Майор вдруг расплылся в широкой понимающей улыбке:
– А-а-а, ты вон в каком смысле. Типа подтекст. Ок, ладно, филолог, пошли со мной. Идеальные семьи может, и случаются, а вот идеальных убийств – не бывает.
Следователь ловко поддел ногтем пломбу квартиры номер 101 и широким жестом распахнул дверь:
– Добро пожаловать на место происшествия!
Однако на этот раз на кафедре отмазологии имении Виктории Берсеньевой имелась железная отмазка без всякого применения стратегического кудрекрутящего оружия.
– Нет, нет, так мы не договаривались, – заявила Вика, отступая к лифту. – Фото, фото, все на фото! Ты что, меня ж вывернет! Я же филолог, а у нас, у филологов, воображение художественное! Я же все улики перепорчу. Нет-нет! Только фото! Пока-пока, Борис, пиши, звони, я вся твоя на этом деле!
А не замахнуться ли нам, понимаете,
на Вильяма нашего Шекспира?
(из кинофильма «Берегись автомобиля»)
– Сколько времени? – бросила Вика, отчаянно давя на газ.
– Почти три часа.
Я не понимал, куда она так неслась, а она не собиралась объяснять. От всех ее сегодняшних недоговорок, капризов, нехотелок, требований помощи, неожиданных откровений и других тайн мадридского двора разной степени тяжести я устал чудовищно и поэтому ничего не спрашивал. Какое-то время мы ехали молча. Первой заговорила Вика.
– В три, – многозначительно сказала она, выруливая на одну из центральных улиц нашего района, откуда до дома оставалось минуты четыре-пять езды. Я не ответил, демонстративно глядя в окно.
– Он сказал, что придет в три, – пояснила Виктория, бросив на меня косой взгляд.
– Кто он? – уточнил я, давая понять, что если разговор ведется на равных, то я готов говорить. Удивительно, но иногда с Викой надо как с шипящей дикой кошкой, тогда она сбавляет обороты.
– Я обещала одному адвокату. Еще до всей этой истории с лобстерами.
Теперь наконец-то худо-бедно прояснилось, почему она целый день пыталась срулить с работы, используя для этого самые неестественные средства вроде лака для волос и собственных актерских талантов, которых, впрочем, хватило не на много. «Я не такая, я иная, я вся из блеска и минут», как говорит героиня из пьесы Лавреньтьева «Разлом», а ведь можно было объяснить самыми обычными словами. И слова эти – «оскорбление чести достоинства и деловой репутации». Именно такое дело, как выяснилось, тетку попросил вести один пока неизвестный нам с Викой адвокат.
– Публичность придает даже самым глупым и грязным словам определенный вес. Как раз тот случай, – сказала Вика, вытаскивая из бардачка номер местного еженедельника «Акты и факты». – Вот, полюбуйся.
«НЕ НРАВИТСЯ!», – гласил заголовок на первой странице газеты. Под заголовком располагалась фотография молодого мужчины, одетого в модную куртку-бомбер, поверх которой был небрежно обмотан объемный цветной шарф, заканчивавшийся веселыми африканскими косичками. В ухе у парня торчала серьга, на носу красовались очки в толстой фиолетовой оправе, одним словом весь вид стопроцентно выдавал представителя творческой профессии или просто хипстера в тренде. Но самым интересным в этом фото был не внешний вид модели и даже не подпись, а тот факт, что прямо над головой парня, сразу над выкрашенными а-ля Джастин Тимберлейк кудрями располагался интернет-знак «не нравится»: кисть руки с опущенным вниз пальцем, что придавало снимку откровенно тревожную ноту. Если в интернете ты кликаешь на знак «не нравится», то это означает лишь то, что лично тебе не нравится данное конкретное фото и только. Обыкновенная вполне себе оценка. Но в газете знак смотрелся просто как какое-то жуткое клеймо, что-то навроде желтой звезды Давида на воротах еврейских домов во вторую мировую. Однако, кроме всего прочего, лицо мужчины было мне как будто знакомо.
– Это режиссер нашего драмтеатра Виктор Новоселов. Наверняка видел по местному ТВ, – пояснила Вика. – Он часто выступает. Режиссер-новатор.
Точно, это был он. Я вспомнил, что даже собирался сходить на новую постановку по «Грозе» Островского, которую даже приезжавшие московские критики хвалили за новый нетривиальный взгляд на классику.
