На площадке стоял наш утренний знакомый, могильщик Сеня. Он придерживал поставленный на перила ящик.
Да, тот самый ящик, в который моя подруга запихнула скелет.
От неожиданности Алина онемела, вновь встретиться со скелетом совсем не входило в ее планы. Она пару раз раскрыла рот, пытаясь сформулировать свой вопрос, но ничего, кроме бессвязных звуков, из себя выдавить так и не смогла.
На помощь пришла я:
— Это что такое?
— Это ваше животное. Как вы там его называли? Кузя, что ли? — Сеня отвел глаза в сторону.
Алина пришла в себя:
— Как же так? Мы ведь договаривались, что вы его похороните. Я ведь и деньги дала, и бутылку поставила, чтобы помянули по-человечески.
— Прости, маманя, — замычал пьяным голосом Сеня. Догадываюсь, он начал поминать скелет, прежде чем его предали земле. Впрочем, предать земле его, как видно, так и не успели. — Николай, бригадир наш, дико извиняется, но приехала комиссия, то ли из полиции, то ли еще откуда-то. Не знаю я. Кто-то настучал, что мы хороним без разрешения. Знаешь, что за это может быть? Ты возьми обратно своего Кузю. Никак нельзя его сегодня хоронить.
Слушая пьяный лепет Сени, я про себя порадовалась, что хоть этот не упоминает имя моего любимого фокстерьера. Согласитесь, Кузя тоже неплохо звучит для безымянного скелета.
— Не можем мы его сегодня похоронить, — повторяясь, оправдывался Сеня. — Все проверяет. Во все книги учета нос сует, по кладбищу ходит, могилы считает. Возьми обратно Кузю. Не лежать же ему на улице? Еще сопрут, народ ночью по кладбищу лихой бродит, а тут ящик бесхозный, точно — стянут. Как же ты потом жить будешь? — Сеня громко шмыгнул носом и скривил оттекшее лицо. — К кому на могилку придешь?
— Заноси, уговорил, — скрепя зубами от досады, велела Алина.
Сеня подхватил с перил ящик и понес на вытянутых руках прямо на нас. Мы едва успели расступиться, пропуская его внутрь. В центре прихожей он грохнул ящик о пол и поднял на нас раскрасневшееся от натуги лицо. Ящик весил прилично.
— Скорбим, маманя, вместе с тобой. Прости, если можешь, — Сеня смахнул грязным рукавом слезу и хотел обнять Алину.
— Это уже слишком. Идите. Помянули — и на том спасибо. Вы в ящик не лазили? Не тревожили усопшего?
— Как можно, мать? — возмутился Сеня.
— Какая я тебе мать? — вскипела Алина. — Придумал тоже. Кузькина мать! Иди с богом!
Выпроводив пьяного могильщика, мы перекрестились.
— А если бы могильщики заглянули внутрь? Что было бы? Донесли бы в полицию или нет? Мне, Алина, твоя идея с кладбищем с самого начала не нравилась. Оставили бы на улице, и то лучше бы было.
— А что нам мешает это сделать сейчас? Все равно выходить собирались, хватай ящик и понесли, по дороге где-нибудь оставим. Найдут люди добрые, — рассуждала Алина, — посмотрят, что там, и решат, что с ним делать.
— И то верно, — согласилась я.
Мы схватились с Алиной за веревку, подняли ящик и вынесли из квартиры.
— Предлагаю оставить на троллейбусной остановке. Там его найдут раньше.
Так мы и сделали: донесли ящик до остановки, поставили под навес, подождали, когда придет троллейбус, все ожидающие в него сядут, и с легким сердцем пошли во двор, чтобы сесть в Алинину машину и ехать на улицу Горького.
Глава 8
— Все-таки умно мы придумали с остановкой, — не успокаивалась Алина за рулем своего автомобиля. — И хлопот никаких, и скелет пристроен. В конце концов, мы что, обязаны хоронить чьи-то останки? Он что — мой близкий родственник? Дедушка? Дядя? Надо же было такое имя придумать — Кузя!
— Все ж лучше, чем Бобби.
— Ты уж меня прости, я ведь не со зла Бобби тогда приплела. При таких обстоятельствах у любого крыша поедет. Ох, и услужила мне Попова с квартирой и со скелетом. Если это ее скелет, могла бы и с собой забрать. Не ее, тогда пристроила бы куда-нибудь. Зачем передавать эти мощи по наследству? Улица Горького, куда дальше ехать?
