В Алиеве представители альтернативной веры, как они сами себя называли, или сектанты, как о них отзывался православный батюшка, выкупили участок земли, находившийся почти в самом центре города, и развернули строительство. Благо, на этом участке располагались лишь старые склады, построенные тут, когда место это центром города еще не являлось. Строили быстро, через полгода на месте складов возник комплекс двух-и трехэтажных зданий. А еще спустя месяц вокруг площадки протянулась глухая серая стена, надежно отгородившая комплекс от внешнего мира. Лишь скромная табличка, намертво припаянная к воротам, свидетельствовала, что здесь располагается школа-интернат для трудных подростков. Время от времени школу посещали самые разнообразные комиссии – такое заведение никак не может существовать без чуткого государственного контроля, но все проверяющие удалялись, полностью удовлетворенные увиденным. Однажды, в порыве энтузиазма, о школе написали в местной газете.
Вот, собственно говоря, и все. С одной стороны, не так уж и мало, а с другой? Максим Ильич считал себя закоренелым циником и давно уже не верил в благотворительность. Да и вообще, не нравилось ему здесь. Толстомордый охранник в темно-зеленой униформе долго не соглашался пропускать деда Мороза на территорию школы. Ни его слова, ни почтенный возраст, ни даже служебное удостоверение не произвели на него впечатления.
– Не положено! – И весь ответ. Но Максим Ильич отступать не собирался. Наоборот, оказываемое сопротивление лишь раззадоривало его. И он добился, чтобы охранник связался с дирекцией. Директором. Разрешение было получено, более того, Игнат Владимирович лично вышел на пропускной пункт, интересно, с чего бы? Вариант первый: желает таким образом показать, что к милиции он относится с почтением и уважением, что маловероятно. Вариант второй: если уж сыщик все равно приперся, то пусть лучше под присмотром побудет.
Через пару минут Максим Ильич был вынужден констатировать печальный факт: его опасения полностью подтвердились. Директор сего богоугодного заведения был мил и любезен, насколько можно быть любезным по отношению к человеку, которого ты совершенно не желаешь видеть. Он четко отвечал на вопросы, тщательно скрывая свое недовольство, и лишь изредка благородный римский нос его некрасиво морщился, словно его обладателю приходилось вдыхать нечто отвратительное.
– Мне сказали, – разговор проходил в личном кабинете Игната Владимировича, и от этого директор чувствовал себя гораздо спокойнее. Что ж, дома, как говорится, и стены помогают, – что дело закрыто.
Директору крайне не нравился его собеседник, ему вообще менты не нравились. А этот был как-то особенно неприятен: маленький, сгорбленный, словно карлик из сказки, лысинка блестит, а глазки холодные, цепкие, посмотрит – и как рентгеном просветит, до самых косточек.
– Закрыто, – голос у нежданного гостя был сиплый, будто простуженный, казалось, вот-вот товарищ милиционер начнет хлюпать своим носом с крупными черными порами, из-за которых несчастный нос казался большим и грязным, и вытирать сопли рукавом коричневого пальто, сшитого, наверное, еще при Андропове. Но нет, мент кряхтел, сипел, но вел себя прилично, только вот пальто свое снять отказался. Тоже мне, комиссар Коломбо, с неприязнью подумал директор.
– Тогда чем обязаны?
– Да так, некоторые детали уточняю. – Максим Ильич поудобнее расположился в мягком кресле. А кабинет у этого хлыща ничего, солидный. Вон мебель какая, тяжелая, деревянная, не то, что в его собственной комнатенке, которую кабинетом назвать язык не поворачивается. В комнатенке с трудом удалось расположить старый шкаф, стол и два деревянных, точнее, сделанных из вечного ДСП стула. Все поцарапанное, извозюканное и просто старое. А здесь – блеск, кожа, запах лака и полироли. Красота!
– Будем рады помочь следствию. – Сморщенный нос директора утверждал совершенно обратное, примерно следующее: будем рады, если вы уберетесь куда-нибудь подальше, например, к своему столу и колченогому стулу со сломанной ножкой. Ничего, успокоил себя дед Мороз, пусть думает, что хочет, мы люди не обидчивые. Дальше пошло по накатанной: вопрос – ответ, и внутренний детектор лжи на подхвате.
– Как давно вы знали потерпевшую?
– Около года.
– А точнее?
– Ну… – Хлыщ призадумался. – Примерно с мая прошлого года.
– Как вы познакомились?
– Обычно. У нас имелась вакансия, мы дали объявление в газету, она устроилась к нам на работу. Вот, собственно, и все.
– Так уж и все? – Максим Ильич хитро прищурился. – Она пришла, и вы сразу ее взяли?
– Не сразу, конечно. Было собеседование. Конкурс. Нам она понравилась больше других кандидатов.
– Нам – это кому?
– Мне и Светлане Игнатьевне, это моя заместительница.
– И ваша дочь?
