– Света с Анжелой часто ругались или спорили?
– Да нет, ну так… – выдала Жанна и спокойно уставилась на следователя, видимо, считая объяснение достаточным.
– Э-э-э, – Салимов соображал, как лучше подступиться, но его опередил Иван Яровкин, обратившийся к Жанне напрямую:
– А как же диеты и чаепития с тортиками?
Сумасшедшая бабка, услышав о тортах воспрянула духом:
– Торты жрали, вам говорю. Коробками! Как тут похудеешь! Лошади! Лошади! Хвостами так и крутят: туда-сюда, туда-сюда!
Жанна закатила глаза, покрутила пальцем у виска и спросила у следователей, кивнув в сторону бабки:
– Убрать ее никак?
– Я тебе сейчас уберу! – взвилась Новикова. – Все вам лишь бы кого убрать! Вон, двоих уже убрали!
– Говорите, говорите, – подбодрил девушку Яровкин, а Салимов показал бабке кулак, после чего та нырнула в свою квартиру, но из приоткрытой двери торчал край ее тюрбана.
Светлана вздохнула:
– Это были не торты… То есть торты, но из сырой моркови, тыквы и дайкона. Анжела обычно приносила с собой. У нас напротив магазин здоровой пищи «Clean-eating», ну типа чистая еда…
Неожиданно ойкнув, девушка ретировалась: из квартиры раздался заливистый детский рев.
– Вы слышали громкий крик около двенадцати? – на этот раз Салимов обратился к мужу-дизайнеру, вышедшему подменить жену, пока та старалась унять крики их потомка.
– Слышал, но я… подумал, что это не у нас…
– Не у вас, а где же?
– Ну понимаете, тут дворы и лесопосадка… К тому же, сами видите, у нас ребенок очень беспокойный… Куда нам за чужими криками следить?
Виктория вздохнула и отошла к лестнице.
– Так, говорите, с ребенком Романихины обращались не очень? – спросила Вика без долгих вступлений все еще торчавшую в подъезде Новикову.
Бабка оживилась:
– Я б за такое «не очень» в тюрьму сажала!
– Вик, – я легко потянул тетку за рукав, спрашивая глазами, что делать дальше. На вытянутой руке я держал включенный диктофон и мне надо было знать, кого мы записываем. Виктория сделала утомленное лицо, и показала на бабку.
– Расскажете? – снова повернулась она к старушке.
– Что тут рассказывать? У ребенка температура, он ревет, весь в соплях, а Светка его в садик. Сама сумку на плечо и в фитнес-шмитнес жопу качать…
Двери лифта снова открылись: на площадку поднялся Борис. Он оглядел пристальным взглядом собрание и встал у стены, рядом с лифтовыми дверями, сложив руки на груди.
– Я Светке говорила, Валерке этому непутевому говорила, – продолжала бабка, шевеля тюрбаном. – Они не слушали. Куда там! Только смеялись! «Отстаньте все, мы счастливы, это наша жизнь». Человек-размазня этот Валерка… Так и рос ребенок сам себе представлен из болячки в болячку перебивался. Да она не мать, а Медея и Леди Макбет в одном лице! Помните?
Бабка вдруг закрыла глаза, выставила вперед руку с красными ногтями лаком на обгрызенных ногтях и завыла на весь подъезд:
– «Кормила я и знаю, что за счастье
Держать в руках сосущее дитя.
Но если б я дала такое слово,
Как ты, – клянусь, я вырвала б сосок
Из мягких десен и нашла бы силы
Я, мать, ребенку череп размозжить!»[2].
– Вика, – тихонько позвал Борис.
Виктория извинилась перед Новиковой, которая выйдя из образа, смотрела по сторонам осоловелыми, слезящимися от нахлынувшего вдохновения глазами.
– Не дразни ее, ты что не видишь? – прошептал Борис.
Виктория пожала плечами и снова отошла к противоположной стене. По-моему, она расспрашивала бабку исключительно от скуки. К бывшей актрисе или билетерше, кто ее разберет, больше никто не обращался, хотя Новикова делала знаки и даже погрозила нам с Викторией пальцем.
Когда дверь квартиры 102 наконец закрылась, Салимов бодро доложил о том, что помимо разносчика из ресторана, он собирается допросить Анжелу, подругу Светланы Романихиной, на предмет алиби вчерашним вечером.
– А мотив? – поинтересовался Борис.
– Физическая сила и личная зависть, – отчеканил Салимов.
– Ладно, работай, – пробормотал майор и добавил, обращаясь к Виктории. – Криминалисты нашли в квартире огненно-рыжие волосы в туалете и в прихожей. Цвет точно такой же, как у волос Анжелы, судя по ее фотографиям. Генетику мы пока не заказывали. Но без всякой экспертизы могу сказать, что очень похоже именно на эту спортивную подружку.
