— Вид у них аппетитный, спасибо.
— Советую захватить фунт сливочного масла, и еще я вам положу кусок бекона, чтобы можно было перекусить на скорую руку. В какую сторону направляетесь?
— На север, — сказал Бони, раскладывая ножи, ложки и вилки по отделениям большого выдвижного ящика в кухонном шкафу. — Какие у вас были отношения со Стенхаузом?
Лицо миссис Рамсей, такое приятное в минуту радости, приняло угрюмое выражение.
— Нормальные, — ответила она. — Ведь он здесь столовался, когда жена его померла. Ни с кем особо не разговаривал. Никак не мог в себя прийти после того, как она… ну, так вот умерла. Я их свадьбу помню. Что два голубка, миловались. Не знаю, что на него потом нашло. Хмельное тут ни при чем — он его в рот не брал. — Миссис Рамсей заворачивала в бумагу кусок фруктового торта, и Бони убедился, что вытертая им посуда приносит приличные дивиденды. — Точь-в-точь два голубка — души друг в друге не чаяли. И вдруг однажды ночью стучится он ко мне и просит срочно в участок прийти. Доктор Морли уже там был… Вообще-то я не думаю, чтобы ее спасли, даже если бы удалось ее тогда в Дерби отправить. Декабрь стоял, паводки. Много лет такого потопа не было. Три самолета в грязи застряли, надежды, что четвертый прилетит, никакой. Мы с доктором Морли четверо суток у ее постели просидели, но все напрасно — померла. Сдается мне, если б не доктор Морли, у Стенхауза могли быть крупные неприятности. Славный он старик, док Морли, правда?
Бони согласился.
— Несчастный мистер Уоллес… Вы его увидите?
— Очень возможно.
— Удар его хватил от горя. С тех пор он уже не тот, что раньше. Под корень старика подкосило. Да и жену его тоже. Бедняжка. Что ж, горе никого не обходит. Только некоторым больше других достается. Если вы решили к ним заглянуть, прихватите их почту. А съестное я здесь, на скамейке, оставлю. Как мистер Ирвин вернется — заберете.
— Большое спасибо, — улыбнулся Бони. — Все-таки умаслил я вас, а?
— Да ну вас, мистер Бонапарт, — захихикала миссис Рамсей. — Дайте хоть помечтать бедной женщине.
Бони прошел в переднюю часть здания. Здесь было прохладнее, но освещение оставляло желать лучшего. Эта часть гостиницы была построена раньше других, когда из материалов имелись лишь глина и камень, а кровельное железо стоило бешеных денег. По пути на почту Бони встретил Гунна на запряженной ослами повозке, который, пополнив бутылочное кольцо, возвращался назад. Стоило Бони остановиться и заговорить с Гунном, как ослы тоже встали как вкопанные.
— Послушайте, Гунн, вы, помнится, рассказывали о своем прииске «Королева Виктория». Где он находился?
— Где? А к востоку отсюда, милях в девяти, — ответил Гунн и, вспомнив о былой удаче, машинально тронул закрученные вверх усы. — Славное было дельце.
— А в горах на юге вы золото не искали?
— Искали, как же. Мы с Пэдди добрых полтора года по этим самым горам бродили. Только без толку. На вкрапления кое-где натыкались, а настоящей жилы так и не нашли. Но золотишко там есть. Ждет-пождет, когда до него доберутся.
— Так никому и не повезло? — спросил Бони, опершись на спину ближайшего ослика.
— Нет, почему. Есть тут ребята — кой-чего нарыли. Но добыча и вывоз в такую монету влетали, что дело не пошло. Туда и сейчас партии ходят, ковыряются помаленьку.
— Гм. Мне говорили, что мистер Лэнг из Лерой-Даунс когда-то ездил на ослиных упряжках через южные хребты. Вы знаете эту дорогу?
Гунн усмехнулся, а осел, на которого опирался Бони, едва не упал во сне.
— Еще бы, каждый ярд знаю. Ну, сейчас-то там никакой дороги, наверно, нет. Так, тропка какая-нибудь по склонам петляет. А старина Лэнг — хват. Другой бы по тем горкам в жизни не проехал.
— Рядом с этой дорогой золота, думаю, не добывают?
— Я лично не слыхал. Ближайшая к ней шахта — в трех милях к западу. Есть у нас двое ребят, Чарли Немец и Малыш Уилсон, — вот они там и копают.
— А где они воду берут зимой? Ручьев ведь нет?
— Зимой нет. Пока дожди не польют, никаких тебе ручьев. Но в горах впадины есть, расселины всякие, там достаточно воды собирается.
Бони снял руку с ослиной спины и выпрямился.
— Вдоль той дороги колодцев, конечно, не рыли. Где же Лэнг поил своих ослов?
— А там же, во впадинах.
— Я еще зайду к вам перед отъездом, — пообещал Бони и направился к почте. У него за спиной Гунн прикрикнул на задремавших осликов.
