Жан-Пьер метнулся по трапу вниз. Русская тоже решила спуститься в трюм, в свою каюту. Раз они дрейфуют, самое время взять полотенце и искупаться… Выходя из каютки, краем глаза заметила: француз отвинтил шурупы, которыми крепился палубный настил, и снял верхнюю часть переборки. Внизу обнаружились какие-то электрические механизмы. Парень что-то подкрутил, и сигнал тревоги умолк.
Но заинтересовало и поразило девушку совсем другое: под палубой, в пазухах между кабелями и трубопроводами, лежали три черных предмета, и в них она без труда опознала три короткоствольных автомата!
Она поспешно отвернулась – как бы Жан-Пьер не заметил! – и взбежала по трапу наверх. Сердце ее застучало. Что означает оружие на борту мирной яхты? Три – на каждого члена экипажа (кроме нее, разумеется) – боевых автомата?
* * *
Этот остров… Уже с моря он показался ей знакомым.
Яхта шла вдоль высоченной скалистой гряды. Резвый ветер, здесь особенно злой, наполнял паруса. До берега было мили две. У кромки прибоя, на рифах, вздымались буруны. А по верху гигантского отвесного каменного утеса – не менее четырехсот метров в высоту – белели домики деревушки и вздымался синий купол православной церкви…
У экипажа сложилась традиция: перед заходом на новый остров прочитывать вслух соответствующую главку из лоции[7]. Вот и сейчас Жан-Пьер, развалясь на лавке, с чувством изрек – почти что продекламировал: «Название острова происходит от финикийского слова „скалистый“… Город был построен на горе из-за постоянной угрозы набегов пиратов… Издавна остров являлся местом ссылки… Нынче на нем проживает шестьсот пятьдесят человек…»
– Господи, ну и дыра… – прошептала Мадлен.
– Значит, здесь должна быть аутентичная, не изгаженная туристами кухня, – проговорил вечный оптимист Жиль, стоявший у штурвала.
Они обогнули остров. За двумя торчащими из воды скалами угадывалась небольшая бухта.
– Спускаем паруса, – скомандовал Жиль. – Ассоль, включай движок и становись на руль. Правь точно против ветра – равняйся по вымпелам.
Девушка уже двадцатый раз, наверное, становилась к штурвалу, когда остальные опускали или поднимали паруса, но Жиль всякий раз обязательно замечал, что следует держать курс точно по ветру и равняться не по приборам, а по флагам на мачте. Он вообще любил покомандовать, этот шкипер Жиль…
Когда лодка, постукивая дизельком, вошла в крохотную бухту, сердце у русской екнуло. Она уже где-то видела причал. Точнее, не «где-то», а в своем постоянном, повторяющемся сне… Сне о человеке, который виновен в ее злоключениях и который должен рассказать ей правду… Значит, он оказался вещим, ее ночной кошмар?
– Швартоваться у пирса здесь нельзя, – сказал, изучив лоцию, Жиль. – Будем мешать паромам.
Что ж, они бросили якорь посредине бухточки. С борта хорошо были видны таверны на берегу – большей частью не работавшие – и несколько беленых домиков с наглухо закрытыми синими ставнями. Над городком огромным массивом нависала гора. Солнце уже зашло за нее, и потому все вокруг было залито призрачным сероватым светом. Дул резкий ветер.
– Неприветливое местечко, – прошептал Жан-Пьер.
А русской почему-то подумалось: «Подходящее место жительства для злодея».
Команда не спеша переоделась и выпила на палубе по традиционной банке пива. Потом спустили резиновую лодку, повесили на нее мощный ямаховский мотор – и все вчетвером отправились десантом в полузаброшенный, спящий порт.
Вытащили лодку на крошечный пляжик, пошли вдоль берега в поисках работающей таверны. Ассоль удивилась про себя: «Как можно бросать без присмотра ботик с тысячедолларовым мотором?» – и это еще раз доказывало ее русское происхождение, потому как ни у кого из французов ни малейших опасений по этому поводу не возникло.
Работала лишь одна таверна. Они уселись за столик у кромки воды, в трех метрах от моря. Заказали традиционную греческую еду: жареный сыр, фаршированные перцы, домашнее вино в огромной железной кружке. Смеркалось и холодало. Пришлось надеть свитера. Как всегда, за едой парни балагурили, смеялись… Но сегодня русская не реагировала на шутки французов. Она чувствовала нарастающее внутри нетерпение и беспокойство.
Наконец обед закончился, и «Ассоль» поспешно встала из-за стола. Она чувствовала, что должна что-то сделать, но не понимала, что именно. Ей казалось, что она приближается к разгадке своей тайны.
