Луны не было видно. Тьма была не абсолютной, а разбавленной светом от далеких уличных фонарей и светом, проникавшим сквозь занавеси на окнах жилых квартир. Небо, кусочек которого виднелся между кирпичными стенами, было серо-красного цвета, а сама темнота напоминала по цвету водную заводь в портовых трущобах. А этот проулок воображение Артура превратило в аллею, ведущую от главной улицы к целому лабиринту крохотных улочек и переулков. Отдаленный звук транспорта был едва слышен, но это только усиливало иллюзию. Артур пересек внутренний двор и открыл дверь в подвал. Все его мышцы напряглись от волнения, ведь он не был здесь уже три недели. Столь долгое ожидание, которое сопровождалось таким нетерпением и волнениями, только усиливало его вожделение. Его ощущения почти в точности соответствовали тем, что он испытал в случае с Морин Кован и Бриджит О’Нил. Поэтому он очень медленно шел между горами мусора, заполнявшими подвал, а пятно света от его фонаря плясало на предметах, возникавших перед ним.
И вот он наконец увидел ее, ждущую в самой дальней комнате. Реакции Артура на манекен менялись в зависимости от его состояния. Иногда она была просто лекарством от болезни, прибором для быстрого облегчения. Но случались моменты – и сейчас был один из них, – когда воспоминания настолько овладевали им, а ожидание становилось настолько нестерпимым, что вся сцена – и она в этой сцене – оживала благодаря его болезненной фантазии. Именно это сейчас и происходило. Артур находился совсем не в подвале на Тринити-роуд, а на пустынном, редко посещаемом дворе, располагавшемся между складом и оградой кладбища; и это был не манекен в человеческий рост, а живая женщина, ожидающая, например, любовника. Свет его фонаря падал на нее. Свет заставил ожить ее глаза, а затем бросил на нее тень, как будто на ее лице мелькнул страх. Сам Артур стоял неподвижно, но был готов поклясться, что женщина шевелилась. Бежать ей было некуда – ее окружала покрытая паутиной кирпичная стена, уходящая в небо. Фонарь Артура теперь превратился в уличный, который из угла бросал на них свой бледный свет. Подчиняясь импульсу, Артур выключил его. Абсолютная тишина, абсолютная темень. Она попытается убежать от него. Так оно и есть – когда он на ощупь добрался до стены, то не смог сразу обнаружить женщину. Артур дотронулся до влажной стены, и по его пальцам стекла струйка воды. Мужчина стал двигаться вдоль стены, пытаясь найти свою игрушку, ворча и хрипло выдыхая воздух. Наконец его рука коснулась одежды и стала двигаться вверх, к прохладной шее. Шея казалась ему теплой и нежной, как у Бриджит О’Нил. Кто сейчас издал этот сдавленный испуганный крик – он или она? На этот раз он задушил ее галстуком, затягивая его до тех пор, пока руки не заболели от напряжения.
Около десяти минут Артур приходил в себя – гораздо дольше, чем обычно. Но и то, что случилось, было гораздо приятнее и ярче, чем обычно, поэтому долгое восстановление было вполне объяснимо. Он опять поставил манекен около стены и вернулся к подвальной двери. Очень осторожно открыл ее. Окно комнаты № 2 было все еще темно. Хорошо. Просто отлично. Артур вышел во двор и повернулся, чтобы запереть дверь. И именно в этот момент свет неожиданно залил весь двор. И свет этот был для Артура таким же страшным, как свет полицейского фонаря для ночного грабителя. Однако он взял себя в руки и медленно-медленно повернулся к источнику света, ожидая увидеть глаза Антони Джонсона.
Сначала Артур увидел только внутренности комнаты № 2 – бледно-зеленые, потрескавшиеся стены, стол со сломанной ножкой, подпертый стопкой книг, и умывальник цвета примулы. Лампа горела внутри полиэтиленового прозрачного абажура, который почему-то медленно раскачивался, как маятник. Потом под этой раскачивающейся лампой появился Антони Джонсон, который пересек комнату. Теперь, казалось, он смотрит прямо на Артура. Тот не стал ждать и бросился через двор, чувствуя, как багровеют его щеки и шея и бешено колотится сердце. Артур пролетел по проулку, ворвался в дом и взлетел к себе на этаж.