Итак, никаких шахт или колодцев вдоль старой дороги не было, и, значит, белая глина на подошвах ботинок Стенхауза не оттуда.
Почтмейстера Дэйва Бандреда Бони застал наедине с бутылкой рома.
— Доброе утро, инспектор. Как дела?
— Бывают и хуже, — ответил Бони, окидывая взглядом лысого, красноносого и сутулого человечка, который был не только местным почтмейстером, но и метеорологом и мировым судьей. — Я снова еду на место преступления и, возможно, загляну к Уоллесам. Могу взять их почту.
— Да, конечно. Они будут рады.
Бандред повернулся к боковой полке и принялся увязывать кипы газет, чтобы присоединить их к письмам и посылкам. Бони черкнул телеграмму жене, сообщая, что надеется возвратиться со дня на день. Он знал, впрочем, что это обещание будет воспринято с известной долей недоверия.
— Вы давно живете в Лагуне? — спросил он, когда Бандред выложил на стойку всю почту Уоллесов.
В водянистых бледно-голубых глазах почтмейстера блеснул насмешливый огонек.
— Тринадцать лет с хвостиком, — ответил он. — Ну, хвостик — ладно, а вот с годками я, конечно, лишку хватил. На юге мог бы получше устроиться, но там климат гиблый, чтоб его. Нет, в Перте мне не жизнь, хоть министром почт меня сделай. Летом жарища, а зимой холод собачий.
Бони улыбнулся.
— Бутылочное кольцо, думаю, несколько выросло, с тех пор как вы здесь поселились?
— «Несколько»! Еще как выросло! Жена моя говорит, я тыщ пять пустышек к нему добавил. Она всегда чертовски преувеличивает… но только не насчет бутылок. Ведь было еще тыщ пять, о которых она не знает. Вы женаты?
— Увы!
— Джеки Масгрейв так и не обнаружился?
— Нет… Я, во всяком случае, не слышал.
— Да он наверняка уже дома, инспектор. Черные умеют поворачиваться, когда захотят. Он всегда мне не нравился, Джеки этот. Слишком уж скрытный. Стенхауз, видать, велел ему слух распустить, что они на юг едут.
— Скорей всего, — кивнул Бони. — У Стенхауза только один трекер был?
— Только Джеки. С местными он не связывался. Похоже, боялся, что здешние черные могут кой-чего про него порассказать.
— А было что рассказывать?
Водянистые глаза почтмейстера быстро моргнули.
— Может, и было. Стенхауз сильно изменился, как жена его умерла. — Бандред зажег сигарету. — Неплохой был малый, когда только приехал сюда. А потом чего-то озлобился. После смерти жены совсем остервенел. Ну, со мной-то, правда, он держался в рамках. Волей-неволей приходилось. Так-то вот… Да, есть тут у меня кое-какая почта для Бринов. В той стороне не будете?
Бони ответил, что до Бринов слишком большой крюк. Бандред посмотрел на него долгим взглядом, явно что-то прикидывая в уме.
— Может, опрокинем по маленькой, пока вы еще здесь? — предложил он.
— Нет, с меня хватит, — пробормотал Бони, вспомнив попойку в баре. — Я редко бываю в пивных и еще не оправился от вечера с Бринами. Здоровы же они пить.
— Еще бы! Правда, Джаспер, видно, не в форме был — уж больно быстро вырубился. Чудной он, Джаспер. То галлонами виски хлещет, а другой раз самую малость хлебнет — и готов. — Бандред улыбнулся или, скорее, осклабился, обнажив давно не чищенные зубы. — Однажды мы два дня и три ночи кряду глушили, и он только на второй день отключился. Братья привалили его спиной к стене, привязали к бороде кусок бечевки и дергали за нее, чтоб он кивал, когда приходил его черед заказывать.
— Они и тогда норовили за всю компанию заплатить? — усмехнулся Бони.
— Нет, в тот раз — нет. Года три назад это было или чуть больше. Мы тогда миссис Стенхауз хоронили, народ со всей округи собрался. Кстати, хочу вам сказать, инспектор. Уоллесы вам малость угрюмыми покажутся, но люди они хорошие. Брины — те бешеные, сами видели. А эти ничего, вроде нас с вами.
Сгребая в охапку газеты, письма и бандероли, Бони пробормотал:
— Похоже, дела у ваших фермеров идут на лад.
— У Бринов Эзра всему голова. Решил, раз война кончилась, надо дело на широкую ногу ставить и настоящие деньги делать, а не только на жратву зарабатывать да на выпивку.
— Гм. По всему видать, получается у него неплохо.
— Похоже на то. Как-то Эзра сказал мне, что на войне ему вдруг ясно стало: Кимберли уже взрослая и ей теперь кое-что получше нужно — чтоб не в тряпье ходила и не из жестянок ела и пила. А хороша девчонка, Ким-то. Счастливчик тот будет, кто ее заполучит.
