- Умеет, умеет, - возразил Игорь. - Я точно знаю, она недавно книжку на помойке нашла. "Чапай и чапаята". И всю ее от корки до корки прочитала. Уселась на диван, затихла вся, затаилась и читает, читает, прибубнивает что-то себе под нос, падла... Во дела, я удивился... Я ей - офонарела, мать, что ли? Жрать давай. А она только отмахивается и матюгается... И читает, читает... Во дела... Потом книгу, правда, все равно в сортире по делу использовала, туалетной бумаги не было как раз...
- Ну, спорить не стану, это мне все равно, факт, что не профессор... А я? Отбарабанил, Миша, я по двести шестой три годика, только вышел, а жрать-то хоца... И пошли с друганами хату бомбить, балдежная хата, упакованная до всех пределов. Бабки наличные взяли, технику, ружье. А Дездемон, подлюка гнойная, жадная, для своей биксы колечко припрятал, и на ней колечко это через месяцок и приметили нужные людишки. Бикса раскололась, Дездемона повязали и раскололи в лягавке, как гнилой орех... Так-то вот, паря... Жаль, что Дездемон в зоне загнулся, я бы ему кишки-то повытащил, не захотел все на себя брать, гаденыш, как будто ему от этого убавилось. Прибавилось! - расхохотался Живоглот, сверкая золотыми фиксами. - Групповуха, Миш, групповуха, братан... А я, короче, еще на четыре загремел, не успев воздуха вольного в себя вдохнуть. Потом скостили, через три годика вышел... Что, разве это жизнь, а? - слегка дернул Мишу за рукав Живоглот. - То ли дело теперь? Хату трехкомнатную купил в Крылатском, ремонтик запузырил зашибец, купил "бээмвуху", а сейчас к ней еще джип "Мицубиси" собираюсь прикупить. Жру в кабаках, телок имею наилучших. Хотите, сейчас отсюда поедем потрахаемся ко мне... Сейчас братаны звякнут...
- На что трахаться-то? Биксам платить надо, - угрюмо пробасил Игорь.
- Оплачу на этот раз, угощаю коньяком и блядьми, - улыбнулся Живоглот. - Я помню Мишку-то, помню его добро, как он нам колбаску дефицитную доставал, как мамаше лекарство от печени раздобыл и путевочку в Ессентуки, а то бы она давно бы загнулась от пьянства. Что же я теперь, другану братана родного не могу телочку оплатить? Оскорбляешь, Игоряха, оскорбляешь не по делу... Жмотом никогда не был, братва не жалуется...
Михаил потихоньку начал приходить в себя. Страх перед бандюгой и убийцей стал потихоньку пропадать, появилось уважение... Оно усилилось после того, как на белом "БМВ" они поехали в Крылатское и туда, в шикарно обставленную и отремонтированную квартиру, им доставили сногсшибательных телок, на которых он бы в другом месте и взглянуть побоялся, не то что клеиться... Все под метр восемьдесят ростом, одна краше другой... Хороши телочки, смотреть страшно, до того хороши...
Но они приехали сюда не для того, чтобы на них смотрели. Всю ночь они творили чудеса групповухи. И все равно Живоглот остался недоволен. Под утро он избил одну из проституток и выставил всех вон. Позвонил куда-то и пожаловался на плохое обслуживание.
- Если ты, вампир, мне еще таких шалашовок пришлешь, я тебя самого и раком и рыбой поставлю... Ничего не умеют, только мордой накрашенной торговать и ляжки свои показывать... А секс - это тоже наука... Учить надо, курсы организовать, нужную литературу давать почитывать! Я тебе не лох, я всякое видел, за свои бабки, кровью и потом заработанные, кайфа хочу, а не суходрочки. Понял, обосрак?! - побагровел он и яростно грохнул хрустальный фужер с шампанским об пол.
Потом утихомирился и завалился спать. А Игорь с Михаилом, не понимающие, от чего это он так разъярился, на цыпочках вышли из квартиры.
На другой день Михаил не явился на работу. Кондратьев весь день звонил ему, но он к телефону не подходил. А еще на следующий день, когда Михаил с мрачным, вызывающим видом появился на работе, Кондратьев заявил, что делает ему не первое, зато последнее предупреждение.
- За что? - позеленел от злобы Михаил. - За то, что на работу вчера не вышел? Так я болел, что я, заболеть не имею права?
- А за все хорошее, Миш. А болезнь твоя видна невооруженным глазом. Ты сюда работать пришел, а не пьянствовать. Нам прогульщиков и лоботрясов не надо, сейчас не застойное время, на себя работаем, не на дядю чужого. Что за народ такой, в толк не возьму. Прежний помощник пил, как лошадь, а теперь и ты за дело взялся.
Михаил метнул взгляд на Аллочку, потупившую глаза и печатавшую что-то на машинке. И тут же на своем протезе в комнату ввалился Сергей Фролов.
- Что творится на белом свете? - улыбнулся он своей ослепительной улыбкой.
- Да ничего особенного. Вот, отношения выясняю с помощником.
