— Но ведь он мог вернуться.
— Я освободилась через полчаса, мне надо было заполнить кое-какие журналы — у нас скоро проверка, — и тоже поехала домой.
— А почему же он не предложил подвезти вас? Ведь это было бы так естественно. Ну подождал бы полчаса, что ж с того?
— Так ведь не предложил… — грустно улыбнулась Тамара.
— Скажите, Тамара…
— Татьяна, вы еще ничего не съели, так не годится…
— А у него был белый халат или какая-нибудь другая одежда, куртка, к примеру, или что-нибудь еще?..
— Я понимаю, многие видели его… Но вы не спрашиваете, почему эти самые многие обратили внимание именно на эту машину, хотя возле ворот их стояло что-то около пяти или шести? — Глаза Тамары заблестели.
— Действительно, почему?
— А потому, что якобы у Храмова в больнице была еще одна женщина… любовница. И они, все эти няньки, врачи, сестры, знали, к кому еще он ездил, но мне не говорили, чтобы не расстроить, во-первых, а во-вторых, это же для них развлечение… Кругом скука полнейшая, а здесь такие страсти-мордасти.
— И вы до сих пор не знаете, кто же ваша соперница? Да ведь здесь все как на ладошке просматривается. И хотя здание большое, все равно невозможно не увидеть… Или я что-то не так говорю?
Она опустила голову.
— Ну и что с того, что он к ней приезжал. У них все равно ничего не было.
— Значит, он приезжал к Кате? — прямо спросила я, потому что разговор становился тягостным и для Тамары, которая еще не оправилась после смерти подруги, и для меня, потому что я не могла больше смотреть на холодную, покрывшуюся желтой коркой пшенную кашу.
— Да. Но она собиралась замуж, и ухаживания перезрелого мужчины не имели для нее никакого значения. Но не мог он ее за это убить. Он не такой человек.
— Но ведь, судя по тому, что вы мне сейчас рассказали, он сделал вид, что уехал, а сам, будучи уверенным в том, что вы уже ушли домой, вернулся. Он вернулся, чтобы встретиться с Катей. И встретился. Но вот застал он ее в живых или увидел уже на полу процедурной — надо выяснить.
Тамара поднялась и взяла у меня поднос с едой, до которой я даже не дотронулась.
— Вы не знаете, у него не было каких-нибудь психических отклонений? Ну, скажем, взрывов эмоциональных, может, он бывал иногда агрессивен, проявлял ли он по отношению к женщинам что-нибудь похожее на садизм?
Мне неприятно было задавать эти вопросы. Но что поделать — судьба у меня такая.
Тамара снова опустила поднос, только теперь уже на тумбочку.
— Понимаете, мне кажется, что женщины к нему тянулись — да и тянутся, — потому, что он… необыкновенный мужчина. Да, вы правы. Он любил что-то изощренное, но в пределах допустимого.
— Какого цвета его постель?
— Он любит черные простыни и подушки, но вот в последний раз он показывал мне очень красивое велюровое покрывало красного цвета, а к нему — две круглые китайские подушки из пунцового шелка, гофрированные…
Живут же люди! Пока ты тут лежишь с разбитой башкой и ищешь одного извращенца, другой в это время тратит миллионы на постель, чтобы затащить туда очередную жертву. Я не ханжа, но нельзя все же из физической любви делать культ.
Хотя каждый живет так, как хочет.
— Тамара, мне нужно выйти отсюда. Вы мне скажите, какие лекарства принимать и чем колоться, а я уж как-нибудь сама. Понимаете, я не имею права лежать здесь, пока убийца на свободе.
— Вы запомнили номер ящика, куда отдали свою одежду?
— Нет. Очевидно, я была в таком состоянии…
— Ой… Извините. Я заговорилась. — Тамара ушла и вернулась с полотняным мешком, в котором лежала моя одежда.
Я достала ее и поняла, что в таком виде показываться на людях нельзя.
— Вы не все вытряхнули, там что-то осталось на дне, — сказала Тамара, помогая мне вывернуть длинный полосатый мешок.
Из него выпало что-то серое и тоже выпачканное в крови. Но если моя одежда была испачкана моей кровью, поскольку я была ранена в голову, то это что-то, оказавшееся мужской рабочей курткой, было забрызгано кровью чужой.
Тамара расстелила куртку на полу.
— Большой размер. Неужели это его куртка?
Я наклонилась и потянула носом. Вот он, специфический запах, который так напоминает мне яблоки. Куртка грязная, засаленная. Какой подарок для Влада!
И тут, вспомнив, что мне надо было срочно позвонить ему, чтобы справиться обо всех убийствах, которые произошли на кафельном ландшафте, я попросила Тамару провести меня к телефону.
