— Беда! — подтвердил Дмитрий, покрутив головой. — Стыдища! Как накатило на меня что-то!
— Представляете, — Вера подалась вперед, вся сияя от радостного возбуждения, — отца только опустили, я комок на гроб бросила, отошла. Дима едва успел нагнуться, а тот вперед его! Лицо краснее пламени, я рядом стояла, рассмотрела, землю сбросил раз, другой. Дима аж заревел, как бык! Ну а когда тот пробубнил: «Будь земля тебе пухом, брат сердечный!», Димка отвесил ему такого пинка!
Дмитрий закрыл лицо ладонями, замычат — похоже в самом деле на бычка!
— Дедок, как заяц, вприпрыжку, за зад держится, а этот за ним! Насилу поймали и угомонили!
— Не сразу угомонили-то! — Дмитрий махнул рукой и повторил:
— Стыдища!
Я не разделяла их веселья, но слушала с большим интересом. Странное, если не сказать больше, происшествие. И, не расслабившись так, эти родственнички вряд ли мне бы о нем поведали.
— Может, это друг какой был покойного, по жизни скатившийся? — спросила я осторожно.
— Друг?
Опять веселье, и я, улыбаясь, подыгрываю нехотя.
— У отца таких друзей никогда не было!
— Не было таких у него! — вторит Дмитрий. — Синева кладбищенская, на опохмелку, не иначе, рассчитывал, когда у могилки поминать начнут. Я и опохмелил его!
— Вер, а батрачек ваш не пьет здесь? — продолжила я бомжовую тему.
— А на что ему пить? — делает она круглые глаза. — Еды полно, а денег ему никогда не давали именно поэтому.
— Где он, кстати? — спрашиваю как можно беззаботней, рассеянно, даже поглядывая по сторонам. — Во дворе и в конуре?
Вот они и посерьезнели. Перебор у меня. Нельзя было так прямолинейно. А все нетерпенье, чтоб ему!..
— Что-то не видать его последнее время, — отвечает Дмитрий, глядя мимо. — Действительно, может, к друзьям поехал да загулял.
— Народ ненадежный, — соглашается Вера, двигая по блюдцу пустую чашку. — Ну, да все равно, коль скоро дачу продавать.
— Зачем? — удивляется Дмитрий. — Когда это ты надумала?
— Действительно, зачем? — поддерживаю я его. — Деньги у вас есть. Рассчитаетесь с бандитами и живите себе припеваючи.
У Дмитрия слегка отвисла челюсть от такого поворота. Он переводил взгляд с Веры на меня и обратно, соображая что здесь к чему.
— А я попытаюсь устроить так, чтобы после расчета нового «наезда» на вас не было.
— И это возможно?
Дмитрий начинал издеваться. Я не успела ответить, Вера перебила:
— Дим, принеси деньги, пожалуйста.
— Пойдем, подержишь, — кивнул он ей.
— Позвольте мне вам помочь, — поднялась я с места, — если это не будет выглядеть вторжением в семейную тайну.
— Какая там тайна! — воскликнул он почти возмущенно.
Через прихожую он вывел меня на темную и холодную веранду с огромными окнами, оплетенными снаружи диким виноградом, через который пробивался свет невесть откуда взявшейся луны.
Мягко загудели лампы дневного света. Дмитрий сдвинул в сторону тумбочку, освободил угол и поднял оказавшуюся неприколоченной половицу.
Вот и тайник семьи Филипповых. Я, признаться, ожидала чего-то более оригинального.
Однако, сунув руку под пол и повозившись там, Дмитрий с усилием вытянул наверх стальную, блестящую створку.
Понятно. Подземный сейф. Денежкам этих людей пожар не страшен. Не все так просто, как кажется поначалу.
Моим глазам предстал солидный пластмассовый кейс с номерным замком.
Проделав все манипуляции в обратном порядке, мы вернулись к Вере, успевшей в наше отсутствие убрать со стола. На него Дмитрий и водрузил слегка запотевший с мороза «кошелек».
— Я не стала вас ни в чем убеждать в машине, — обратилась Вера ко мне, набирая на замках шифр и поднимая крышку, — просто взяла и подчинилась, рассудив, что будет лучше, если вы сами увидите все своими глазами. Тут нет и половины необходимой суммы. И больше денег у меня нет!
Действительно, содержимое «кошелька» сильно разочаровало взгляд. Жиденькое было содержимое. Едва увидев кейс, я представила его себе на этом же столе, с откинутой крышкой, но наполненным аккуратными банковскими пачками вровень с краями.
И это касса ювелира? Ой, что-то я сомневаюсь! Даже если компаньонские деньги из квартиры ушли на сторону, а я имела основания подозревать, что часть из них могла осесть у Веры, этого было мало.
Ощущение было достаточно сильным для того, чтобы постараться срочно взять себя в руки, что я и сделала не без усилия.