Здесь, в своей собственной квартире, он тяжело опустился на стул. Пока его не было, Веста Ковальски подсунула свой чек с арендной платой ему под дверь, однако Артур был настолько расстроен, что не обратил на это никакого внимания. Его руки все еще дрожали. Антони Джонсон вернулся меньше чем через тридцать минут. Все это выглядело почти как попытка поймать Артура на месте преступления. Но откуда Антони мог знать о подвале? Вот теперь он точно знает, ну, или о чем-то догадывается. А может быть, другой Джонсонпросто искал способ отомстить ему за вскрытое письмо? С одной стороны, это письмо было не таким уж и личным, не таким, как те, что Антони получал из Бристоля, но кто знает… Может быть, у него в колледже были какие-то правила, запрещающие студентам заниматься подработками – Артур был вынужден признаться себе, что ничего не знает об этом университетском мире, – и за такие дела его могут выгнать, отчислить или как там у них это называется? Ведь ничем, кроме злобы, невозможно было объяснить факт столь пренебрежительного отношения Антони Джонсона к его, Артура, извинительной записке, его демонстративное нежелание общаться и его попытки шпионить за Артуром, одна из которых завершилась нарочитым включением света именно в тот момент, когда Артур вылезал из подвала?
Эйфория, которую он обычно чувствовал после убийства, была полностью разрушена, и ночь Артур провел очень неспокойно. Он так сильно вспотел, что его постельное белье провоняло по́том, и ему пришлось с отвращением заменить его.
Рано утром Ли-Ли Чан тоже подсунула свой чек с оплатой ему под дверь. К половине девятого утра Артур собрал ее чек, два чека Котовски – Веста настояла на том, что сама будет оплачивать свою половину арендной платы, – и свой собственный, и уселся внизу в холле в ожидании Стэнли Каспиана. Джонатан Дин, который сегодня съезжает, слава всевышнему, платить ничего не должен, а Антони Джонсон (опять-таки – слава всевышнему) заплатил за два месяца вперед.
В холле было холодно и сыро. Туманное утро напоминало о зиме, которая была уже не за горами. Стэнли появился в начале одиннадцатого, одетый в клетчатую ветровку, которая выглядела так, словно ее сделали из автомобильных ковриков, и с большим целлофановым пакетом, полным сырных палочек. Артур почувствовал, как ему к горлу подступила тошнота – толстые, жирные, оранжево-коричневые сырные палочки напомнили ему опарышей-переростков.
Стэнли открыл пакет еще до того, как сел, и часть сырных крошек просыпалась на стол.
– Сооруди-ка для меня чайничек, старина Артур. Хочешь палочку?
– Нет, спасибо, – ответил Джонсон и прочистил горло. – Вчера вечером я спускался в подвал. – Пытаясь произнести тщательно продуманную ложь со всей небрежностью, на которую он только был способен, Артур продолжил: – Пытался найти отвертку. Провода в моих розетках держатся на честном слове.
– Что-то ты слишком много стал ворчать, Артур, – резко произнес Стэнли. – Сначала эти чертовы баки для мусора, теперь электричество… Ты что, хочешь этим сказать, что мне пора поменять здесь проводку?
– Вовсе нет. Я просто объясняю, зачем вчера спускался в подвал. Ну, если… На тот случай, если кто-то меня видел.
Стэнли стряхнул крошки со своего брюха. Казалось, что его форма была специально выбрана для того, чтобы задерживать все, что вываливается изо рта хозяина.
– Да мне абсолютно до фонаря, был ты в подвале или нет, старина. Если тебе так хочется – вперед, наслаждайся. Пригласи девчонок. Если тебе нравится проводить вечера в подвале, то это твое дело. Правильно?
Хотя Стэнли хотел просто пошутить, он неожиданно попал почти в точку. Артур покраснел. Он с трудом сдерживал дрожь. И ему пришлось держать себя в руках все то время, пока Стэнли заполнял арендные книжки, расставляя в них точки с таким видом, как будто хотел сломать ручку. Артур сам разложил всё по конвертам и, как всегда пробормотав что-то о том, как он занят по субботам, отправился восвояси. Добравшись до половины лестницы, он услышал, как из комнаты № 2 вышел Антони Джонсон и, наверняка издеваясь над Артуром – он, должно быть, подслушивал под дверью, – обратился к Стэнли со словами, которые несколькими минутами ранее произнес Артур: «Вчера вечером я спускался в подвал…»
В тот вечер в «Винтерс» были только лампочки по 40 ватт, поэтому Антони пришлось тащиться в супермаркет на севере Кенборн-лейн, который работал до одиннадцати вечера. Это полностью нарушило его настрой на работу, и когда он увидел Артура Джонсона выходящим из подвала, то очень заинтересовался. Сам войдя в подвал, он не прошел дальше первой комнаты, но и этого было достаточно.
– Вам что, тоже понадобилась чертова отвертка? – спросил Стэнли, колыхаясь от хохота.
