в больнице, и переведут в другой приют.
Я вернулся к машине, вспомнил про письмо в кармане. Долго не хотел вскрывать, понимая, от кого оно — бумага пожелтела за 37 лет…
«Меня зовут Анджела Коммондэй, я родилась в интеллигентной семье учительницы и банкира и вскоре пошла по стопам матери; мой муж, Абрахам Коммондэй, путешественник, который спас множество невиновных душ. Долгое время я посвящала жизнь помощи детям, но все сложилось так, что мне выпал другой способ. Опасный и, в конце концов, погубивший нас так или иначе.
Мой милый Алек (о как я надеюсь, что тебя назвали именно так!), мой сыночек… Я пишу это лишь для того, чтобы ты знал: твои родители — честные, порядочные люди — безмерно любят тебя. Любят настолько, что приняли решение отгородить от этого бремени — без сомнений, тебе передался мягкосердный дух Абрахама, и ты продолжил бы наше дело. Мы всегда хотели завести ребенка, хотели уйти от всего и всех на край света и жить тихой мирной жизнью. И все же существует слово долг. Не перед человеком, не перед обществом, даже не перед Господом Богом. Долг перед самим собой. Несколько дней ожидания, перед тем как тебя заберут в приют, были пыткой, и каждое слово в этом письме дается мне через боль и слезы. Я тщетно утешаю себя мыслью, что мы делаем это во благо: так ты не узнаешь ужасающей правды мира и построишь нормальную жизнь. Успокаиваю себя и тем, что Медина Веритас прекрасная женщина, я уверена: она позаботится о тебе в первые годы жизни в приюте, заменит меня…
Горько мне от самой возможности, что ты когда-нибудь прочитаешь это письмо. Я поручу отдать его лишь в том случае, если ты сам обо всем узнаешь или будешь очень близок к этому… Значит наши с Абрахамом труды, все наши мучения были напрасны. Больше всего на свете я мечтаю узнать, каким ты вырос, как выглядишь сейчас (ты неокрепший юноша или статный мужчина, или уже седовласый старик), как звучит твой голос и похож ли он на отцовский, есть ли у тебя женщина, ребенок, любишь ли ты их, не погряз ли в пороках общества, задумываешься ли иногда о своих родителях, не ненавидишь ли нас… Как бы там ни было, мы любим тебя, сынок. И надеемся, что, узнав все, ты нас поймешь.
А. и А. Коммондэй,
твои мама и папа»
Скорость под 120 км/ч на трассе. Чтобы не думать: не за рулем, не здесь, не сейчас…
Я оставил машину на парковке офиса и бродил по центральным улицам, не замечая никого и ничего вокруг. Ходьба помогает думать. Взгляд на серый асфальт — монотонный, не отвлекает от мыслей. Их было много. Необычно: я не делал вывод, а пытался его принять. Факты, с которыми невозможно спорить, отторгались в уме, как донорский орган… Монстры существуют. Именно они похищают детей. Но что они такое? Результат генной инженерии? Существа из… другого мира? Призраки, вампиры, оборотни, демоны — ЧТО из того, что еще 3 часа назад было невозможным?! Откуда они появляются? Как? И как похищают детей? Куда… Замкнутый круг. Как с этим связан Мэд Кэптив? Почему оно не убило меня в подвале? Другой момент: почему родители отдали меня в приют? Что за опасная работа… Пилоты? Военные? Иностранные агенты? Интересно, живы ли…
Хаос в голове. Весь мир вдруг вывернулся наизнанку, и представление о нем рушилось.
Я глубоко вдохнул, вынырнув из размышлений. Серьезно в этот раз: на часах 8:45 РM. Как щелчок выключателя. Вокруг темнота. Я никогда не боялся ее, но сейчас все тело дрожало… Куда идти? Бар не вариант — я хочу побыть в одиночестве. Домой тоже, не могу психологически. Бежать, пока что просто бежать…
Офис полиции, первый этаж. Здесь можно укрыться и переждать приступ паники. Я тяжело дышу, лицо покрыто по́том. Дежурные офицеры поглядывают на меня, обсуждают, пока я иду к кабинету. Знают о пропаже Алисии и последствиях прошедшей ночи… Плевать на них. Они не понимают. Никто и представить не может, что я видел! Навязчивое желание рассказать всем. Интересно будет выглядеть: дочь похищена, я отстранен от дела, а теперь разговоры о монстрах. Прямой путь в психбольницу.
Я вошел в кабинет и прижался к холодной двери. Услышал самодовольный голос Энвилла в холле — судя по интонации, что-то необычное. Поймал кого-то? Я вызвал Первого, приказал разведать обстановку и доложить. Парень украл велосипед, который нашли рядом с местом похищения, потом пробрался на частную собственность и пытался украсть мальчика 11 лет… Это кажется нелепым после всего. Я уже не уверен, что Мэд Кэптив — человек, а может ли в этом быть замешан какой-то парень? Я составил рапорт на него: хищение чужого имущества, штраф в определенном размере. Сказал Первому отнести это Роучу.
Холл. Подвал. Комната допроса. У меня есть 7-10 минут, чтобы опросить его и вынести вердикт.
Это шутка? Будто я попал на вступительный экзамен в полицейской академии… Эмоции яркие, искренние — несправедливость, возмущение. Преступники сдержаны на допросе, когда понимают свое положение. Здесь все просто и по-детски наивно. Так не выглядит человек, которого поймали с поличным. Так не выглядит маньяк… Я слушал избирательно, но история звучала емко, складно, а ложь обычно наполняют деталями и рано или поздно сбиваются. Что-то все равно недоговаривает, но бо́льшая часть — правда. Быстрая речь, жестикуляция даже в наручниках, слабый акцент от волнения. Отвлекает? Нет, скорее особенность национальности: итальянец. Его зовут Армани Коллин, работает на фабрике «Тедди’с Хоум». Опять игрушки… В пальто вместе с диктофоном был брелок с плюшевым медведем их фирмы. Алисия положила? Странно другое: миссис Веритас советовала семье купить игрушку, и они были прикреплены к швабрам Рауля и Винсента. Что за связь с монстрами?
Сначала отказывался сотрудничать, но объяснение его положения подействовало. Мне без разницы: я мог пойти к миссис Веритас, а потом, если нужно, к начальнику фабрики. Но вытащить его нужно хотя бы ради правосудия. Я позвонил Роучу с просьбой подписать рапорт и освободил парня.
Шестое чувство у Энвилла развито лучше интеллекта. Он увидел нас в коридоре нулевого этажа, обескураженно держа руку на кобуре. Я все объяснил, уличил его в некомпетентности. Навевает воспоминания об академии: он завидовал, потому что я был лучшим, пытался обойти и подставлял. Из него вышел бы неплохой детектив, если бы думал не обо мне, а о себе. Ничего не изменилось: переход на личности — парирую. Я знал, что
