был иным. Парень с легкостью нашел нужный дом в старом районе с древними застройками; вот он, одноподъездный, весь облупленный, с растрескавшейся и местами отвалившейся от стен штукатуркой, требующий, как минимум, косметического ремонта. Уж она, эта дамочка, должна голосовать за перемены поселковые. Звонил – звонил в дверь квартиры, звонок раскалился до бела, но никто ему дверь не отворил. С этим и убыл в школу доложить Вере Ивановне ситуацию. С ума сойти! Всех нашли – осталась только одна. Неужели не застанут ее? Неужели из-за одного представителя так называемого местного электората не удастся выполнить это, казалось бы, невыполнимое поручение? Нет, не верим. Найдем!
Вера Ивановна с нетерпением ждала результаты похода. Узнав это, отчаиваться не стала. Время шло. Но оно еще есть.
Еще только четырнадцать. Два часа – это много. Усилим поиски.
Вдруг, на удивление всех присутствующих членов избирательной комиссии, Веры Ивановны и ее бравых помощников из Администрации, в дверях школы, с виноватым и слегка испуганным видом, медленно и боязливо ступая, в здание вошла… Зинаида Францевна Штурр!
Она неторопливым шагом двинулась в сторону… нет, не столов, за которыми сидели члены избирательной комиссии и с любопытством глядели на вновь прибывшую, а прямиком к Вере Ивановне, к директрисе, с надеждой все ей объяснить и получить разрешение проголосовать без удостоверяющего личность документа. Подойдя поближе, она остановилась перед ней в нерешительности, не зная, с чего же начать разговор.
– Здравствуйте, уважаемая Вера Ивановна. Сегодня вот последний день голосования. Я, честно говоря, не собиралась приходить ни в первый, ни в последний из дней, – продолжала Штурр. – Не хотела. Не видела смысла. Это ведь дело-то добровольное, так я разумею? Но обстоятельства, совсем необычные, именно сегодня таким грузом свалившиеся на мою бедную голову, вынудили меня все-таки прибыть сюда и сделать свой выбор. Вот, думаю, может вновь избранные представители поселковой власти и займутся нашим жутким домом. Глядеть на него страшно, жить еще страшнее. Все обвалилось и облезло как внутри, в подъезде, так и снаружи. Да что я говорю – Вы и так хорошо знакомы с обстановкой у нас. И вообще, новая власть – новые полезные свершения в самом поселке, – завершила свой монолог Зинаида.
– Уж не Зинаида ли свет Францевна Штурр тут сейчас передо мной стоит и очень правильные мысли излагает, – улыбаясь, заговорила Вера Ивановна. – Она знала в лицо Зину, поэтому сказано это было просто так, от радости.
– Я самая и есть. Вы меня знаете?
– Ну, а как не знать. Рыбку люблю, особенно селедочку соленую с уксусом, маслицем растительным и луком, – не переставая улыбаться, продолжала директриса. – Покупаю ее в вашем магазине, а если конкретнее, у тебя, голубушка. Господи, неужели все получилось? – Прянникова перекрестилась и устремила свой благодарный взор куда-то вверх. – Вот она, последняя из не голосовавших могикан. Так все просто. Так все легко. Не верится даже, – и с осознанием того, что вся проблема уже не проблема, а так, пыль, оставшаяся где-то там, позади нее, продолжила говорить с вновь прибывшей Штурр полушутливым тоном:
– Что же, рада. Давай, время не теряй, иди за тот столик с буквой «Ш», регистрируйся и вперед, к урне! Вижу в твоих глазах осознание важности момента. Паспорт, надеюсь, не забыла взять? – уточнила Прянникова.
– Паспорт?
– Да, паспорт.
Что-то в ее вопросе о паспорте не понравилось Вере Ивановне. При этом Зинаида продолжала стоять на месте, переминаясь с ноги на ногу, глядя на Прянникову беспокойными глазами.
– Вера Ивановна, я вот что хотела спросить у Вас: а если там, допустим, человек потерял его, или просто не может найти, предусмотрены ли для него, этого человека, какие-либо исключения? Ну, в плане того, могут ли ему разрешить так проголосовать, без предъявления документа? – задан вопрос был совсем тихо.
– Нет, паспорт нужен и обязательно. Иных вариантов нет. Помимо того, что он является документом, удостоверяющим личность гражданина или гражданки, в списки избирателей вносятся его данные: номер, когда и кем выдан, прописка и т. д. Ты что, не знала этих элементарных вещей? Большая уже девочка, взрослая совсем, а несешь чушь всякую. И вообще, о чем ты? Ты без него пришла? Если так, то не надейся. Он ОБЯЗАТЕЛЕН! Быстренько шагай домой и без него не приходи! Время еще терпит. Да, и имей в виду: в этот раз в шестнадцать часов мы закрываемся и заканчиваем свою работу.
– Проблема в том, что я с утра уже искала его, все у себя перерыла; все шкафы, тумбочки, столики, полочки, и… не нашла его. Он мне все это время нужен не был, вот я и забыла вообще о его существовании. Когда последний раз видела – не помню. Или потеряла, или украли – третьего не дано. Короче говоря, Вера Ивановна, его у меня нет и сегодня уже точно не будет. Завтра понедельник, пойду в полицию, заявлю о пропаже документа. Разрешите мне, в плане исключения, учитывая, так сказать, особые обстоятельства, пройти регистрацию, получить бюллетень и проголосовать. Ведь Вы же меня узнали? Будем считать, что личность установлена и проблема решена! – на такой бодрой ноте Зинаида завершила свой монолог.
Услышанное Прянниковой повергло ее в шок! Она долго и упорно глядела на Зинаиду, еще толком не понимая главного: эта девица похоронила своим разгильдяйством все ее планы, если не похоронила саму Веру Ивановну. И как директрису, и как человека. Ощущение уплывающей победы в этой сложной, почти невыполнимой ситуации парализовало ее волю. Сказать она больше ничего уже не могла. Затем лицо ее перекосило от нескрываемого гнева, иронично-шутливая маска сползла, взгляд приобрел злой оттенок. Она как бы очнулась.
– Ты, мерзкая девка, даже не представляешь, что натворила, – задыхаясь и разбрызгивая слюну перед собой, крикнула директриса, даже не задумываясь о тоне сказанного и словах, при этом использованных. – Ты опозорила всех нас, весь наш поселок. Ты меня опозорила, меня, все эти годы честью и правдой служившую на благо страны нашей! Вынесу ли я этот позор?
– А что я такого натворила? – слегка придя в себя и осмелев чуточку, заговорила Штурр. Ну, с кем не бывает. Я же все честно Вам рассказала, все объяснила. И не кричите так на меня! Не имеете права! Дайте бумагу, я проголосую и все тут. Напишите там в отчете: так мол и так, потеряла паспорт, но члены комиссии меня узнали наверняка и разрешили проголосовать ввиду особой исключительности случая.
– А то, дорогуша, что за нашими выборами очень пристально следят товарищи-господа оттуда, с самого верха! Координаторы выборного процесса! А один зовется знаешь как?