В основном дела по части оскорбления чести и достоинства были простыми: как правило это были обзывательства на собраниях домовых комитетов, в ЖСК, в магазинах, бизнес-конференциях, заседаниях, собраниях и прочих местах массового скопления человека в его естественной среде обитания. Есть даже целые классификации оскорблений: по названиям животных и насекомых (козел, гнида, корова, тля, паразит), по названию некоторых профессий (мясник, шлюха, палач), сравнение с историческими личностями, чьи дела не вызывают у потомков восторгов, например, Гитлер, Пол Пот или Мария Медичи. Однако сейчас речь шла о театре. А театр есть театр. И дело это с первого же взгляда на публикацию обещало быть более выразительным и увлекательным, нежели обычно.
– Автор статьи театральный критик Вилкин в суде хлопал глазами и упирал на то, что это его частное мнение. Ну не нравится эму этот режиссер и постановка его тоже не нравится. Так что суд первой инстанции они проиграли… – пояснила Вика, усмехаясь и заправляя газету за солнечную шторку над своим местом.
Светофор переключился и она резко стартанула так, что на груди, наверное, останется почетная синяя перевязь от ремня безопасности. Влетев в квартиру Виктория быстро раскидала по полкам и шкафам книги и документы, которые обычно валяются у нас повсюду, скинула пальто, запихала его, как попало в шкаф, после чего сразу, практически в ту же секунду, раздался вежливый, аккуратный, короткий звонок, как будто гость подглядывал за нами и выжидал удобного момента.
– Открой, пожалуйста, – сказала тетка, усаживаясь в кресло и чинно укладывая на колени ноутбук.
Мы не сговариваясь улыбнулись этому ее неизменному позерству. Я пошел открывать.
Интересы модного режиссера явился представлять респектабельный господин, весь какой-то чересчур для нашей небольшой квартиры, живущей по законам функционального минимализма.
Самым шикарным местом в теткиной однушке по праву считается диван. Диван снабжен кожаными заголовниками, подушками разной формы и упругости и, пожалуй, может называться предметом роскоши, в том смысле, что Вика умеет на нем роскошно устраиваться и работать часами. В остальном все до предела скупо: журнальный стол, два кресла, шкаф с книгами, – куда же без него? Хотя в последнее время мы начали активно переходить на цифру, но специальные книги все равно пришлось оставить. Стол с вечной горою бумаг на нем, встроенный в стену шкаф для одежды. Вот и все. Наш же гость как будто сам только что вышел из-за бархатной театральной портьеры.
– Спасибо, божественная Виктория Александровна, что согласились на встречу! – проговорил он красивым поставленным баритоном и учтиво поклонился, пожимая тетке руку.
И в самые краснознаменные времена этого господина не пришло бы в голову назвать «товарищем». Он был одет, как говорится, «по всей форме» – белоснежные манжеты выступали из-под костюма благородного серого цвета ровно на положенные два сантиметра, галстук с едва различимым мелким орнаментом был завязан безукоризненно ровно.
– Пригласили в дом. Давно изжита эта традиция принимать дома. Все больше в офисах, в ресторанах. Когда приглашают к себе, даже лестно. Как у вас тут мило! – пропел гость, распрямляясь и обводя взглядом вокруг себя.
– Ну, да, это наша Бейкер-стрит, – с вежливой улыбкой ответила Вика, жестом приглашая в кресло.
– Так все-таки вы считаете себя детективом? – живо поинтересовался мужчина. – Мне говорили, что вы эксперт.
– Тексты преподносят самые разные загадки. Эксперт-филолог вынужден быть немного детективом.
– Детектив с дипломом филолога?
– Можно и так сказать, – церемонно улыбнулась Вика, давая понять, что светская часть визита ее вполне удовлетворила и пора переходить к сути дела.
Однако адвокат явно не собирался спешить. Гость удобно расположился в кресле, примяв под собой подушки и, снова окинув несуетливым взглядом комнату, посмотрел на меня.
– Ваш помощник? – обратился он к Вике.
– Извините, Даниил Дмитриевич, не представила, – поспешно исправилась тетка. – Александр – мой племянник. Тоже хочет стать филологом, студент университета. Можете доверять ему, как мне.
– Даниил Дмитриевич Орлов, – протянул руку господин. – Итак, Виктория, что вы скажете по поводу нашего дела? Господин Новоселов, мой доверитель, рассчитывает на публичные извинения от газеты и возмещение морального вреда, как вы уже, наверное, поняли.
– Кем проплачен материал? Конкуренты, конечно? – подняла брови Вика.
– Нет, вовсе нет. Это ведь рецензия на спектакль, вы поняли? Господин Новоселов главный режиссер театра драмы и комедии поставил спектакль по пьесе Островского «Гроза»…
