— Вы это серьезно?
Она засмеялась:
— Вот никто не верит. А она даже тикала.
«Скажи мне спасибо, — подумала я про себя, — а то бы твой белый фартучек висел сейчас на антенне „Европа-плюс“ и ловил спортивные передачи».
Бывают же такие совпадения…
Но скорее всего она преувеличила. Бомба наверняка была сделана детьми и нафарширована деталями от будильника, которые и тикали.
— И куда же дели эту бомбу?
— Вы, наверно, подумаете, что я сочиняю на ходу, но они просто позвонили по сотовому и вызвали милицию. Приехала машина с саперами, погрузили банку, то есть бомбу, и увезли. За городом, как положено, и взорвали.
Ну, просто невероятная история. Из кафе я направилась в магазин «Канцтовары». Купила коробку с гуашью, несколько больших листов ватмана и черный маркер.
Дома я нарисовала несколько увеличенных копий того кафельно-красного шедевра, который увидела в музее пациентов психиатрической клиники.
Пока высыхала гуашь, я приготовила себе пару горячих бутербродов. Мне же надо было как-то восстанавливаться.
Закусив, я достала целлофановый пакет с засохшими кусочками теста, найденными мною в туалете филармонии возле мертвой Дани, а из другого пакета вытащила на свет божий серую мужскую куртку со следами крови. Села и стала думать.
Месяц изнурительной гимнастики сделал свое дело. Оля похудела на пять килограммов.
Для своих двадцати пяти она была чуть крупновата, но смотрелась достаточно стройной.
Она сидела на коврике, одна в пустом зале с зеркальными стенами, где каких-нибудь полчаса назад звучала громкая моторная музыка, под которую синхронно выполняли сложные движения двенадцать девушек. Для них час занятий — час удовольствия.
Для Оли же — тяжкий труд. Она пропотела и теперь ждала, когда освободится душ.
Наконец в раздевалке все стихло, девушки ушли. Оля поднялась с коврика и вышла в раздевалку.
Сняла эластичный зеленый костюм, повязку с головы — чтобы пот не попадал в глаза — и голая двинулась в направлении душевой кабины.
— Что вы здесь делаете? — спросила она, прикрыв грудь руками, когда увидела стоящего с каким-то инструментом в руках высокого крепкого парня. — Неужели опять душ сломался?
— Ну, здравствуйте, — сказал он, нервно посмеиваясь. — Не узнаете меня?
У него были совершенно безумные глаза.
Оля вспомнила статью в газете о сексуальном маньяке, который жестоко расправляется со своими жертвами, и у нее от ужаса закружилась голова.
Шаг назад — и она спасена. Ну конечно же, он держал в руке нож. Огромный нож.
— Я узнала тебя, — сказала она. — Как же, конечно, узнала.
Она, стараясь, чтобы это выглядело незаметно, стала пятиться к двери, которая пока еще была не заперта.
— Я, когда ушел от вас, очень скучал, — говорил он, обращаясь словно к воздуху, настолько неопределенный и бегающий у него был взгляд.
— Я тоже, тоже очень скучала. — Она едва выдавливала из себя слова, горло пересохло, ей показалось, что она даже разучилась дышать.
— Давайте включим воду, хотите? — И он, не поворачивая головы, протянул руку и отвинтил кран душа. Напор был сильный, шла холодная вода.
— Я, когда стою под душем, всегда вспоминаю вас. Вэм, вы еще любите меня?
— Люблю.
Он стал раздеваться.
И вот когда он одной ногой был в брючине, а другая запуталась в валявшейся на мокром полу куртке, Ольга метнулась к выходу и выбежала голая в коридор.
— Там маньяк! — закричала она, бросаясь к лестнице. Ни души. Куда же они все делись?!
Оля спустилась вниз, где за столиком сидела вахтерша и что-то вязала. Увидев бегущую к ней голую женщину, она выронила вязанье.
— Наберите милицию, скорее! — крикнула Ольга.
— Ты что в таком виде-то? Какая еще милиция, а ну пошла-пошла, совсем уж с ума посходили на своих аэробиках…
И тут она снова увидела его.
Рука ее схватила телефон. Нож в руках — здесь уже не до шуток. Но телефон молчал. Мужчина стоял на лестнице. Видно было, как тяжело он дышит.
Ольга кинулась к стеклянным дверям. Вырвалась наружу и побежала, прячась в тени деревьев, по пустынной в этот полуденный час улице к остановке. Вот и телефон-автомат. Она судорожно схватила трубку и прижала к уху. Набрала «02».
— Милиция! Спортивный комплекс «Спартак». Там совершено нападение маньяка. Как на кого? На меня! У него большой нож, он очень опасен. Я была в душе, вернее, зашла в душ, а он там…
— Адрес.