— Прямо к магазину «Мир тканей». Поняла?
— Поняла, — ответила Алина и уже через пять минут остановила «Опель» во дворе магазина. — Теперь куда?
— А вот этого я не знаю. Давай ориентироваться по месту.
— Кто же нам поможет? — Алина окинула взглядом двор в поисках «языка». — Кто может помнить здесь Людмилу?
На наше счастье, из подъезда вышла женщина с мусорным пакетом и засеменила к контейнеру. По пути она с любопытством осмотрела нас с головы до ног, потом поздоровалась с машущим метлой дворником, оглянулась несколько раз, нет ли кого из ее знакомых, с кем можно было бы перекинуться словечком, и не спеша продолжила свой путь.
— Наш объект, — толкнула меня под бок Алина. — Сейчас ее зацепим.
Женщина бросила в контейнер пакет, зачем-то туда заглянула и пошла назад, непрерывно пялясь в нашу сторону. Алина сделала несколько шагов вперед и стала перед скамейкой.
— Женщина, на одну минуточку можно вас?
Дама остановилась рядом со скамейкой, а потом и села на нее. Хороший знак. Значит, изначально она решила задержаться с нами не на одну минутку.
— В этом доме жила моя подруга, Людмила Попова. Вы такую помните?
Женщина ответила кивком головы.
— К сожалению, я десять лет здесь не была, — Алина тяжело вздохнула, вживаясь в образ. — Работа такая. Наконец дома. Хотела повидаться с подругами. Прошлась по старым адресам, а тут такое дело… Кто-то переехал, кто-то умер. Думала, хоть Людмила на месте.
Алина завралась, совершенно забыв, что Людмила была намного лет ее моложе. Десять лет назад Поповой было шестнадцать, и по годам она мало годилась Алине в подруги. Но к нашей удаче, соседка не подметила возрастного несоответствия в Алинином рассказе, возможно потому, что моя подруга всегда предпочитала современные, свойственные молодежи тенденции в моде. Сейчас она стояла в вытертых джинсах с дырками на коленях, ярко-оранжевой куртке и маленькой вязанной шапочке. Если у соседки проблемы со зрением, она запросто могла углядеть в Алине девицу неопределенного возраста.
— Как же! Ждала она меня! Соседка сказала, что Людка выехала. А куда — не знает. Может, вы о ней слышали?
— С осени ее нет. Съехала.
— Надо же, а я и не знала. Подруга называется! А чего ж ей здесь не сиделось? Квартира вроде хорошая?
По правде сказать, мы с Алиной даже не догадывались, в какой квартире жила Попова. Читая прописку в паспорте, мы только запомнили улицу. У Матвеевой я забыла спросить, а сама она в нашем разговоре упоминала только дом, в котором находится магазин тканей.
— Квартира как квартира. Как раз над моей. Двухкомнатная. Кухня девять квадратов. Одной-то нормально, жить можно, а вот Павлу ее тесно было.
— Погодите, а Павел — это кто? — заинтересованно спросила Алина. — Вот что значит надолго уезжать! Сколько интересного упустила! У нее ж никого не было?
— Не было, а потом стало. Дело житейское.
— Ну да, ну да. И кто же он такой?
— Бог его знает. Наверное, при деньгах, если они решили поменять жилье. Кто-то говорил, что Людмила переехала в хоромы.
— А куда переехали? Вы же понимаете, очень хочется подругу повидать.
— Ну а я откуда знаю? Ты думаешь, Людка мне свой адрес оставила?
— И о Павле ничего не знаете?
— При деньгах и при машине. Машина у него такая интересная была, как маленький автобус.
— Мини-вэн, — догадалась я. — Сейчас таких много.
— У крутых много, а зять мой до сих пор на «шестерке» ездит, — обиделась на судьбу соседка Поповой.
— Может, вы нам подскажете, у кого нам узнать подробнее о Людмиле. Она с кем-то по дому дружила? Кому-то адрес свой оставляла?
— Адрес? Вряд ли. И насчет дружбы я вам вот что скажу: Людмила редко с кем во дворе разговаривала. Тихо пройдет мимо, бывает даже, что и не поздоровается. Нелюдимая она, ваша Людмила. Мне вообще странно, как она мужика себе отхватила? Мужчины любят веселых женщин, заводных. А эта вечно в печали. Она даже никогда не улыбалась.
— Она всегда такая была? — спросила Алина.
