно не может припомнить, как выглядит рот у Сьюзен Луччи. Ноги - помнит. Глаза - тоже. А вот рот - проблематично.
- А может, рот еще какой-нибудь актрисы похож на рот вашей жены? спросил Тони.
- У Минни Маус.
- Ну, ее-то нарисовать - раз плюнуть.
Для первого раза получилось на удивление хорошо. Красивое лицо, хотя глаза смотрели чересчур печально.
- Остались только волосы, - подбодрил Де Вито.
- Длинные, со лба зачесаны назад.
- Сейчас.
Закончив портрет, Тони повертел его в руках и спросил:
- Похоже?
Парень нахмурился.
- Нет, совсем не то. Рот слишком тонкий, нос слишком острый, а глаза вообще не ее.
- А как все остальное? - сухо поинтересовался художник.
- Волосы похожи, - кивнул Римо Лолобриджида.
"Прекрасно, - подумал Тони. - Такая прическа была в моде лет двадцать - тридцать назад, но тем не менее я попал в точку".
- Ладно, - буркнул он, - давайте проработаем элементы. - И он начал стирать нарисованное. - А если глаза будут вот такими?
- Такое впечатление, будто она злится.
- Ну и ладно, пусть будет злюкой. Она когда-нибудь выглядела так, когда сердилась?
- Ни разу не видел ее злой.
- Давно женаты?
- Нет.
- Ладно, а вот так?
- Так вроде похоже.
- Теперь давайте удлиним нос.
Прошло еще минут двадцать, прежде чем расстроенный муж выпалил:
- Она! Вылитая она!
- Точно? Ну что ж, тогда развесим везде плакаты. Мы свое дело знаем.
Обеспокоенный муж взял у художника лист бумаги и невероятно долго смотрел на портрет. Причем смотрел так, будто не видел эту женщину уже очень, очень давно.
- Вылитая она, - задумчиво повторил Римо.
- Что ж, значит, разошлем.
Тони уже хотел было встать, но посетитель, не отрывая глаз от бумаги, рассеянно протянул руку к правому колену художника. Де Вито почувствовал себя так, словно его стиснули тисками и вновь усадили на твердый деревянный стул.
- Эй!
Парень вдруг железной рукой схватил его за горло. Не отрывая глаз от рисунка, проситель встал.
В глазах художника все потемнело, а когда он пришел в себя, то обнаружил, что сидит на своем стуле, а дежурный сержант плещет водой ему в лицо.
- Что случилось?
- И ты еще спрашиваешь? - взорвался сержант Тримэйн. - Это ты должен мне сказать, что произошло!
- Я сделал рисунок для этого парня, Лолобриджиды, а он вдруг начал чудить. - Пострадавший огляделся по сторонам. - А где он?
- Он? Он отсюда не выходил!
И тут оба обратили внимание на открытое окно. Холодный ветер, казалось, вот-вот разметает бумаги по столу Тони.
- Очень странный тип! И зачем ему это - сначала заставлять нас рисовать его пропавшую жену, а потом убегать с рисунком? - недоумевал Де Вито.
- Да псих он! - рявкнул Тримэйн. - Я сразу понял, что он чокнутый, стоило ему здесь появиться.
- Мне он показался совершенно нормальным.
Тримэйн захлопнул окно.
- На улице наверняка градусов сорок,* а он разгуливает в какой-то дурацкой майке. Говорю же - чокнутый. Я их за три мили чую.
- Почему же ты меня не предупредил?
Трой Тримэйн пожал плечами.
- Ну, он имел право обратиться, а я могу и ошибаться в людях. Но только не в случае с психами.
- Что будем делать?
- Что до меня, то я ровным счетом ничего не буду делать. А ты давай рисуй. Надо повесить портрет этого долбанутого на стенке в дежурке, чтобы ребята знали.
* По Фаренгейту; по Цельсию - около пяти градусов тепла.
Глава 8
Доктор Элдас Герлинг нервничал. Очень нервничал. Как заведующий психиатрическим отделением Фолкрофтской лечебницы он был хорошим специалистом по неврозам, психозам и всем остальным формам душевного расстройства, известным современному человечеству.
И тем не менее Герлинг не понимал, что происходит.
Все дело было в барабанном бое. Его слышали и раньше. Но, к несчастью, все, кто слышал эти звуки, считались пациентами психиатрического отделения. Правда, первым из числа здоровых о барабанном бое сообщил один из санитаров.
Доктор Герлинг посчитал это заявление чистейшим примером звуковых галлюцинаций. Однако персонал больницы стал прислушиваться, и вскоре уже многие подтверждали слова санитара. Конечно, нет ничего странного в том, что кто-то слышит звуки барабана. Обыкновенная игра воображения и ничего больше.
Но тут доктор Герлинг услышал ЭТО сам. Отчетливый барабанный бой, ровный и размеренный. И как ни странно, знакомый. Герлинг устремился к тому месту, откуда исходил звук, но источник барабанного боя все удалялся и удалялся. Каждый раз он, казалось, находился за ближайшим углом.
Наконец доктор Герлинг сделал последний поворот и решил, что наконец загнал надоедливый гул в угол - в кладовую, откуда не было другого выхода.
Доктор открыл дверь, и звук резко оборвался. И все же в помещении кладовой не нашлось ничего, что могло бы вызывать подобное явление. Совсем ничего похожего.
Тем не менее, доктор Герлинг счел необходимым осведомить доктора Смита, что позднее и сделал.
Во время обхода, доктор Герлинг беспрестанно думал о том, получил ли доктор Смит это сообщение. Он думал и о том, дойдут ли теперь до доктора Смита хоть какие-то сообщения вообще, учитывая то достойное сожаления состояние, в котором он находился. Тогда, взглянув на своего шефа, доктор Герлинг весь покрылся бледностью. Смит был, видимо, полностью парализован. Он лежал совершенно неподвижно, с широко открытыми глазами, каждый мускул напряжен так, будто вот-вот разорвет оболочку бесполезного тела.
