— …или там, где кафель? Какая ты все-таки упрямая. Я поручу своим девчонкам, они поищут. Позвони завтра утром.
— А если сегодня вечером, а еще лучше — днем?
— Тогда в пять, — согласился Влад. — Положусь на твою интуицию. Кстати, как там твои гороскопы? Что они говорят?
— Ты не поверишь, но они говорят, что я должна сидеть на месте и чего-то ждать. И еще, что кто-то из моих знакомых, занимающий высокое положение, протянет мне руку помощи. Мне вроде бы следует прислушаться к советам этого человека. Вот бы узнать, кто этот человек.
— Этот человек — я. Здесь даже думать не надо. Во-первых, меня в прошлом месяце повысили в звании, а во-вторых, я всегда даю тебе полезные советы.
— Например?
— Сейчас вот я тебе советую выложить все о том блондине, которого мы изобразили на фотороботе. Ты тогда буркнула что-то невразумительное, а потом повесила трубку. Помнишь? Ты сказала, что видела его воочию?
— Это не телефонный разговор, — усмехнулась я. Какой он внимательный, этот Влад. Своего не упустит. Может, и правда рассказать ему о шифровке? Все равно мои дела шли хуже некуда. Вычислить Кафельщика представлялось мне нелегким делом.
— Я приеду к тебе в пять, и мы обо всем потолкуем, хорошо?
Если бы я могла тогда знать, что увижу его не скоро…
В два часа я подъезжала к немецкому представительству, хотя заранее знала, что ничего хорошего из моей затеи не выйдет. Но ведь должен же кто-нибудь рассказать мне о Клаусе. В гостинице мне удалось узнать его фамилию: Круль. Итак, Клаус Круль.
В представительство меня, конечно же, не пускали. Какой-то человек в строгом костюме, которому, наверное, доставляло огромное удовольствие заниматься именно тем, что не пускать, за прозрачным стеклом двери делал мне какие-то дурацкие знаки. Судя по всему, он посылал меня куда подальше.
Тогда я отошла немного от крыльца, нашла в траве камень и пригрозила этому глухонемому за дверью, что сейчас вдребезги разобью стекло.
Этот жест произвел на него впечатление, потому что он тут же распахнул дверь и заорал:
— Дура! Это же немецкое представительство.
— Если вы сейчас же не извинитесь, я буду вынуждена подать на вас в суд, — сказала я, доставая из-за выреза блузки кулон на цепочке, в котором был вмонтирован магнитофон, нажала на кнопку и воспроизвела все вариации этого чистоплюя на тему «дуры».
— А вот этого не надо. Уберите вашу игрушку. Ничего особенного я и не сказал. Что вам здесь нужно?
— Я же не спрашиваю вас ни о чем, так и вы помолчите. Мне нужно к вашему шефу, и как можно скорее. Иначе будет ни больше, ни меньше как международный скандал. Учтите, наша беседа записывается, и если это случится по вашей вине, из-за того, что вы держите меня у двери, то из вас сделают паштет, вы и пикнуть не успеете.
Он провел меня вдоль коридора до приемной, где стояло несколько кресел, и, не проронив ни слова, ушел. Испугался, наверное.
Я присела, достала сигареты и закурила. Я слышала голоса, они доносились из приоткрытой двери. И хотя здесь всем по штату полагалось говорить на немецком, я слышала чистую английскую речь. Вот только смысла уловить не могла, слишком уж толстые были двери.
Наконец из кабинета вылетел молодой мужчина. Не обращая внимания на мое присутствие, он, промокая лоб носовым платком, вышел из приемной, и я услышала, как вдалеке громко хлопнула входная дверь.
«Интересно, что он здесь делает?» — подумала я, поднимаясь с кресла.
Представитель Германии в Тарасове выглядел намного спокойнее, чем вышедший только что от него посетитель. Это был маленький человечек в белом хлопковом костюме, с хронически недовольным лицом. Почему хронически? Потому что маска недовольства застыла на его лице сетью глубоких морщин. Словно у бульдога.
— Кто вы и как сюда прошли? — спросил он, закуривая толстую сигару, предварительно откусив ее конец специальным приспособлением, напоминающим гильотину. — И вообще, кто вы такая?
— Я по поводу одного человека, проживающего в гостинице «Братислава». Его зовут Клаус Круль.
Реакция моего собеседника на это имя была нулевой.
— Это крупный специалист по стиральному порошку, может быть, вы все-таки слышали?
— И что же? У меня мало времени.
— У меня тоже. Видите ли, Клаус очень милый человек, и мы решили с ним пожениться. Встречаемся мы преимущественно в гостинице или у меня на квартире, когда мамы нет. Так вот, мне приходится иногда стирать его вещи. Доля у нас, у женщин, такая. В тот день я сообщила Клаусу о том, что жду от него ребенка… Да-да, это было именно в тот день, он дал мне постирать свою рубашку.
