— Просто так получилось, — сказал Крейцер. — Мы осматривали дачу, а потом случайно прошли мимо вашего дома. Мы так и так искали кого-нибудь из соседей, чтобы порасспросить, а раз мы с вами уже знакомы, я и подумал, что, может, стоит начать с вас.
— Понимаю, но какой от меня может быть прок?
— Такой, что вы просто ответите на некоторые интересующие нас вопросы и не будете при этом ломать голову. Итак: нет ли у вас каких-нибудь соображений насчет того, кто мог проникнуть в дачу?
— Только самые общие. В этих краях околачивается тьма-тьмущая подростков. Они-то, наверно, и взломали дачу.
— Вы сами видели?
Кривиц засмеялся.
— Видеть, само собой, не видел. Не то я бы их живо шуганул.
— Вы знаете Вольфганга Першке?
— Нет. Это кто?
— Тот самый молодой человек, который прятал награбленное на даче своего деда.
— Ах, этого… Постойте-ка, сдается мне, что он бывал у нас в мастерской. Дитер привозил его на своем мотоцикле.
— Какой еще Дитер?
— Дитер Николаи. Они с Вольфгангом Першке знакомы по мотоклубу. Бруно мне, помнится, что-то такое рассказывал.
— Это очень любопытно. Вы уверены, что Дитер знаком с Вольфгангом?
— Уверен. А разве это так важно?
Крейцер пропустил его слова мимо ушей.
— Еще нам было бы интересно услышать, какого вы мнения о Дитере Николаи. Вы ведь его хорошо знаете.
— Ну, хорошо знаю — это слишком сильно сказано. Я иногда встречал его, когда они с Бруно возились в мастерской либо когда я сам делал что-нибудь в доме его отца.
— Ну и как вы его находите?
Кривиц сунул руки в карманы, опустил голову, подошел к своей кровати и сел на нее.
— Это не так-то просто, — заговорил он, — я и обманывать вас не хочу, но, с другой стороны, не хочу порочить человека только потому, что он мне не очень по душе. Понимаете, тут всякого может занести.
Он вытряхнул на тумбочку сигарету из пачки и закурил.
— Об этом вы не тревожьтесь, господин Кривиц, — успокоил его Крейцер. — Нас интересует только ваше мнение, и, разумеется, это останется между нами. А уж мы будем делать выводы.
— Ну хорошо, будь по-вашему. Но ничего приятного я рассказать не могу. Думается, у Дитера бывает слишком много денег. Он ведет легкомысленный образ жизни. А уж отсюда все беды, как говорит народная мудрость.
— Деньги у него откуда?
— Как откуда? Небось отец дает.
— Почему вам кажется, что Дитер ведет легкомысленный образ жизни?
Кривиц пожал плечами.
— Чего не увидишь, когда умеешь смотреть. У него дорогой мотоцикл. Обычно студент, да еще не получающий стипендии, себе такого позволить не может. Он гоняет на бешеной скорости по всей округе, что опасно для окружающих. Но мало этого. Когда отец уезжает, он тайком берет его «вартбург» и катает на нем своих девочек. Без водительских прав и вдребезги пьяный. Ну как вам это покажется? — Кривиц затянулся и умолк.
— А дальше? — спросил Крейцер. — Продолжайте.
— Куда уж дальше. Дальше некуда.
— Вы ведь еще что-то знаете. Вот и расскажите.
Кривиц замялся.
— Ладно. Раз вы настаиваете. Хотя и не хотелось бы. Значит, так. Дело было в воскресенье, в Глиндове, там ресторан в саду. А он был с такой рыжей девицей! — Кривиц плутовски возвел глаза к небу и прищелкнул языком. — И они под ручку топали к автомобилю. А официантка им сказала, что в таком виде за руль не садятся, но девица только огрызнулась в ответ, а Дитер сел за руль, и они умчались. Люди так и ахнули.
— А вы почему не вмешались? Вас он знал, может, и послушался бы.
— Я слишком поздно подошел. Они уже захлопнули дверцы. Мне потом официантка все рассказала. Ох, и кипела же она!
— А почему вы ничего не рассказали отцу Дитера?
Кривиц недовольно поморщился.
— Понимаете, он был в отъезде и вернулся только через две недели. А Дитер несколько дней спустя подошел ко мне и сказал, что случайно впутался в эту дурацкую историю и чтобы я ради бога ничего не рассказывал отцу. Больше это никогда не повторится. Ну, понимаете, я и сам был когда-то молод, пожалел парня и обещал помалкивать. Кстати, у меня и доказательств никаких не было. Вздумай он все отрицать, я бы и остался в дураках. Нет, я положил себе за правило не совать нос в чужие семейные дела.
— А эта рыжая девушка вам знакома?
— Я ее первый раз увидел.
— Больше не видели?
Кривиц отрицательно замотал головой.
— Думается, это было случайное знакомство.
Крейцер кивнул и опустил глаза.