– Я пойду поброжу, – сказала она своим спутникам.
– Ты слишком задумчива сегодня, – бросил, внимательно всмотревшись в нее, Жан-Пьер.
– Загадочная русская душа… – хихикнула Мадлен.
– Иди куда хочешь, – пожал плечами Жиль.
Ряд белых домиков с наглухо закрытыми синими ставнями закончился быстро. Асфальтированная дорога вела в гору. Девушка видела, как узкая полоска асфальта круто вздымается, петляет, ползет мимо скал. Ни людей, ни машин. Только горы и ветер.
Вдруг снизу, из порта, донесся натужный рокот двигателя. Девушка оглянулась. По дороге подползал древний автобус. Подчиняясь внезапно возникшему решению, она подняла руку. Автобус, кряхтя, остановился. «Ассоль» вошла с передней площадки. В машине кроме водителя – столь же дряхлого, как и его транспортное средство, – находились всего двое: пожилая чета, судя по виду, американцы.
– Могу ли я доехать до верхнего города? – спросила русская водителя.
– Легко! – ответил тот по-английски. – С вас полтора евро.
Она отсчитала мелочь и села на переднее сиденье.
Автобус, издавая скрежет и трубные звуки, потащился в гору. Дорога петляла, огибая гигантскую скалу. Гора возвышалась справа на много метров, а слева вдоль асфальта тянулась пропасть. На опасном повороте стояла бело-синяя часовенка. У входа перед образом Богоматери горела лампадка. «Я действительно русская и, наверно, православная, – подумала девушка, – поэтому мне столь приятно видеть эти бесчисленные греческие церкви».
А автобус карабкался все выше и выше. Совсем стемнело – быстро, как бывает только на юге. Ни единой машины не встретилось им: ни во встречном, ни в попутном направлении. Американская ветхая парочка, сидевшая позади, переговаривалась между собой. Девушка прислушалась: туристы впечатлялись пейзажем – скалами и опасным серпантином. Пожилая мадам проговорила: «It’s really the end of the world!»[8] Русская не могла с ней в душе не согласиться.
Наконец штурм горы закончился. Автобус, казалось, с облегчением ввалился на узкую улочку бело-голубого городка – того самого, что был некогда построен на самом гребне скалы для защиты от пиратов.
Впрочем, теперь вокруг царили мир и уныние. Магазины закрыты, прохожих почти нет. Автобус не спеша миновал здание школы – в ее дворе при свете электрических фонарей греческие подростки рубились в настольный теннис.
– Финиш! – гордо объявил во всеуслышание шофер.
Девушка спросила, когда он поедет – если поедет – назад, в порт. Оказалось, в половине десятого, и то будет его последний на сегодня рейс. «У меня есть два часа, – поняла она. – Два часа – чтобы сделать – что?» На этот вопрос «Ассоль» не могла ответить. И не имела представления, что ей предпринять. Однако почему-то чувствовала, что близка к разгадке своей тайны – какой бы та ни была.
Городок состоял из нескольких узких улиц и пары площадей. И на улочках, и на площадях, прямо на дороге стояли столы. Греки и немногочисленные туристы ужинали, выпивали или лакомились десертом. Вокруг шныряли и клянчили еду многочисленные и разномастные коты. Их, не чинясь, подкармливали.
Девушка бесцельно прошлась по улочкам и площадям. Она окончательно уверилась, что городок ей знаком. Это тот самый – из ее постоянно повторяющегося сна. Правда, она в своем кошмаре лицезрела его всего в течение нескольких секунд и при ярком солнце. Сейчас опустилась ночь, однако русская все равно узнавала местность. «Значит, – подумала она, – мне нужно попытаться найти дом, в котором живет тот самый человек».
Вдруг у нее появилось чувство, что за ней кто-то следит. Она резко обернулась. Нет, ничего подозрительного. Двое греков играют за столиком кафе в нарды. Двое немолодых гречанок у входа в магазинчик гортанно что-то обсуждают. Больше никого вокруг, и никто не обращает на нее ни малейшего внимания.
Она свернула на совсем уж глухую улицу, где не было ни столиков, ни открытых лавок. Почти все дома – с закрытыми ставнями. И снова возникло то же чувство – кто-то следует за ней. Она опять быстро оглянулась. Пусто. И горят уличные фонари, и совсем рядом – на площади – люди. Решительно ничего страшного, успокоила она себя. Но все равно вдруг пронеслась паническая мысль: «Никто не знает, где я, даже французы. И мобильника у меня нет. Если со мной что случится – будут ли мои спутники меня искать? Или завтра преспокойно снимутся с якоря и поплывут себе дальше?»