– Нет, – директор устало улыбнулся, видимо, с этим вопросом к нему обращались неоднократно, – просто совпадение. У меня детей вообще нет.
– Ага, – дед Мороз пребывал в некотором смятении: не слишком приятно почувствовать себя дураком, хотя бы даже на мгновение. – И как ей у вас? Понравилось?
– Полагаю, что да.
– Так полагаете или – да?
– Да. Наверное. Ну, вы же сами понимаете, что в душу другому человеку не заглянешь. Женечка не жаловалась, работала хорошо, уходить никуда не собиралась, наоборот, мы планировали подписать трудовой контракт не на год, как обычно, а на три.
– Почему?
– Она была хорошим специалистом. Очень. Дети ее любили, доверяли. А наши дети – особые создания, к ним не легко найти подход.
– И как Евгения отнеслась к подобной перспективе?
– Она была не против. У нас хорошая зарплата и условия работы, мы стараемся не перегружать наших специалистов, помогаем, если что. Вот.
– Понятно. А какие отношения у нее сложились с коллегами?
– Не берусь судить, поймите, мы тут ни за кем не следим, но коллектив у нас очень дружный, сплоченный, и, если Женечка у нас прижилась, значит, и в отношениях с коллегами у нее все в порядке было…
– А в семье?
– Ох, – Игнат Владимирович извлек из нагрудного кармана белоснежный платок, украшенный вышивкой, и аккуратно вытер пот со лба.
Точнее, не вытер, промокнул, так же, как когда-то в сопливом детстве сам дед Мороз прикладывал тонкую розовую промокашку к тетрадному листу, чтобы убрать излишек чернил.
– Ну вы же должны быть в курсе, что Женечка – сирота. Нет, у нее имеется сестра где-то в Архангельске… Или в Мурманске, но в Алиеве – никого. Мы и хоронили-то ее сами. Бедняжка!
– Ясно.
Что бы еще такого спросить? Вроде все, что хотел, узнал. «Нет, – поправил самого себя Максим Ильич, – не что хотел, а что тебе позволили. И не узнал ты, старый пес, ничего, совершенно ничего, только почуял, как боится тебя этот надменный прилизанный тип в строгом костюме в тонкую полоску. Хотя, казалось бы, чего ему бояться? Кто он, и кто дед Мороз? Однако ж…»
– Мне бы еще с сотрудниками поговорить. С ее коллегами, так сказать…
Директор счел возможным откликнуться на его просьбу и даже предоставил для беседы собственный кабинет. Спасибо огромное!
Максиму Ильичу однажды довелось побывать на съемках фильма, на этих, как там правильно, пробах. Вот. И все происходящее до головной боли напонило, ему эти пробы. Он – режиссер, напротив – актеры. Он задает одни и те же вопросы и получает на них аналогичные ответы. «Да. Нет. Не знаю. Она была хорошим человеком. Любили. Ценили. Ни с кем не конфликтовала…» Да и учителя эти походили друг на друга, как две капли воды, не внешне, внешность – ерунда, внешность легко изменить, а душу или что там у человека внутри, ибо, как всякий атеист, в существование души Максим Ильич не верил, – но это изменить невозможно. Вот и преподаватели были такими же странными и недобрыми, как само это место. Они улыбались, вежливо кивали и даже не морщили носы, но… Оставалось ощущение недоговоренности и, более того, почти неприкрытой издевки. Тебе дают то, что ты хочешь услышать, или то, что им разрешили рассказать, не более, и прими это как данность. Не надо копаться. В конце концов, есть труп, есть убийца, официально дело закрыто. Что же тебе еще надо? Справедливости? Ну так нету ее, справедливости этой, вся повывелась. Израсходовалась.
Из школы Максим Ильич не вышел – вылетел, злой и раздраженный, хотя и сам понять не мог, отчего. Главное, решимости у него не поубавилось, наоборот, никогда еще после смерти Зары дед Мороз не чувствовал себя таким живым.
Он не видел, как после его ухода холеный директор интерната рухнул в кресло совершенно без сил, истерично мял кружевной платочек с вышитыми золотом вензелями и нервно курил, прямо в кабинете, чего раньше себе никогда не позволял. А потом, слегка успокоившись, закрыл дверь на ключ, извлек из сейфа сотовый и набрал номер, единственный номер, забитый в электронную память дорогой игрушки. Ответили сразу. ОН всегда отвечал сразу, словно ждал звонка. Игнат Владимирович обрисовал проблему и окончательно пришел в себя. Теперь все будет в полном порядке: его собеседник позаботится, чтобы неприятный старик в мятом коричневом пальто больше здесь не появлялся. У человека, чей безжизненный механический голос исправно отвечал на звонки, были свои методы решения проблем, и они еще ни разу в жизни не подводили. Знать бы, как зовут этого кудесника… Или нет? Лучше не знать. Меньше знаешь, крепче спишь, говаривала мама. Игнат Владимирович был совершенно с нею согласен.