— Рабочая улица, возле бани. Быстрее!
Но тут острая горячая боль пронзила ей грудь. Лицо исказила судорога, и Оля рухнула на горячий асфальт. Сердце девушки не выдержало утомительной тренировки и нервного потрясения.
— Смотрите, женщина голая, наверно, ее из окна выбросили…
Клаус пришел в себя и долго не мог уяснить, где он находится. И только припомнив ночь со всеми ее кошмарами и потерями, выругался и понял, что проиграл. Он, человек, всю жизнь просчитывающий каждый свой шаг, спасовал перед женщиной. Он понял, что ошибался, недооценивая столь сильного противника. Конечно, она пристала к нему у филармонии вовсе не для того, чтобы провести с ним пару часов за деньги. Она обвела его вокруг пальца.
И теперь получается, что он, Клаус Круль — агент ЦРУ, которому удалось путем кропотливой работы завербовать русского инженера и добиться того, что проект секретной космической ракеты почти полностью находится в руках американцев, — упустил свой последний шанс развязаться со службой и уйти на покой.
Драгоценная шифровка, полученная Храмовым от Юзича, испарилась.
И вдруг его осенило. Ведь если эта шифровка предназначалась агенту № 3, то есть инженеру, который должен был сам, своими руками, заложить пленку в контейнер, так почему бы не найти общего языка и с ним?
От этой мысли Клаус сразу приободрился.
Он тряхнул головой, прогоняя остатки сна и мрачных мыслей, и оглянулся.
Ну конечно, это гнездышко Храмова. Повсюду бархат, шелковые обои, кондиционер, ковры… Тьфу!
Он хотел подняться, но на это движение резкой болью отозвалась раненая нога.
Клаус откинул шелковое покрывало и увидел, что нога перевязана. На столике бинты, ампулы с лекарством, одноразовые шприцы. И вдруг он похолодел: а что, если Храмову пришло в голову пригласить врача?
Дверь открылась. Прихрамывая, вошел Валентин Георгиевич. В руках у него был небольшой поднос, на котором стояли две чашки с дымящимся кофе.
— Вы осел, господин Храмов. Два года жесткой конспирации, и в результате я — на вашей квартире. Можно сказать, в публичном доме.
— А что мне еще оставалось делать? — с невозмутимым видом возразил Храмов. — Не оставлять же вас на тротуаре? Или вы хотели бы сейчас оказаться в городской больнице?
— Это вы все твердили, чтобы я стрелял ей по ногам… Надо было убрать эту девицу, и концы в воду.
— Так вы, насколько мне помнится, стреляли ей и в голову, да только промахнулись.
— Кто еще у вас дома?
— Так, один знакомый.
— Кто такой?
— Никто. Безработный. Служит у меня. Совершенно безопасный тип.
— Он знает, что я здесь?
— Да, он вас и перевязывал.
Идиот, что еще сказать.
— У меня к вам разговор. Только прежде принесите что-нибудь посущественнее.
— Сережа! — позвал Храмов, и в комнату тут же вошел высокий худой мужчина в джинсах и голубой майке. Он вкатил столик.
— Вот, пожалуйста, ваш завтрак.
Клаус накинулся на еду. Никогда еще он не был так голоден. И каша, и яйца, и мясо — все было приготовлено отменным образом. Вот русские — из всего могут сделать культ.
Храмов поймал его взгляд, и Сережа ушел.
— Вы не могли бы связаться со своим инженером и попросить его встретиться со мной? — проговорил Клаус приглушенным голосом.
— Как? Вы не должны его даже видеть! Если вы встретитесь, то меня уберут, неужели вам не понятно?
— Но войдите в мое положение. Работа идет к завершению… Вы же сами видели, что я все сделал для того, чтобы достать эту чертову шифровку. Но она исчезла!
— А вам не кажется, что кто-то в городе дублирует операцию? — неожиданно сказал Храмов. — Ну посудите сами. Просто так эта девица вас бы не обокрала. Очевидно, шифровка была ей так же необходима, как вам.
— Да, но ведь, кроме вас и меня, никто не знал об этой злосчастной бумажке! Вы же собственной рукой делали копию.
— А вдруг шифровка оказалась у нее случайно, и девочка просто решила подзаработать? Может быть, она и представления не имеет, что там нацарапано. Но рассудила, что вы — иностранец, а раз так, то вас можно и подоить.
— Что сделать? — не понял Клаус.
— Подоить. Вытрясти из вас деньги. Это же так по-нашему.
— Это и по-нашему. Скажите, Храмов, разве вы не допускаете возможность, что я просто передам в центр об утечке информации, и все — вам крышка. Я скажу, что эта девица является вашей любовницей, что вы заодно и все такое…
