– Мы едем, Костя, уже едем – бесцветным, абсолютно лишенным каких-либо эмоций, голосом ответил Нестеров.
– Слышь, Сергеич, – продолжал Пасечник, судя по его жизнерадостному тону, как минимум парочку пива к этому времени он уже успел оприходовать. – Попроси Гурьева, чтобы на Садовой тормознулся. Там есть подвальчик, Антоха знает, где торгуют офигительным вяленым толстолобиком. Пусть подорвется, возьмет пяток, хорошо?…
Ответа Пасечник не услышал. Последующие попытки набрать номер Нестерова ни к чему не привели – тот по непонятной причине отключился. «Вот ведь жмотье», – обиделся Пасечник и открыл очередную бутылку. В самом деле – если человек случайно по службе запорол небольшого косяка, то это еще не означает, что теперь соседний экипаж может из него веревки вить.
…Принимать филеров надо с большою осторожностью, при сомнении, новичка испытать, выдержав его в отделении недели две без поручений по наблюдению, стараясь за это время изучить его характер на основании данных общения его с другими служащими…
из Инструкции по организации филерского наблюдения
По мнению окружающих, потенциальный кандидат в экипаж Нестерова Полина Ольховская была девушкой со странностями… Эти странности заключались в следующем.
Во-первых, будучи дочерью весьма почтенных и состоятельных родителей, она, мало того что бросила филфак Университета и поступила в школу милиции, так еще и умудрилась, закончив последнюю, действительно пойти работать в ментовку. Это безумие можно было бы назвать девичьей блажью, однако Полина, к удивлению родных, не перебесилась и вот уже пятый год продолжала служить в ОПУ.
Во-вторых, к своим двадцати пяти годам Ольховская еще ни разу не сбегала замуж, что (при ее-то внешности!) выглядело, по меньшей мере подозрительно. И бог-то бы с ним, с замужеством, однако вела она себя при этом, с точки зрения коллег, абсолютно по-свински: подбивавших клинья мужиков из отдела держала на почтительном расстоянии, а про мужиков на стороне, ежели таковые вообще имелись, распространяться категорически не желала. Вполне естественно, что это серьезно било по самолюбию остальных установочных дам, которые на протяжении нескольких лет предпринимали безуспешные попытки втянуть Полину в свой бабий мирок. Словом, «нормальные» люди себя так не ведут.
Следует признать, что в чем-то окружающие были правы – Полина действительно была девушкой взбалмошной, но в то же время еще и очень замкнутой. Окончив школу с золотой медалью, она без проблем поступила в Универ, за первый курс неплохо овладела финским языком, после чего твердо решила – ей этого достаточно. Двух семестров в коллективе, где на десять тупых, сексуально озабоченных блатных девиц приходилось по три таких же мальчика-мажора и по одному ботанику-неврастенику, хватило, чтобы учеба ей вконец опротивела. Так что в один прекрасный день, никому ничего не сказав, она просто пошла и забрала документы. Преподаватели недоумевали, мама пила валерьянку, а Ольховская тем временем поступила на банальные курсы компьютерных пользователей. И неизвестно чем бы все это закончилось, если бы не родной дядя, бывший полковник милиции, не уболтал ее поступить хотя бы в Стрелку – какое-никакое, а все ж таки юридическое образование. Странное дело – почему-то Полина дядю послушалась, но кто ж знал, что в конечном итоге все сложится еще хуже? И что спокойной работе в какой-нибудь нотариальной конторе она предпочтет службу, даже название которой вслух произносить строжайше запрещено? И даже страшно подумать, чем они там занимаются!!!
А там Полина и ее сослуживцы занимались проведением автономных разведывательно-поисковых мероприятий, официально именуемых «оперативной установкой» (на сленге силовиков – «ульяна»). Если наружка – это глаза и ноги милицейской разведки, то установка – ее язык и уши. Сотрудники отдела установки, которых по штатке на порядок меньше, нежели тех же «грузчиков», считают себя элитой и белой костью разведки. И, надо сказать, не без основания. Как правило, в эту службу принимают людей интеллектуально развитых (желательно, с высшим образованием), психологически устойчивых (что в наши дни большая редкость) и со специфическим (назовем это так) образом мышления. Ну, и чем не элита? Однако же и пашет это элитарное подразделение как трактор, причем большую часть своего рабочего времени «ульянщики» действительно проводят «в поле»: по заданиям заказчиков мотаются по местам жительства или работы лиц, представляющих оперативный интерес, и через соседей, сослуживцев и иных источников собирают информацию об объектах милицейских разработок, используя при этом легенды зашифровки и документы прикрытия. Работа эта тяжелая, выматывающая, а порой и опасная – получить в башню как нечего делать! Впрочем, такие штуки, к счастью, случаются довольно редко.