– Ну вполне, – кивнула Виктория, улыбаясь. – Прямо представляю себе заголовки: «Врач-диетолог уела подругу!».
Борис покачал головой. Несмотря на наличие очевидной зацепки вид у него был не самый счастливый.
Этажом ниже мы застали дома только одного мужчину лет сорока, который встретил нас обмотанный шерстяным шарфом и совершенно без голоса.
Его слова о семье Романихиных почти полностью повторяли слова Жанны и ее мужа. Никаких криков он вчера не слышал, впрочем, это могло объясняться действиями противогриппозных лекарств – крепко спал. Кроме этого мы узнали, что Валерий Романихин был человеком отзывчивым. Он не только ссудил деньги на компьютер для соседа-дизайнера, а также одолжил соседу снизу свою запаску, когда тот проколол сразу два колеса и не мог доехать до сервиса.
– Форд у меня, такой же, как у Валерки… Красавчик Валерка был, красавчик. И жена у него – звезда просто… Как же так-то?! – сипел простуженный сосед.
Салимов и Яровкин остались опрашивать других жильцов дома, но Виктория категорически запротестовала против своего дальнейшего присутствия. На сей раз Борис не возражал, он сам был как будто озадачен после посещения участкового. Втроем мы снова поднялись с девятого этажа на десятый.
– Что ж за петрушка получается, – рассуждал Борис. – Участковый говорит, что семья Романихиных числилась как образцово-показательная. Никаких пьянок гулянок, алкоголя или наркотиков. Никаких сомнительных друзей. Никто на них ни разу не жаловался и, что еще важнее, они не жаловались ни на кого. Родители в трауре, родственники рыдают. Соседи в один голос утверждают, что души не чаяли в убитых и ничего подозрительного не слышали в ночь убийства.
– Не все, – встряла Виктория.
– Ну да, одна сумасшедшая бабка в тюрбане называет убитого Романихина размазней, а его жену Светлану проституткой и какой-то Медведей.
– Медеей, – поправил я. – Это героиня из греческой мифологии. Из-за любви к мужу она убила своих детей.
Борис посмотрел на меня с изумлением во взгляде, но никак не прокомментировал это сообщение.
– Оружие еще в квартире сто, – продолжал Борис и с досадой сплюнул. – Рядом с этой бабулей в полотенце на голове половник нельзя разрешать держать, не то что пистолет. Мрак какой-то! Мрак! – выдохнул он, обращаясь персонально ко мне, видимо, имея в виду всех действующих лиц этой истории, а также Медею и ее убитых детей.
На площадке десятого этажа на сей раз оказалось пусто. Дверь квартиры 100 была закрыта, но старуха в тюрбане наверняка следила за нами в глазок, во всяком случае я кожей чувствовал, что за нами пристально наблюдают.
– Если кто и слышал, крики, то даже внимания не обратил. Что ж это получается… – продолжал размышлять Борис.
– Это получается НИЧЕГО, – заключила Вика и интонация ее выражала неуместное торжество и осознание собственной правоты. – Я же сказала – ничего вы тут не услышите.
– И как ты догадалась? Неужто убитые в статусе написали? – иронично покосился следователь. – «И после нашего убийства свидетелей не опрашивайте!». Так что ли?!
– Ну почти, – железобетонно улыбнулась в ответ Вика, не пускаясь в дальнейшие объяснения.
– Что почти? – заинтересовался Борис, но она даже бровью не повела, рассматривая что-то в своем телефоне.
Ничто не нарушило ее спокойного благодушного настроя, когда она нажала кнопку вызова лифта, и если бы ни целый майор, преградивший ей путь, встав у лифтовых дверей, она, пожалуй, со спокойной совестью отправилась бы домой.
– Але, гараж! – прогудел Борис ей в лицо.
Виктория подняла скучающий несчастный взгляд.
– А вот не смешно, – сказала она тихо. – В общем, если хочешь знать, то да, практически то, что ты сказал, они писали у себя в соцсети. На их страницах, что ты мне принес в распечатке, в каждой публикации написано: мы идеальная семья, мы идеальные родители, мы прекрасные люди. Не сомневаюсь, что с соседями они тоже были ИДЕАЛЬНЫМИ.
– В каждой публикации? – недоверчиво нахмурился следователь.
– Абсолютно.
Борис помотал головой, нервно поправил воротник форменной рубашки и потер шею под ним.
– Не в себе что ли?
– Я тоже так сначала решила, – пожала плечами Вика. – Но Саша уверил, что сейчас это норма жизни: доказывать всем, что ты классный парень или супер-девчонка без проблем и патологий. Впрочем, можешь убедиться сам – просто заведи аккаунт.
Майор вдруг расплылся в широкой понимающей улыбке:
– А-а-а, ты вон в каком смысле. Типа подтекст. Ок, ладно, филолог, пошли со мной. Идеальные семьи может, и случаются, а вот идеальных убийств – не бывает.