— А приятельницу доктора Николаи вы знаете?
— Один раз видел, когда они проезжали мимо. Я ведь уже вам рассказывал.
— А случись вам встретиться, вы узнали бы ее?
— Навряд ли. Мало ли на свете красивых блондинок.
— И еще одно, господин Кривиц. У вашего зятя в мастерской есть ключи для «вартбурга»?
— Вы про ключи от дверцы или про ключи зажигания? Есть, целая связка. Ведь то и дело случается, что кто-нибудь из клиентов теряет свои ключи или оставит машину, а ключи отдать забудет.
— И все имеют доступ к этой связке?
— Кому нужен ключ, тот идет к шефу и берет у него.
— Это понятно, — нетерпеливо вставил Крейцер, — но где их хранят? После конца рабочего дня, к примеру?
Кривиц заморгал, потом качнул головой.
— Нет-нет, к ним доступа нет. Мой зять очень осторожен. Ключи у него всегда хранятся под замком, в ящике письменного стола. И всю связку он никому на руки не дает, только именно тот номер, который нужен.
— Ну хорошо, — сказал Крейцер вставая, — на этом и покончим.
— Извините, — произнес Кривиц, тоже поднимаясь. — Вы вроде что-то говорили о пишущей машинке и о фотоаппарате. Как они выглядели, я хочу сказать, какой фирмы?
— Серая портативная «Эрика» и малоформатная камера «Пентина ФМ». А вы слышали об этом?
— Нет, ничего не слышал. Но я много где бываю, вдруг и услышу что интересное.
Крейцер одобрительно кивнул, затем, подойдя к окну, нечаянно задел локтем красную занавеску, и, когда та сдвинулась в сторону, взорам присутствующих открылся цейссовский ночной бинокль. Он висел на большом гвозде, вбитом у самого края в оконную раму.
Крейцер протянул руку.
— Можно?
— Конечно.
— Красивый у вас сад. Вы за ним ухаживаете?
Кривиц засмеялся.
— Какое там! Это обязанность Бруно. Зять держит его в ежовых рукавицах.
Утром следующего дня, в начале девятого, взволнованная секретарша влетела в кабинет Крейцера. Она была еще очень молодая, с розовым личиком, темные волосы, разделенные посередине пробором, торчали в обе стороны смешными хвостиками, перехваченными белой ленточкой. Крейцер и Арнольд, занятые спором насчет душевных качеств Дитера Николаи, недовольно взглянули на нее.
— Там какой-то господин! Я сказала, что вы заняты, но он очень грубо потребовал, чтобы я провела его к вам.
— А чего ему надо? — спросил Крейцер.
— Он напустил на себя таинственный вид, в руке у него письмо, и он им размахивает. А назвать себя отказался.
— Ну ладно, впустите его. Надеюсь, он не из тех субъектов, которые слушают каждый чих своего соседа. Когда я позвоню и попрошу дать нам кофе, немедленно приходите и под любым предлогом вызовите нас из комнаты.
— Да, но… — Девушка растерянно взглянула на неге. — А что мне говорить-то?
— Да уж придумайте что-нибудь. Ну, лев откуда-нибудь сбежал или еще кто-нибудь. Неужели у вас нет фантазии?
— Слушаюсь, товарищ лейтенант, — сказала она и с выражением растерянности на лице вышла из комнаты.
Потом дверь рывком распахнули, и в комнату ворвался доктор Николаи. На нем был плащ и серая фетровая шляпа. Лицо его поражало нездоровой краснотой. В правой руке доктор Николаи держал письмо и размахивал им.
— Десять минут я пререкался с этим младенцем, прежде чем меня пропустили. У меня время-то не купленное, — рычал он.
Крейцер и Арнольд были так ошарашены, что лишь безмолвно глядели на него. Николаи же воспринял их молчание как признание вины, швырнул шляпу на стол и примирительно сказал:
— Ну ладно, это все пустяки. Меня вывела из себя вот эта бумажка. Вы только полюбуйтесь: верх наглости! — И он швырнул на стол голубой конверт.
Они увидели самое обыкновенное письмо на имя доктора Николаи. Адрес был написан от руки крупным, по-старомодному витиеватым почерком. В одном месте перо зацепилось за бумажное волоконце и оставило на бумаге брызги чернил. Крейцер перевернул конверт. Адрес отправителя указан не был. Он достал из конверта сложенный вдвое листок и развернул его. Текст, написанный той же рукой, гласил:
«Глубокоуважаемый доктор Николаи! Вы, вероятно, помните, что более пяти недель тому назад были у меня и мы договорились, что я приобретаю у вас «вартбург-люкс». Поскольку мне и моей семье очень понравилась ваша машина, я уплатил вам 4 (четыре) тысячи марок наличными, а это далеко не пустяк! При расставании вы сказали, что, мол, не позже чем через месяц эта лошадка будет стоять у меня на конюшне, так как за это время вы рассчитываете получить новую «волгу».
