Ознакомительная версия.
– Через сколько времени девушка вышла из подъезда? – до конца не веря в удачу, продолжала расспрашивать я.
– Этого я не видела, – с сожалением произнесла общительная старушка. – Подъехал ветеринар, и я закрутилась с Лулу. А когда провожала врача, слышала, как хлопнула у Черненко дверь, и мужской голос внизу пробормотал матерное ругательство. Я перегнулась через перила, выглянула в лестничный пролёт и увидела, что у лифта стоит плотный такой скуластый детина и что есть силы жмёт кнопку вызова. Он даже ногой по двери лифта от нетерпения стукнул, но так и не дождался, побежал вниз пешком.
– Сколько у вас пробыл врач? – фиксируя в блокноте цифры, поинтересовалась я.
– Минут десять, не больше. Сделал собачке инъекцию и выписал рецепт, – сообщила соседка покойного профессора.
И тут я спохватилась, что до сих пор не знаю, с кем разговариваю.
– Простите, как вас зовут?
– Валерия Дмитриевна Шевцова, – представилась свидетельница.
– Валерия Дмитриевна, что же вы всё это следователю не рассказали? – спросила я, стараясь скрыть упрёк.
– Когда опрашивали жителей подъезда, нас с Лулу дома не было. Я уезжала в гости к сыну и только сегодня вернулась, – пояснила старушка, любившая поговорить.
– Вы можете повторить то, что мне только что рассказали, на суде?
Задавая вопрос, я чувствовала, как замирает сердце. От ответа собеседницы зависело очень многое, может быть, даже дальнейшая судьба Володи Мызина, и я, как адвокат, не могла этого не понимать.
– Конечно, могу, – пожала плечами разговорчивая старушка. – Особенно если это поможет рыженькому мальчику.
– Поможет, не сомневайтесь! – уверенно кивнула я, плотнее запахивая полы пальто, раздуваемые ветром. – Спасибо вам огромное, Валерия Дмитриевна!
Нагнувшись, я потрепала по канареечной головке весёлую Лулу и, благодарно улыбнувшись собеседнице, направилась к машине.
В адвокатское бюро я попала за час до окончания рабочего дня. Борис сидел, насупившись, и делал вид, что работает с бумагами. Кудрявая голова приятеля низко склонилась над столом, но сквозь пушистые ресницы поблескивали серые глаза, которыми он тайком косил в мою сторону.
– Борь, представляешь, я только что узнала, что к профессору Черненко после Володи заходила Исаева. А после неё, похоже, приходил Миносян, – усевшись рядом с приятелем на стул, принялась рассказывать я.
– Мне твоя былинная лажа не доставляет, – подняв от бумаг обиженное лицо, сердито отрезал Джуниор. – У меня бракоразводное дело на подходе, а ты мне Исаевой с Миносяном выносишь моск.
– Ну ладно, Борь, не злись, – подлизывалась я. – Хочешь, сегодня сходим на каток?
– На каток я всегда готов, – сменил гнев на милость мой друг. – А на будущее: думай, что говоришь. Надо мной глумись сколько хочешь, а маму не трогай.
– Прости, если сможешь, – я покаянно свесила голову на грудь и шмыгнула носом.
Маша Ветрова перестала красить губы перед ростовым зеркалом в золочёной раме, кинула ироничный взгляд на Бориса и бархатным голосом спросила закрытую дверь уборной:
– Лёнчик, ты идёшь?
– Куда это вы собрались? – ревниво осведомилась я, направляясь к рабочему столу.
– В ресторан, – последовал невозмутимый ответ. – У нас сегодня годовщина знакомства, нельзя же не отметить такой день.
– А Эд Георгиевич знает? – поддела я соперницу.
– Эдику необязательно это знать, – приподняла в ироничной улыбке уголки красивого рта Ветрова. – Наш папочка в командировке. Час назад улетел. Зачем ему волноваться? Пусть спокойно делает свои дела.
– Занимаетесь самоуправством за спиной начальства? – умирая от ревности, злилась я. – Не боишься, что Георгиевич узнает о ваших похождениях?
– Ты, что ли, расскажешь? – насмешливо спросила Мария, щуря васильковые глаза. – Ну-ну, посмотрим, кто кого.
Из туалетной комнаты вышел Леонид, и мне захотелось застрелиться. Старший сын владельца адвокатской конторы был красив как бог, и я отлично понимала, что эта красота не имеет ко мне никакого отношения. Лёня направился к шкафу и снял с вешалки пальто Ветровой, терпеливо ожидая, когда Маша подойдёт и наденет его. Ветрова продолжала поправлять макияж, делая вид, что не замечает ухаживаний кавалера. Настроение окончательно испортилось, и я повернулась к Борису.
– Ну и зачем я должна была обязательно приезжать на работу? – раздражённо спросила я. – Тем более если Эд Георгиевич в отъезде?
– Надо, – загадочно буркнул приятель.
Я проводила взглядом нарядную парочку, скрывшуюся за дверью, и, пиная по дороге стулья, отправилась ставить чайник. В кухонном отсеке Кира Ивановна наводила красоту.
