— Третьяков, — ответила Голицына. — Вот он и был фигурой, наиболее приближенной к Антону Николаевичу.
— Кстати, вот о нем давайте и поговорим поподробнее, — попросила я. — Что он за человек, что за отношения были между ним и Чесноковым и чем можно объяснить его дальнейшее поведение, весьма, на мой взгляд, странное. Я слышала, что он поднял некий бунт? Кстати, у вас дома.
Эльвира нахмурилась и взяла вторую сигарету.
— Да, — со вздохом проговорила она, тряхнув волосами. — К сожалению, был такой момент. И я, знаете ли, не могу этого объяснить. Третьяков явился ко мне поздно вечером, ни с того ни с сего. Его визит был тем более странен, что раньше Андрей вообще никогда не был у меня дома.
— И что он от вас хотел?
— Вот это мне тоже непонятно, — еще протяжнее вздохнула Эльвира. — Мне даже вспоминать это неприятно. Особенно если учесть, чем все закончилось. Хотя… Понять, наверное, можно. Дело в том, что Андрей довольно неуравновешенный человек. У них с Антоном Николаевичем, кстати, часто возникали конфликты на этой почве. У нас поговаривали даже… — Эльвира невольно понизила голос, хотя мы с ней находились в квартире вдвоем. — Что у него проблемы с психикой, и он якобы состоял на учете в психоневрологическом диспансере. Это, кстати, потом подтвердилось, когда его забрали из моей квартиры.
— Вот как? — притворно удивилась я, зная об этом со слов лейтенанта. — Почему же тогда Антон Николаевич держал такого человека у себя в заместителях? И почему вообще Третьяков попал в вашу фирму? — Я озвучила те вопросы, которые Владимир Юрьевич риторически задавал во время беседы.
— Дело в том, что они с Чесноковым давно знакомы, — пояснила Эльвира.
— Друзья юности, что ли? — уточнила я.
Эльвира замялась.
— Ну, как бы друзья, — неуверенно проговорила она. — Я не знаю точно, как и когда они познакомились, рассказываю только то, что видела своими глазами. И дружескими их отношения я бы не назвала. Казалось, что они общаются только по причине многолетнего знакомства, а так… Не было между ними того, что входит в понятие «дружба». Как бы это вам объяснить? — Она схватила еще одну сигарету. — Начнем опять же с разногласий между ними, приводящих к конфликтам. Казалось, что какой вопрос ни возьми — у них будет разное мнение по нему. Конечно, люди с разными взглядами вполне могут дружить, находить компромиссы, но здесь я все время чувствовала некую неприязнь между Третьяковым и Антоном Николаевичем. Вернее, исходящую больше от Третьякова. Чесноков же, кажется, искренне считал Андрея другом.
— А на какой почве возникали конфликты? — прямо спросила я.
— Точно я вам сказать не могу, поскольку дела они обсуждали за закрытыми дверями. Но Третьяков частенько вылетал из кабинета Антона Николаевича злой и раздраженный. Бегал по приемной, бурчал что-то недовольное… Когда же Антон Николаевич куда-нибудь уезжал, Андрей часто начинал кричать, что из-за него мы топчемся на месте и прозябаем в нищете, хотя здесь он явно грешил против истины: мы вовсе не нищенствовали, наоборот, дела шли хорошо. И зарплату сотрудники получали довольно высокую. Я вон и ремонт смогла сделать, и вещи обновить, хотя была просто секретарем. А уж Третьяков получал побольше меня. И все равно он чем-то постоянно был недоволен. И даже не пытался этого скрывать.
— А как реагировал на это Чесноков?
— Да никак, — пожала плечами Эльвира. — Он, видимо, давно привык к манерам и выходкам своего заместителя, поэтому воспринимал их спокойно и снисходительно, как неизбежное.
— А чем же Третьяков был выгоден Чеснокову? Почему он все-таки взял его на работу? Неужели только из-за давнего знакомства?
— Нет, конечно, — подумав, ответила Эльвира. — Андрей обладал потрясающим чутьем. Он всегда знал, какая сделка выгодна, а какая нет. И еще — он за версту чувствовал мошенников и авантюристов. Возможно, потому, что он и сам склонен к авантюрам. А Антон Николаевич — нет. Он осторожный человек, не любит идти на риск. К тому же Андрей мог так ловко повести беседу при заключении сделки, что добивался самых выгодных условий. За это Антон Николаевич его очень ценил.
— А Антон Николаевич полностью посвящал его во все свои дела?
— Вот этого я тоже не могу сказать, — покачала головой Эльвира. — Я же говорю, что они такие вещи обсуждали у себя в кабинете.
— Я имела в виду, не обстояло ли дело так, что Чесноков был лишь формальным руководителем, а главную роль в вашей фирме играл именно Третьяков? — пояснила свой вопрос я.