Вот такой, неблагодарной и не шибко престижной в понимании простых обывателей, службой и занималась капитан милиции Полина Ольховская – непутевая дочь вполне путевых родителей.
В этот день Полина пришла в свою контору пораньше. В самое ближайшее время должен был состояться перевод на линию, а потому в любой момент начальство могло ее дернуть для передачи дел. А за ней, между тем, числился маленький должок в виде нескольких исполненных, но еще неотписанных установок.
Три маленьких[32] Полина оформила менее чем за час, а вот с четвертой пришлось повозиться. Четвертая установка относилась к разряду так называемых камеральных – это когда разведчик не выезжает за информацией по месту жительства объекта, а отписывает тему прямо на рабочем месте. Ясное дело, что подобные вещи, мягко говоря, не поощряются ни руководством, ни заказчиком, но и «ульянщик» – воробей стреляный, он на этих установках собаку съел. Поди докажи, что он, и правда, в адрес не ходил, соседок не очаровывал и сигаретами местных хануриков не угощал. Ну а бумага, она, как известно, и все стерпит, и не проболтается. Камеральные установки сочиняются, к примеру, тогда, когда объект, с точки зрения ментов, не представляет из себя ничего выдающегося и установка на него выписывается исключительно по формальным признакам – чтоб было. Опять же есть круг лиц, на которых установки делаются с определенной периодичностью из года в год, а посему они, как правило, похожи друг на друга как близнецы-братья (живет, блюдет, жену не бьет, сосед – наркот, сам пьет/не пьет). Наконец, случается так, что «ульянщик» просто физически не может выехать в адрес – либо по работе полный завал, а сроки поджимают, либо накануне перебрал лишку и сама мысль о поездке куда-либо общественным транспортом вызывает в организме тревожные позывы.
В данном конкретном случае у Полины имела место «камеральность» первого типа. Задание на установку в отношении Камышина Евгения Алексеевича, 1973 года рождения, было выписано по причине того, что тот просто оказался в ненужное время в ненужном месте. В УУРе прошла информация, что в одном из кабачков города должны собраться местные авторитеты для встречи с неким положенцем из Иркутска Гудыной, который обещался устроить разбор полетов в сучьих зонах Северо-Запада. Высокое начальство, не мудрствуя лукаво, распорядилось организовать банальное «маски-шоу», в ходе которого была проведена внеплановая перепись ночных завсегдатаев заведения. С посетителями провели профилактическую беседу, после чего распустили по домам, а по итогам беседы составили «черный список», в который попал и Камышин. Включен он был в этот список по абсолютно формальному признаку – наличию судимости. Как результат – задание на оперативную установку. Стандартный, но надо признать довольно бестолковый ход.
Из груды ежедневно приходящих в отдел заданий Полина умудрилась выцепить установку на Камышина и зарегистрировать ее на себя. Исполнить ее для Ольховской было одновременно и легко, и сложно. Все дело в том, что Евгений Камышин (известный в своих кругах как Камыш) уже больше года был любовником Полины. Сиречь тем самым «мужиком на стороне», о котором ничего не знали ни родители, ни коллеги из отдела, ни даже сотрудники службы собственной безопасности Управления. Хотя, последним знать о таких контактах, как говорится, сам БГ[33] велел.
Знакомство Полины и Камыша состоялось в самый разгар петербургского 300-летия. Стоял на удивление жаркий майский вечер. Все прогрессивные горожане торопились занять достойные места на набережных Невы, где ночью должно было состояться лазерное шоу господина Хиро Ямагато и только Полину сейчас занимал куда более земной вопрос: а как, собственно, добраться до дома? Полчаса назад в сумрачных коридорах конторы, которая располагалась в недрах бывшей коммунальной квартиры, она умудрилась сломать каблук. Самое паршивое, что туфли были совсем новые, причём купленные не где-нибудь на Апрашке, а в весьма приличном, казалось бы, магазине. Время было позднее, дамская половина отдела уже разбежалась, а дежуривший в этот день Геша Добряков в качестве альтернативы смог предложить ей лишь тапки-шлепанцы напарника, да невесть кем забытые в конторе неопрятного вида кроссовки (к тому же еще и сорок второго размера). Ни то, ни другое Полину не устроило, и она приняла решение пойти босиком, а на улице попробовать поймать машину. В таком легкомысленном виде Ольховская и вышла на Московский проспект.