appétit [24].
– Спасибо. – Ричарда немного ошарашило это представление. – Но зачем тебе это понадобилось? – шепотом поинтересовался он у владельца кафе. – Зачем привлекать фешенебельную клиентуру?
Рене тяжело, утомленно вздохнул, всем видом демонстрируя, что судьба обрекла его на труд, почти равный бессмысленностью сизифову.
– Все из-за новых ресторанов, понятно? – Собеседник печально покачал головой. – Проклятые мишленовские звезды внушили местной публике завышенные ожидания. Все сразу почувствовали себя на острие моды, бла-бла-бла. – Он снова наклонился к Ричарду и оглянулся по сторонам – не подслушивает ли кто. – И дело не только в жратве, но и в качестве обслуживания.
– Месье, можно попросить принести солонку? – из-за соседнего столика попросил мужчина в панаме и с шейным платком.
– Через минуту! У меня только одна пара рук! – злобно прорычал Рене, поворачивая голову к безупречно вежливому посетителю, затем снова посмотрел на Ричарда. – Видишь, что я подразумевал? Ладно, приятного аппетита.
Ричард уставился на сиротливый сырный омлет и картошку фри, поймав взгляд Валери. Ее мнение об англичанах и их еде только подтверждал неблаговидный, почти серый диск на тарелке, который слегка напоминал детское фрисби, забытое в саду на много лет и теперь выцветшее, иссушенное. Ричард приложил все усилия, изображая, что ужасно недоволен поданным блюдом, но в глубине души понимал, что это будет лучшая трапеза за последние несколько дней. Простая пища, которую можно съесть безо всякого притворства и попыток проанализировать скрывавшуюся за ней историю, мотив или груз прошлого.
Он отрезал кусочек омлета и положил его в рот, наслаждаясь по-настоящему плохим вкусом, все четче осознавая в процессе, что никогда не будет аристократом, каждый день дегустирующим изысканные, дорогие блюда. Как никогда не сможет и есть дешевую пищу на завтраки, обеды и ужины. Ричард был обычным человеком и любил разнообразие, поэтому после череды произведений кулинарного искусства из мишленовских ресторанов с особым удовольствием смаковал старую добрую сытную еду, пусть и французскую, то есть в облегченном варианте.
Закончив, он положил столовые приборы на тарелку, не в состоянии скрыть своего наслаждения этим безвкусным, резиновым неприличием, и, подняв глаза, увидел на лице Валери и морде Паспарту одинаковое выражение крайнего отвращения.
– Закажем десерт? – невозмутимо поинтересовался Ричард, решив проигнорировать отвисшие челюсти злопыхателей. – Может, нам и в этот раз принесут хит сезона: парфе из козьего сыра с кроваво-красным отпечатком руки?
– И часто ты здесь обедаешь? – Ужас в глазах Валери намекал, что она заново взвешивает, не разорвать ли дружеские отношения с Ричардом, который, со своей стороны, наконец наелся омлетом с картошкой и теперь чувствовал себя как никогда бодрым.
– До недавнего времени это кафе было единственным заведением, где можно поесть. Рене просто преобразил это место.
– Но название все равно странное. – Валери огляделась по сторонам, ошарашенная новостью. – В смысле для провинции.
– Пожалуй, но тому есть объяснение, – с энтузиазмом заверил Ричард, решив удовольствоваться тем, что вытер багетом тарелку. – Раньше кафе называлось Chez Rémi [25], но владелец сильно проигрался и передал права на собственность Рене, который, по-видимому, работал в сфере взыскания долгов. – Он не заметил, как при этих словах напряглась Валери. – Но до того, как тот успел воспользоваться приобретением и принять на себе руководство, его забрали в тюрьму на пару лет…
– За преступления против еды? – Валери наконец с торжествующим видом подняла свой бокал.
Ричард пришел в легкое замешательство. Он, очевидно, не слишком хорошо знал собеседницу. Они вместе пережили лишь одно приключение. Или лучше называть это делом? В любом случае несколькими неделями ранее она казалась энергичной и целеустремленной особой, которая не проявляла ни намека на жестокость и резкость, хотя, без сомнений, была экспертом в оружии, рукопашных сражениях, высокой моде, спортивных машинах и преследовании должников, сбежавших мужей и преступников. Сейчас же Валери выглядела иначе: чем-то обеспокоенной, словно ее что-то тяготило.
После целой жизни наблюдений за людьми, как в фильмах, так и в реальности, Ричард считал себя неплохим знатоком человеческих эмоций, но в связи с принадлежностью к нации англичан в данный момент решил проигнорировать неясность в поведении девушки и продолжил:
– В общем, Реми должен был управлять кафе, пока не выйдет Рене, но банк обратился за взысканием долга, отнял заведение и продал его за бесценок.
– Сомневаюсь, что месье Рене остался этим доволен.