— Ну, нет! — решительно не согласилась Эльвира. — Такого просто не могло быть, это всем было видно!
— Ну, видно — это еще не факт, — возразила я. — Может быть, вам просто казалось?
— Нет-нет! — убежденно продолжала Эльвира. — Там не было никакой игры, все было на поверхности! Потому так и злился порой Третьяков, что Антон Николаевич сам принимает решения, и эти решения часто противоречат желаниям Третьякова. Разве мог бы Антон Николаевич решать все сам, не спрашивая третьяковского совета, если бы был лишь формальным руководителем? Третьяков аж из себя выходил, когда выяснялось, что Антон Николаевич все сам организовывал.
— То есть Третьяков метил на место своего шефа?
Эльвира снова задумалась.
— В мыслях — наверное, да, метил. Но чтобы пытаться подставить Антона Николаевича или еще что-то против него совершить — нет, не могу такого сказать.
— То есть, насколько я смогла представить себе вашего шефа, Эльвира, то он был человеком спокойным, уравновешенным, уважающим закон, порядочным и заботливым по отношению к своим сотрудникам?
— Ну, где-то так, — согласилась Эльвира. — Во всяком случае, я ничего плохого про Антона Николаевича сказать не могу.
— Тогда как же получилось, что столь добропорядочный господин совершил такой некрасивый поступок? Да еще очень неосторожный! Кинул своих кредиторов, любимых сотрудников оставил отдуваться за себя, развалил собственную фирму, дела в которой, кстати, шли очень неплохо?
Этот вопрос поставил Эльвиру в тупик.
— Мы с Алексеем Порфирьевым сами были ошарашены, когда узнали, — проговорила она. — Это было настолько не похоже на Антона Николаевича, настолько не вязалось с его обликом… Мы тогда вообще перестали что-либо понимать. Поэтому, кстати, Алексей и уехал. Да! — вдруг спохватилась она. — Что же мы сидим просто так? Вы, наверное, хотите чаю или кофе?
Я не стала отказываться от кофе, и Эльвира на некоторое время оставила меня одну, выйдя в кухню. Через некоторое время она вернулась с подносом в руках. Кофе, правда, был растворимым, но сейчас не время было капризничать, поэтому я с удовольствием приложилась к чашке. Надо сказать, кофе оказался хорошим, крепким. Кроме того, Эльвира подала творожное печенье, так что беседовать сразу же стало комфортнее.
— Расскажите, пожалуйста, обо всем поподробнее, — попросила я, помешивая сахар серебряной ложечкой. — Как вы узнали об исчезновении Чеснокова, как вели себя остальные, что было потом?
— Как узнали… Да очень просто, — пожала плечами Эльвира и закурила еще одну сигарету. — Наутро, как обычно, пришли на работу. Антона Николаевича не было, хотя он вообще-то никогда не опаздывал. Мы его ждали, потому что он сам заранее говорил, чтобы мы без него не начинали. Потому что теперь, после того, как он получил кредит, он должен с нами обсудить изменения в работе. Согласно его замыслу, мы должны были работать в ином направлении, у каждого появлялись новые обязанности в связи с расширением сферы деятельности — вот это и предполагалось обсудить в начале рабочего дня. Но Антона Николаевича все не было… Мы позвонили ему домой, там никто не отвечал. Мы прождали целый день, но он так нигде и не появился. На следующий день повторилось все то же самое. И тогда Алексей высказал мнение, что он, наверное, сбежал с деньгами… Я сначала была ошарашена, поскольку сама ничего подобного не предполагала. Я думала, что с ним что-то случилось — в аварию попал или что-то еще… Но, как выяснилось уже потом, ни в какие больницы он не поступал. А машина его вообще на месте, в гараже стоит. Это уже милиция обнаружила. Ну, Алексей под вечер и психанул неожиданно. Говорит, я, дескать, расхлебывать ничего не хочу, сюда с минуты на минуту кредиторы явятся, еще нас начнут трясти, а мы что можем сказать? Мол, фирма теперь все равно прекратит свое существование и делать здесь больше нечего. После этого он написал заявление об увольнении, сказал, что если Чесноков все-таки появится, то он сам обязательно приедет и попросит подписать его задним числом, после чего отправился на вокзал и уехал к себе домой.
— А Третьяков…
— А Третьяков по-прежнему находился в психушке, — кивнув, закончила за меня Эльвира. — Я же еще некоторое время ходила на работу, а потом сообщила в милицию о том, что у нас пропал руководитель. Приехала милиция, еще какие-то официальные люди, фирму закрыли, помещение опечатали. Вот так все и закончилось. Теперь я сижу без работы, Третьяков вообще непонятно где, а Алексей…