- Да? - равнодушно переспросил Фролов, даже не здороваясь с Михаилом. - Слушай, Леха, тут такое дело намечается, пошли туда, переговорить надо... Я тебе вчера на квартиру тарабанил аж до часу ночи. Где ты пропадал? Я одну торговую точку нашел, обалдеть... В розницу торговать будем... Пошли переговорим поподробнее, - взял он друга за рукав куртки. - Так где же ты пропадал?
- У Инны был, - прошептал Алексей, но Михаил расслышал.
- Так я пошел, - пробормотал он, бледный как полотно от распиравшей его злобы.
- Да, иди, иди, - махнул рукой Алексей. - Езжай на склад и проверь там новую партию товара. Только мой совет - бросай ты такую жизнь, не доведет она тебя до добра, ты еще молодой. Не поздно завязать...
- А вот в советах я не нуждаюсь, - на сей раз Михаил густо покраснел. - В кои-то веки выпить со старыми приятелями имею право, я тебе не крепостной, - добавил он.
А Фролов, не обращая на все это ни малейшего внимания, тянул друга в соседнюю комнату для беседы.
- Пошли, пошли, не нуждается он, не крепостной он, пошли, слушай меня...
И они исчезли за дверью.
Михаил, как побитая собака, бросил мимолетный взгляд на Аллочку, но она продолжала, не глядя на него, стучать на машинке.
- Крышка всем вам, - процедил он сквозь зубы, выйдя из офиса на улицу.
Глава 4
Алексей открыл глаза и поглядел на лежащую рядом с ним Инну. "Похожа на Лену, как похожа, особенно во сне", - подумал он. Инна безмятежно спала после бурно проведенной ночи. Алексей встал и прошел на кухню. Закурил, задумался...
Всего три месяца, как он познакомился с Инной Костиной. Она работала бухгалтером в Фонде афганцев-инвалидов и приходилась какой-то дальней родственницей их секретарше Аллочке, какой именно, он так и не понял. Поначалу она консультировала его по всевозможным хитросплетениям бухгалтерии, пока он не принял на работу в свою фирму опытного бухгалтера Ковалева, ранее работавшего в КГБ. Сначала он был равнодушен к ней. После страшной смерти Лены он вообще не глядел ни на одну женщину, хотя чувствовал, что, например, очень нравится двадцатилетней миниатюрной секретарше Аллочке. Та бросала на него нежные взгляды, а он словно их не замечал. А тут... что-то дрогнуло в его раненном от страшной потери сердце. Какой-то поворот головы, какое-то брошенное слово, интонация... Алексей на секунду закрыл глаза и воочию увидел перед собой покойную жену. Точно, похожа, и глаза, и волосы, и походка, и голос...
Инне Костиной было двадцать три года. Но, несмотря на молодость, ее голубые глаза были полны какой-то тайной грусти. Она была молчалива и строга, охотно помогала Алексею, когда он обращался к ней за советами, но не делала ни малейших попыток перевести отношения в какую-нибудь иную плоскость. А он порой не мог оторвать от нее своего взгляда, стоял рядом и глядел, глядел... И что-то происходило в его душе...
- Что вы на меня так смотрите, Алексей Николаевич? - как-то спросила она.
- Так... - неожиданно вздрогнул и смутился он.
Инна не знала о том, что произошло с семьей Кондратьева. Сергей Фролов, весельчак и балагур, был в таких вопросах нем как могила и ничего никому не рассказывал. Просто представил Кондратьева как своего боевого товарища, и все...
- У него есть семья? - спросила на следующий день Фролова Инна.
- Была, как же без семьи? - помрачнел Сергей. - А тебе-то что до этого? Влюбилась, что ли? А вот я тебе... - И погрозил ей пальцем.
- А что, нельзя? - покраснела Инна. - Я женщина свободная, поэтому и спрашиваю вас, свободен ли он...
- Он не свободен от черных мыслей, Инночка, - покачал головой Сергей. - Он бесконечно одинок. Живет пока у меня, но собирается уйти и снять квартиру. Думает, бедолага, что стесняет меня... А что? Пусть снимает, деньги у него теперь есть. Надо и ему личную жизнь налаживать. Нас-то с Настюшкой он не стесняет, а вот мы его стесняем своей любовью, это точно. Мужик же он, в конце концов, ему всего-то тридцать четыре годика...
- Неужели только тридцать четыре? - удивилась Инна. - А я думала, уже за сорок...
- Уже за семьдесят, дорогая, если каждый год в Афгане считать за десять... А если еще прибавить что-то другое, то и за двести... А ты вот что, составь-ка мне к завтрашнему дню отчет для налоговой инспекции...
- А что другое? - привстала с места Инна. Ее стало жутко интересовать прошлое Алексея.
- Экая ты любопытная личность... - нахмурился Фролов. - Вот я, например, не интересуюсь твоим прошлым, и Леха не интересуется. А она, понимаешь, вся затрепетала от любопытства... Если интересно, возьми сама да спроси... Язык-то есть небось... А я в такие дела встревать не люблю...
