Отправив это письмо, Абэ несколько дней ждал ответа. Но от Кирико не было ни звука.
Абэ еще четырежды писал ей. Но так ничего и не получил в ответ. Правда, судя по тому, что его письма назад не вернулись, он понял, что Кирико все-таки проживает по этому адресу.
Абэ снова вспомнилось, как эта девушка сидела в кафе и кусала губы, а затем, буркнув «извините», выскочила так быстро, что он успел только увидеть, как за нею захлопнулась дверь. Не отвечать на письма было тоже в ее манере.
Шли дни. Абэ крутился в редакции, заваленный работой. Время делало свое дело, и он стал понемногу забывать о Кирико.
Наступил декабрь. По утрам на улице было морозно. Киндзо Оцука вошел в контору.
Трое молодых адвокатов сидели за столами и работали. Увидев мэтра, они вскочили:
— Доброе утро!
— Доброе утро! — ответил на приветствие Оцука, пересек комнату и скрылся за перегородкой. Там горела жаровня.
Клерк Окумура вошел следом, принял пальто Оцука и сказал мэтру, стоявшему к нему спиной:
— Похолодало.
— Сегодня еще морознее, — ответил Оцука.
— Пришла странная открытка, — перешел вдруг Окумура на другую тему.
— Странная открытка?
— Она лежит на столе.
— Хм.
Когда занимаешься адвокатурой, время от времени приходится получать письма с угрозами. Это не редкость. Странно, что Окумура акцентировал внимание на этом письме.
Оцука уселся перед большим столом, на котором лежала свежая корреспонденция, адресованная лично ему. Всю почту конторы Окумура уже забрал. Корреспонденция на столе была разложена на две пачки: в одной — книжные бандероли, в другой — письма. Поверх пачки писем лежала открытка.
«Она!» — подумал Оцука и взял открытку. На ней значилась отправительница: «Кирико Янагида, префектура Ф., город К.». Кто это такая, Оцука не помнил. Да и как ему было упомнить при таком потоке корреспонденции!
Он перевернул открытку и прочитал:
«Оцука-сэнсэй!
Суд первой инстанции приговорил брата к смерти. Он подал апелляцию, но во время рассмотрения дела в суде второй инстанции, двадцать первого ноября, умер в тюрьме. Кроме того, назначенный судом адвокат не смог построить защиту на опротестовании обвинения и лишь просил суд учесть смягчающие обстоятельства. Брат так и умер с запятнанным именем, с репутацией убийцы».
Открытка была написана авторучкой, твердым почерком.
И все-таки Оцука не понял смысла. До него не дошло, о чем писала корреспондентка.
— Окумура-кун, — позвал Оцука, и клерк тут же зашел к нему.
Адвокат поднял руку, в которой была зажата открытка.
— Что это?
— Ах, это. — Окумура подошел поближе к столу. — Посетительница приезжала к нам с Кюсю в этом году, кажется, в мае.
— С Кюсю?
— Да. Звали ее вроде Кирико Янагида. Вы, сэнсэй, тоже встречались с нею здесь. Молодая женщина, лет двадцати. Брата обвинили в убийстве, и она специально приехала с Кюсю, чтобы попросить вас о защите…
— А-а. — Оцука Киндзо открыл рот, но смог произнести лишь этот короткий звук. — Вот оно что…
Память — полезная штука. Вспомнил все-таки. Эта посетительница еще сказала: «Пришла потому, что слышала — вы лучший в Японии адвокат. Если не вы, сэнсэй, то никто не спасет брата».
Он отказал ей. В числе причин была и занятость, но решающую роль сыграло то, что Окумура намекнул — денег тут не возьмешь. Прежде, бывало, Оцука брался за дело, оплачивая все из своего кармана, но то было в молодости, а теперь, когда он загружен ведением всевозможных крупных процессов, нет ни времени, ни желания вести себя подобным образом.
— Вот как… умер в тюрьме? — Оцука все еще сидел, уставившись на открытку.
Наибольшее впечатление произвела на него фраза, что назначенный судом адвокат не смог опротестовать обвинение, и брат умер, опозоренный. Это следовало истолковать так: вы отказались взять на себя защиту, и вот результат. Укор и обида сквозили между строк этого письма.
Мысль о том, что он отказал из-за денег, почему-то расстроила Оцука.
— Скажи, — он поднял глаза на стоявшего рядом Окумура, — а она еще звонила по телефону — потом, в мое отсутствие?
— Да. Когда вы были в Кавана, — ответил Окумура. — «Может быть, сэнсэй все-таки возьмется за мое дело?» — спросила она, но я ответил, что это невозможно.