— Так что плакала моя дача, Димочка!
Вера заметно пыталась торжествовать надо мной, я ей это позволила. Пропал интерес к их обществу, захотелось одиночества. Чуть ли не воочию встал передо мной Паша Ява в расстегнутой на груди рубашке и с расстановкой, с интонациями Скарабея проговорил: «Осталось шесть дней, Ведьма!»
Нечего время терять! Не деньгами, так информацией к размышлению я здесь, наблюдая, слушая и спрашивая, загрузилась достаточно, подумать есть над чем. Пора и честь знать!
Вера ехать со мной отказалась, и это меня не огорчило. Изъявила желание остаться, помочь братцу убраться, хотя, по-моему, салон моей «девятки» нуждался в уборке больше, чем эта дачка.
Посоветовав им на прощание все же не рисковать и забрать деньги с собой, я, отказавшись от провожаний играющего в джентльмена Дмитрия, подалась восвояси.
В выстывшем салоне машины, приложив затылок к подголовнику, в темноте и тишине я в полной мере оценила степень своей усталости от прошедшего дня. От всех сегодняшних людей, с их рассказами, подначками, угрозами, амбициями, интересами, возмущениями и хитростями. Расслабилась и провела пять минут в умственной и телесной неподвижности. Передохнула — перевела дух на следующий уровень своих энергоресурсов.
С трудом развернув машину на узкой дорожке и заставив ее как следует рявкнуть двигателем, покатила прочь.
У домика сторожа пришлось остановиться. Ефимыч, как дожидался, стоял на крылечке под фонариком в обрезанных безразмерных валенках, овчинной безрукавке и размахивал руками.
— Вы с Филипповыми дружите? — крикнул через забор, не дожидаясь, пока я выйду из машины. — Или их родственница?
— Ни то, ни это, — ответила я, слегка удивленная, — мы с ними знакомы.
— Я вас очень прошу, как человек человека, подберите по дороге Гену. Он недалеко ушел, не мог далеко уйти.
Ефимыч прижимал руку к груди и помогал каждой фразе легким наклоном головы. Получалось трогательно. И неожиданность просьбы не так обескураживала.
— Проявите человечность, он слабый, и ноги больные, да этот бугай, Дмитрий, угостил его оплеухой — обидел старика ни за что. Подбросьте до города, а?
— Гена ваш в телогрейке, небритый? — поняла я наконец, о ком речь.
— Он самый! — обрадовался Ефимыч. — Вы не беспокойтесь, чехлы он вам одеждой не измажет, чистоплотный старик, хоть и бомж.
— Он у Филипповых на даче квартирует?
— Работал он у них, было дело. Ефимыч общался с готовностью просящего.
— Потом его Володя сменил. Володя-то помощник покрепче, больше успевал. А сейчас и Володю не вижу что-то. Может, и его вытурили. Филипповы народ беспокойный, особенно Димка. Последнее время то и дело ездит, и все с бабами!
— Погодите! — останавливаю его. — Последнее время, это когда?
Ефимыч ответил, но уже с меньшим энтузиазмом:
— Ну, на Новый год хозяин тут был, потом Димка наезжал раза четыре, а дней с десяток тому человека они поселили на неделю, наверное. Я все высматривал его — любопытно было, нет, в лицо не увидел ни разу.
— А Володя когда бывать перестал?
— Прямо перед этим человеком. Я еще подумал, что они ему место освободили. Только не работал он, все в доме сидел. Снег и то расчистить не мог. Должно, и этого наладили.
— Когда?
— Я ж говорил — три дня прошло. А сегодня Димка нагрянул. С утра у них дым из трубы.
— А Гена?
— Перед вами незадолго. Он сначала ко мне зашел, я его чаем напоил, поговорили. Горе у Гены — умер у него друг. Кто такой, спрашиваю. Да, мол, ты его не знаешь.
Ефимыч выкладывал мне все без разбору, хотя и имени моего не знал. Тоскует, видно, здесь по собеседникам.
— Где ж мне, — он развел руками, — всех местных бродяжек знать-то!
— А зачем Гена к Дмитрию приходил?
— Сказал, должок с него пришел получить. А получил по лбу. Вот так!
Мне стало интересно, и, нисколько не кривя душой, твердо ему пообещала подобрать побитого Гену, если он встретится мне по пути в город.
Я была уже в машине, а Ефимыч все благодарил и нахваливал мою добрую душу.
Отъехав от последнего дачного штакетника, я, вместе с моей доброй душой, на протяжении нескольких сот метров была занята программированием внутреннего «автопилота» на обязательную остановку, когда мелькнет мимо фигура одинокого пешехода.
Любопытство, на мой взгляд, одна из самых положительных черт человеческой личности, и моя личность обладает ею в полной мере.