Имя сидящего напротив меня было Питер Вагнер — так, во всяком случае, было написано на табличке, украшавшей его дверь. Вагнер, очевидно, едва сдерживался, чтобы не покрутить толстым указательным пальцем (похожим, кстати, на зальцбургскую колбаску) у своего надушенного виска — настолько выразительной оказалась его мимика. Я прекрасно понимала его. Пришла какая-то умалишенная и принялась рассказывать о бытовой стороне явно интимных отношений его соотечественника.
— Вы, очевидно, хотите рассказать мне о том, что порошок, который выпускает его фирма, не отличается качеством, или как?
Это «или как» было сказано настолько смачно, что я сразу же зауважала толстяка.
— Вот только не надо делать из меня дуру. Ваш Клаус Круль — агент ЦРУ. В кармане его рубашки я обнаружила листок с какими-то цифрами. И это не телефонные номера. Это шифр. Любому младенцу понятно. Вот я и пришла, чтобы навести справку о своем женихе. Если он действительно агент ЦРУ, то у него должна быть приличная зарплата. Я не против такой работы. В конце-то концов, это престижно. Но если он и впредь будет так неосторожен, как был в ту ночь, когда я забеременела, и тогда, когда оставил в кармане рубашки шифровку, то его, пожалуй, лишат премиальных.
— Вы сумасшедшая или только прикидываетесь? Что вы несете? Вы взрослая женщина. Какой еще агент ЦРУ? И где эта ваша шифровка?
Клюнул!
Я принялась рыться в карманах, в сумочке, вытряхнула содержимое ее прямо на стол, заваленный бумагами, конвертами и какими-то журналами. Из сумочки посыпались презервативы, сигареты и фишки из казино «Плаза», марки, доллары и рубли вперемешку с помадой, мозольным пластырем, средством от тараканов и бигуди. Все это я по крупицам собирала всю свою жизнь, заимствуя, где придется. Мелкое воровство во имя достижения великих целей.
Даже сама сумка из клеенки, сделанной под змеиную кожу, была не моя. Ей было сто лет в обед.
— Черт, — выругалась я, в досаде морща лоб, — потеряла.
— Потеряли? — вырвалось у Вагнера, но он сразу же взял себя в руки. — Потеряли то, чего и не было?
— Не надо, — жестко осадила его я. — Уж я-то смогу отличить квитанцию из химчистки от шифрограммы из Нью-Йорка.
Я сгребла в кучу содержимое сумки, прихватывая ненароком, конечно, кое-какую мелочь из канцелярских принадлежностей.
— Скорее всего я перепутала ее с салфеткой в кафе, знаете, такое летнее кафе возле банка «Дрофа», там поблизости находится риэлтерская фирма с таким же названием… Так вот, в том кафе продают марципаны и цыплят… Я видела контейнер…
Вагнер выронил из рук пепельницу, которую, очевидно, хотел запустить в меня, теряя терпение и время.
— …контейнер для мусора, куда девушка, убирающая со столиков, бросает пластиковые стаканчики, тарелки, салфетки… Там же, наверное, очутилась и шифровка. Вы можете мне не поверить, конечно, дело ваше. Так вы расскажете мне что-нибудь о Клаусе?
— Я постараюсь навести справки о вашем Клаусе, но заранее предупреждаю — никому об этом ни слова. Иначе вас примут за умалишенную и упекут куда надо. Вы очень странная девушка. Но я попытаюсь вам помочь.
— Спасибо, — улыбнулась я во весь рот, наслаждаясь зрелищем изнемогающего от нетерпения Вагнера. Я была уверена в том, что не успею я выйти из здания представительства, как он позвонит Клаусу в гостиницу и все расскажет. Разные там посольства, представительства — разве это не колыбель шпионажа?
Мне эта история становилась все менее интересной.
Я села в машину и поехала искать Кафельщика.
Размышлять под музыку в машине — всегда было моим любимым занятием. Обрывки мыслей, сталкиваясь с музыкальными фразами, давали иногда потрясающий эффект. Вот и на этот раз… Словом, я ЗАслушалась, ЗАсмотрелась, ЗАдумалась и не увидела летящий мне навстречу джип «Чероки». За мгновение до столкновения — предполагаемого, хотя и неизбежного — я прикинула стоимость ремонта этого зверского автомобиля и решила, что лучше уж влеплюсь в столб и буду тратить деньги на лечение своего собственного организма, чем платить этим бритоголовым. Решила — сделала.
Очнулась я в больнице. Той самой, в которой убили Катю Хлебникову. Я определила это по виду из окна. Надо мной склонилась медсестра.