— Хм, — буркнул Оцука, нахмурившись. — Вот оно что…
Все вспомнилось. Когда пришла эта девочка, он волновался из-за того, что Митико уже ждала его в Кавана, они собирались поиграть в гольф. Оттого он и не стал выслушивать посетительницу. Он почти выставил ее.
В другой ситуации он выслушал бы ее и, возможно, послал для проверки молодого адвоката. И не исключено, что Оцука в результате сам взялся бы за это дело, оплатив судебные издержки из своего кармана.
«Однако, даже если бы я взялся за дело, оправдать преступника, если он преступник, все равно не удалось бы», — подумал Оцука. Но на душе у него было все-таки неспокойно. Грыз червь сомнения: а если все же… Сомнение это основывалось на многолетней практике. Он гордился двумя или тремя случаями, когда удалось добиться оправдания обвиняемых в убийстве, вина которых считалась неоспоримой. Именно участие в таких уголовных процессах принесло ему славу первого в Японии адвоката.
Если бы он, взявшись за дело, потерпел поражение, то, кажется, даже эта девочка с Кюсю примирилась бы с таким исходом. Но брат девушки умер в тюрьме. Умер, подав апелляцию, продолжая оставаться обвиняемым по делу об убийстве, в котором все, включая государственного защитника, считали его виновным. В глазах людей это было равносильно смертному приговору.
— Окумура-кун. — Оцука очнулся от размышлений и опустил руку, которой подпирал щеку. — А что, ведь Хорида-кун живет в городе К.? — он назвал имя своего младшего соученика по университету.
— Вроде да, — кивнул Окумура.
— Срочно пошли ему письмо. Попроси, пусть возьмет материалы процесса этого Янагида у адвоката, который вел его дело, и пришлет мне.
— Как? — Окумура от удивления широко раскрыл глаза. — Но, сэнсэй, обвиняемый уже умер.
— Делай, как я сказал, — довольно резко оборвал его Оцука. — Я ознакомлюсь с материалами.
Адвокат с Кюсю прислал по просьбе Оцука материалы по рассмотрению дела Янагида Macao в суде первой инстанции. Дело вступило в стадию апелляционного разбирательства, но, поскольку обвиняемый умер в камере предварительного заключения, государственный защитник смог одолжить на время все документы по процессу.
Оцука принялся знакомиться с материалами. Он читал их и дома, и в конторе, всегда таская с собой в черном портфеле.
Среди материалов были: обвинительный акт прокурора, результаты обследования места происшествия, акт экспертизы, протокол вскрытия, протоколы расследования, перечень вещественных доказательств, протоколы допросов, показания свидетелей, приговор, прения защитников. Все это составило объемистую папку.
Всякий раз, когда клерк Окумура, тихо заходя в кабинет Оцука, видел разложенные на столе материалы по делу Янагида, он молча выходил обратно. Окумура ни разу не обмолвился об этой истории. А за спиной шефа он посмеивался над ней с молодыми адвокатами.
В конторе Оцука немного стеснялся Окумура, так что по большей части читать приходилось дома, в кабинете. Жена приносила в кабинет чай и говорила: «Вы так заняты!»
Жена Оцука — Есико — была дочерью его любимого учителя. Ее отец считался старейшиной клана юристов. Есико привыкла наблюдать, как работает отец, и у нее не было привычки расспрашивать о делах. Заметив, что муж поглощен работой, она молча выходила из кабинета. Вряд ли ей приходило в голову, что ее муж так прилежно и без всякого вознаграждения знакомится с делом, обвиняемый по которому уже скончался.
В ушах Оцука все еще звучал стук каблучков девушки с Кюсю, в то время как она спускалась по темной лестнице из конторы. Перед глазами стояло ее нежное лицо, а в ушах снова и снова слышались слова: «Сэнсэй, возможно, брата приговорят к смерти».
Но только ради этого Оцука не стал бы выписывать объемистое дело с Кюсю.
«В суде первой инстанции брата приговорили к смерти. Он подал апелляцию, но во время рассмотрения дела в суде второй инстанции умер в тюрьме». Эта фраза из письма Кирико разбередила душу Оцука. Появилось раскаяние. Такое бывает, должно быть, с талантливым врачом, отказавшим пациенту, спасти которого мог только он.
Но все же он не знал, виновен ли на самом деле брат девушки. Оцука хотел докопаться до истины и успокоиться на этом. Обвиняемый умер, и уже не имело смысла вылетать на Кюсю и допрашивать свидетелей. Но одно только чтение материалов не давало полной картины.
Правда, на худой конец и чтение годилось для того, чтобы хоть немного смыть неприятный осадок. Шаг за шагом Оцука продирался наощупь сквозь эти кипы бумаг.