– Вы тоже собираетесь на празднование годовщины знакомства? – угрюмо осведомилась я.
– Ну что ты, детка, какая там годовщина, – пробасила секретарша. – С этим человеком я знакома более двадцати лет.
Только теперь я увидела на столе блюдо со штруделем и тарелку с бутербродами, щедро намазанными икрой. Заметив мой заинтересованный взгляд, Кира Ивановна горделиво приосанилась и сказала, указывая на штрудель:
– По рецепту твоей бабушки пекла! Надеюсь, получилось не хуже, чем у Иды Глебовны.
И только я взяла с блюда кусок, чтобы попробовать и определить, хуже или не хуже, чем у бабушки, получился пирог, как в приёмной звякнул колокольчик, и секретарша, в последний раз посмотревшись в зеркало, отправилась открывать. Жуя на ходу, я тоже пошла взглянуть, кто пришёл. Рядом со стойкой секретаря стоял благообразный пожилой господин и целовал Кире Ивановне руки. Джуниор оторвался от бумаг и с интересом рассматривал гостя.
– Вот, дети, познакомьтесь – знаменитый московский адвокат Павел Арсеньевич Грачёв, – краснея от удовольствия, представила гостя Кира Ивановна.
Я даже присела от неожиданности. Такой удачи я не ожидала. Неужели это тот самый адвокат, который в девяносто первом году вёл дело лаборантки Глаголевой? Интересно, что его подтолкнуло в нужный для дела момент заглянуть в гости на старое место работы?
Взглянув на довольное лицо Бориса, я догадалась, кто устроил этот сюрприз.
– Так уж и знаменитый, – самодовольно усмехнулся гость.
Несмотря на малый рост и скромную комплекцию, голос у адвоката Грачёва был густой и зычный, как у Шаляпина. Как только я его услышала, мне в голову пришла мысль, что подобный голос – залог успеха хорошей защиты. Какую чушь таким голосом не говори, всё равно получится солидно.
– Подумать только, – обходя помещения конторы, рокотал Павел Арсеньевич, – здесь пронеслись лучшие годы моей жизни! За этим самым столом!
Гость приблизился к рабочему месту Бориса и опёрся о стол двумя руками. На мизинце одной руки адвоката Грачёва сверкнул бриллиантовый перстень, на запястье другой звякнули золотые часы. Джуниор захлопнул папку с материалами бракоразводного дела и поднялся со стула, протягивая руку, чтобы поздороваться.
– Я штрудель испекла, – похвасталась Кира Ивановна. – По рецепту моей мамы.
«Вот врушка-то!» – с восхищением глядя на женщину, подумала я, доедая кусок пирога, который и в самом деле был ничуть не хуже бабушкиного.
– Кира, дорогая, я помню твою маму, – отбил подачу Грачёв. – Чудесная была женщина! А как готовила!
– К столу, прошу всех к столу! – подхватила Кира Ивановна, понимая намёк.
Все переместились на кухню, и секретарша принялась хлопотать. Кира Ивановна разлила по чашкам чай и каждому положила на тарелку по внушительному куску выпечки. За чаем потекли разговоры о былых временах и зазвучали ностальгические возгласы «а помнишь»? Вспоминались дела и фигуранты. Я ловила каждое слово, опасаясь пропустить что-нибудь важное по делу Глаголевой. И, наконец, дождалась. Вернее, Борис, видя моё нетерпение, решил прийти на помощь.
– А помните дело лаборантки, покушавшейся на аспиранта? – вклинился Устинович-младший в разговор старожилов адвокатского бюро.
– Конечно, помню, – оживился гость. – Так себе мордашка была у лаборантки, ничего особенного. Зато имя красивое – Эмма.
Сидевший напротив меня человечек поставил на стол чашку, стукнув ею о блюдце, вытянул губы и мечтательно закатил глаза, должно быть, припоминая лаборантку по имени Эмма.
– А кто вас тогда нанял? Вы же адвокат дорогой… – поинтересовалась я, изо всех сил стараясь не рассмеяться.
– Пал Арсеньич не из дешёвых, это точно, – заулыбалась Кира Ивановна.
– Кто нанял? – переспросил адвокат Грачёв, возвращаясь из мира грёз в контору в Кривоколенном переулке. – Матушка Эммы и наняла. Она обратилась ко мне с просьбой помочь дочери. Такая милая дама, просто прелесть. Жили Глаголевы в Рязани, а работала Ниночка в театре костюмером. Помню, приезжал к ней пару раз.
Глаза Киры Ивановны сузились и полыхнули недобрым огнём.
– По делу, Кирочка, исключительно по делу, – миролюбиво пробасил Грачёв. – Жила Нина в прелестном флигельке прямо за театром. Приметный такой домик из красного кирпича. И подруга у неё, помню, была выдающаяся, красавица актриса. Я подписал договор на оказание адвокатских услуг и взялся защищать Эмму. Бедняжка! Аспирант, это животное, изнасиловал её, девочка была в состоянии аффекта, не понимала, что делает, пырнула насильника ножом и попала в селезёнку. Ранение оказалось серьёзное, селезёнку пришлось удалить – вот вам и тяжкий вред здоровью.
Ознакомительная версия.