– Да, не совсем. Какой-то парижанин купил помещение, сменил название на Café des Tasses Cassées и приступил к «улучшениям». Суши, рогалики, фрапучино – все в таком роде.
– И что, посетители просто сами постепенно разбежались? – Похоже, эта мысль опечалила Валери.
– О нет! Они решили не являться с самого начала. Причем возражали не столько против еды, сколько против смены названия. Реми задолжал почти всем в городе, поэтому заведение практически выступало гарантом возврата денег. – Она улыбнулась, услышав последние слова, поощрив Ричарда продолжать. – Как бы там ни было, Рене вышел и выкупил кафе у парижанина, уже отчаянно желавшего унести ноги, за минимальную долю от того, что тот заплатил, хотя и изначальная цена являлась минимальной долей от реальной стоимости, таким образом и завладев наконец заведением.
– А что произошло с Реми?
– Работает на кухне, понемногу выплачивает долги.
– Хорошо, – кивнула Валери, снова улыбаясь.
– Ты будешь рада услышать, что в кафе перестали готовить суши.
– Но я их люблю!
– Не в таком виде, в каком они получаются у Рене, поверь.
В этот раз она рассмеялась и подставила лицо лучам, которые осветили ее тонкие черты, упрямый подбородок и большие солнечные очки, как всегда придававшие ей некое старомодное очарование и элегантность.
– А Рене? – медленно спросила Валери. – Он отказался от своего занятия коллектора?
Настала очередь Ричарда рассмеяться.
– Ха! Переживаешь насчет соперника? «Этот город слишком тесен для нас обоих!» – Он заметил, что собеседница не рассмеялась, и вяло повторил: – «Этот город слишком тесен для нас обоих». Так говорил Уолтер Хьюстон Гэри Куперу в фильме «Вирджинец» тысяча девятьсот двадцать девятого года.
– Я подумываю о том, чтобы бросить работу. Она становится слишком опасной. – Валери напряженно посмотрела на Ричарда, словно хотела услышать его совет.
– Что-то случилось? – Тревога невольно прокралась в его голос.
– Просто я совершила несколько ошибок в прошлый раз…
– Пока отсутствовала?
– Да. И когда я со всем разобралась, то поняла, что мне некуда возвращаться. Что нет ни одного места, которое можно было бы назвать домом и чувствовать себя там в безопасности.
– У тебя нет дома?
– Есть квартира в Париже, но…
– Но там опасно? – Ричард огляделся по сторонам, точно любой торговец на рынке мог оказаться потенциальным убийцей.
– Сейчас, наверное, уже нет, но здесь, пожалуй, надежнее. Понимаю, это звучит глупо, но они почти добрались до Паспарту. И знаешь, что я подумала?
– Что я могу защитить вас обоих? – медленно кивнул Ричард, раздуваясь от гордости после незавуалированного комплимента его мужественности.
– Ха! Нет! – фыркнула Валери, едва не прыснув набранным в рот вином. – Я вспомнила твою курицу, которая умерла.
– А, ясно. – Ричард притворился, что пошутил, и натянуто рассмеялся. – Ты говоришь об Аве Гарднер, жестоко задушенной сицилийской мафией? – По правде, он до сих пор тяжело переживал инцидент: подобные вещи оставляют в мужской душе неизгладимый след.
– Да, Ава Гарднер. Ты уже взял вместо нее другую несушку? – мягко добавила Валери.
– Нет, пока нет. Нельзя с этим торопиться. – Ричард рассеянно провел пальцем по ободку бокала. – Послушай, ты сказала, что хочешь чувствовать себя в безопасности, но по-прежнему настаиваешь на расследовании самоубийства так, словно оно было чем-то более серьезным. Это не слишком похоже на уход от дел.
– О, Ричард! Я же не могу отказаться от всех удовольствий жизни. – Валери наклонилась и взяла его ладонь в свои, после чего торопливо поднялась из-за стола. – Теперь мне надо кое-что сделать, пока ты допиваешь свой ликер. Вернусь через пять минут! Оставляю Паспарту с тобой. – И она упорхнула прочь, очевидно, вдохновленная идеей убийства и подхваченная азартом погони.
После исчезновения спутницы в толпе Ричард посмотрел на чихуахуа, который в кои-то веки встретил его взгляд не с обычным высокомерием, а с усталой покорностью судьбе. Это могло сигнализировать о том, что их совместное времяпрепровождение становится обыденностью. Мысль, как ни странно, приободрила Ричарда.
– Твое здоровье, – сказал он, поднимая бокал.
– Уже разговариваете с собаками? – послышался сбоку голос Лапьера.
Он согнулся, нависая над Ричардом. На рубашке полицейского стало еще больше крошек, если такое вообще возможно.
– Комиссар, как проходит расследование?
– А откуда вы узнали, что оно ведется? – В устах