— Это-то пожалуйста, но как же вы выйдете отсюда в таком виде? Хотите, я одолжу вам что-нибудь из своей одежды? У меня здесь есть джинсовый сарафан и блузка. Я в этом пропалываю цветы на клумбах или подметаю больничный двор, когда дворник уходит в запой. Вы не обидитесь?
— Нет. Несите сюда.
Спустя четверть часа я выходила из больницы, так и не позвонив Владу. Телефон не работал.
На мое счастье, в мешке с одеждой я, кроме важной улики (куртку я спрятала в целлофановый пакет), нашла и свою сумку. Как ни странно, все было на месте. Даже пистолет и деньги.
Перед тем как отправиться на такси домой, я попыталась дозвониться до Влада из телефона-автомата. Но мне ответили, что Влад ушел домой. Жетонов у меня больше не было, и я решила, что позвоню ему из дома. Так я называла теперь квартиру, где пряталась.
И вдруг я увидела приближающуюся ко мне высокую фигуру. Это был Клаус. Он вычислил меня.
На улице было уже темно. Вокруг — ни души. Моя голова звенела, как церковный колокол. От голода подкашивались ноги.
Раздался выстрел. Прямо около моего уха обломилась ветка дерева.
Я бежала. Бежала что есть силы. Я понимала, что он хочет отомстить мне за причиненные мной унижения. Кроме того, очевидно, в листке с шифровкой заключались весьма ценные сведения.
Продираясь сквозь густой кустарник, я выбралась на небольшую улочку и, увидев в самом ее конце арку, добежала и нырнула в нее. В полной темноте, вздрагивая от эха собственных шагов, я вышла на слабо освещенный заасфальтированный пятачок и поняла, что оказалась в глухом маленьком дворике. Подъезды с кодированными замками. Помощи просить не у кого.
Я встала по левую сторону от арки и стала ждать Клауса.
По звуку шагов я определила, что он не один. И тут я услышала голоса. И без труда узнала их. Клаус и Храмов. На ловца и зверь бежит.
— Я точно видел, что она вбежала в эту арку, — говорил Клаус.
— Я знаю этот двор, отсюда нет выхода, — ответил Храмов. — Если ты хочешь, чтобы она отдала тебе листок, будь осторожнее. Она где-то здесь, поблизости. Стреляй в ноги.
Услышав это, я поняла, что одной разбитой головой этот день не обойдется. Они хотят превратить меня в калеку.
Я достала пистолет Клауса — трофейное оружие — и зарядила его.
Высунув голову, увидела приближающихся в мою сторону двух мужчин. За их спинами светился бирюзовый овал арки, что делало мое положение более выигрышным. Ведь они-то шли в полную темноту.
— Я последую вашему совету, Валентин Георгиевич, старая вы сладострастная скотина! — загремела я на всю арку — эхо разнесло мой разгневанный голос по всему двору. — Прикройте руками ваш жизненно важный орган, без которого вы не сможете прожить и дня, чем-нибудь пуленепробиваемым! Ну! Живо! — крикнула я и пальнула прямо ему под ноги. Раздался стон, переходящий в хриплое рычание.
— Ну что, режиссер, хорошая получилась сцена?
Я видела, как он корчился, зажимая руками пробитую пулей щиколотку или что-то в этом роде.
Клаус вжался в стену.
— Если ответите мне, господин Клаус Круль, правду, то я оставлю ваши чистые немецкие ноги в целости и сохранности. Ну?!
— Что ты хочешь узнать, маленькая дрянь, которая сует нос не в свои дела?
— Джип «Чероки» — твоя работа?
— Нет.
Я выстрелила ему в ноги. Попала. Он вскрикнул и присел.
— Повторяю. Джип «Чероки» — твоя работа?
— Не стреляй, я все равно скажу, что нет. Зачем ты взяла мою записку?
— Это не вопрос. Ты должен спросить: сколько ты хочешь, девочка, за секретную информацию? Вот тогда это будет разговор, — говорила я громко, в надежде, что кто-нибудь в доме, услышав перестрелку, хотя бы вызовет милицию.
Но послышался один выстрел, затем еще и еще. Это стрелял Клаус. И целился он уже не в ноги, как я, а в голову. Пули свистели возле моего виска. Если эта парочка доберется до конца арки, во двор, то я пропала.
Я с силой швырнула сумку на землю. Это было похоже на звук падающего тела. Я застонала и выругалась.
— Слышь, ты ее ранил. Или убил, — сказал Храмов.
— Мало ей. Ты знаешь, сколько денег я ей отвалил, чтобы она только развязала меня?! Эта волчица добегается.
— Похоже, уже добегалась.
И в это время в двух шагах от меня открылась дверь.
— Девушка, — раздался женский старческий голос. — Идите сюда. Я давно наблюдаю за вами из окна. Мне, знаете ли, все равно скучно…
