— Мистер Мэдиган, ваш опрос свидетеля закончен. Еще одно слово, и я обвиню вас в неуважении к суду. У вас есть шанс провести Рождество за решеткой. И на Новый год я бы на вашем месте тоже планов не строила. — Судья окидывает ледяным взглядом доктора Симмонза. — Если понадобится, власти штата подыщут место и для вас, доктор Симмонз.
— За что? — изумляется доктор Симмонз.
Это первый случай такого рода. Беатрис легко отправить за решетку Гарри, но, насколько мне известно, свидетелям она прежде не угрожала.
Гарри смотрит на меня и садится на место. Гарри доволен, почти счастлив. Он бы с радостью отсидел срок, определенный Беатрис, хотя бы и в праздники.
Стэнли задал доктору Симмонзу пару формальных вопросов. Сколько-то очков Стэнли выиграл, но сколько-то и проиграл.
В начале пятого судья Нолан отпускает доктора Симмонза, и он идет к боковой двери, не сводя глаз с судьи. У него хорошая интуиция.
Для защиты день был неплохой. Специалисты-эксперты дали совершенно противоположные заключения. Одна сторона сказала, что Бак знал, что делает, другая — что нет. В делах о невменяемости так обычно и бывает. Возможно, присяжные вообще не примут во внимание мнения экспертов. Они будут решать судьбу Бака, руководствуясь собственными соображениями, а невменяемость будут учитывать только в случае необходимости.
Гарри собирает бумаги. Он ходит в суд со школьным портфелем, который и лежит сейчас на столе. Я толкаю его в бок. Он поднимает глаза на меня, а я показываю на судью. Она, по-моему, пытается испепелить его взглядом.
— Что вы делаете, мистер Мэдиган? — спрашивает Беатрис.
— Собираю вещи. — Гарри заглядывает в портфель, проверяет, не сделал ли он чего противозаконного.
— А почему это вы собираете вещи, мистер Мэдиган?
Гарри смотрит на судью, ждет, когда она объяснит, в чем он ошибся.
— Заседание заканчивается ровно в пять тридцать и ни минутой раньше.
Смысл ее слов ясен: теперь музыку заказывает она.
— Вызывайте вашего следующего свидетеля, — велит судья Нолан.
Наш следующий свидетель — Патти Хаммонд, но я планировала вызвать ее завтра с утра. Я не хочу допрашивать ее сейчас. Мне хотелось еще раз с ней все отработать. Она почти такая же важная свидетельница, как и сам Бак. Не хочется делать это наспех.
Стэнли оборачивается ко мне, его глаза кровожадно блестят. Он знает, что я испугана.
Я пытаюсь придумать какую-нибудь отговорку или хотя бы потянуть время, но тут кто-то трогает меня за плечо. Это Патти. Она встает и идет к свидетельскому месту.
— Все в порядке, — говорит она спокойным голосом. — Я готова.
Притихший зал ждет. Патти идет по проходу к свидетельскому месту. На ней черные брюки, белая водолазка и серый свитер. В ушах у нее коралловые сережки, на груди — дешевенький медальон. Волосы подстрижены коротко и зачесаны назад. У нее очень свежее лицо — редкие симпатичные веснушки, никакого макияжа.
Патти клянется говорить правду и только правду, присаживается на краешек стула. Кивает присяжным и смотрит на меня. Выглядит она спокойной. Немного грустная, как всегда, но спокойная. Она действительно готова.
Поначалу все идет гладко. Патриция Лоуэлл Хаммонд, проживает на Бейвью-роуд в Чатеме. Родилась и выросла здесь, на Кейп-Коде. Она — жена обвиняемого и мать погибшего мальчика.
— Билли… — говорит она и вертит в пальцах медальон. — Его имя Билли.
Все женщины-присяжные понимающе кивают, и большинство мужчин — тоже. Имя мальчика — это важно; это конкретный человек. Они это понимают. Наконец-то хоть одна непосредственная реакция.
Насчет показаний Патти Хаммонд я все время сомневалась. С одной стороны, хочется, чтобы присяжные лучше ее узнали, чтобы стали сочувствовать Патти, чтобы не лишили ее еще и мужа.
С другой стороны, я понимаю, что силы у Патти не бесконечны. А ей нужно очень точно рассказать о том, что было до и после выстрела. О том, что Бак говорил и чего не говорил. И я не хочу, чтобы она слишком уж утомилась перед допросом, который устроит ей Стэнли.
Но сейчас размышлять поздно, пора приступать к делу.
— Давайте начнем с воскресенья двадцатого июня. Это было на следующий день после исчезновения Билли. Где вы находились в воскресенье вечером?
— Дома, — говорит она. — Сидела на кухне. Я так сидела… — Патти запинается и продолжает через силу: — …с тех пор, как это случилось.
— И что вы делали?
— Сидела и смотрела на телефон, — пожимает плечами Патти.
— А ваш муж?
— Искал Билли. Он его начал искать, как только полиция в субботу уехала. Ему велели ничего не предпринимать, но Бак должен был попытаться. Он заглянул домой в воскресенье вечером, всего на несколько минут. И снова уехал.
— В тот вечер муж звонил вам?
— Два раза. Сначала — около полуночи, спросил, не звонили ли мне из полиции.
— Вам звонили из полиции?
— Нет, — качает головой Патти.
— Он звонил еще раз?
— Да. В половине второго.
— То есть уже в час тридцать ночи в понедельник? Вы в этом уверены?
— Да. — Патти смотрит на присяжных. — Когда зазвонил телефон, я посмотрела на часы. А когда снова посмотрела, оказалось, что стрелки почти на том же месте. А мне показалось, что прошло много времени.
— Что сказал Бак, когда звонил во второй раз?
Патти стоит, стиснув руки. Это еще не самый трудный вопрос, но мы движемся к нему. Она старается держаться.
— Он был в полицейском участке в Чатеме. Сказал, что едет в город узнать, нет ли каких новостей. Он надеялся, что они что-то узнали. Сказал, что ему нужно посмотреть кое-кому в глаза, задать вопросы лично.
— Он сделал это?
— Он поехал в участок, но вопросов никаких не задавал.
— Расскажите присяжным почему.
Патти тяжко вздыхает:
— Оказалось, что, когда Бак пришел в участок, дежурный сержант как раз звонил нам домой. У моста рядом с электростанцией было обнаружено тело мальчика. Они предположили, что это Билли. — Она трясет головой, но находит в себе силы продолжить. — Они были в этом почти уверены. Начальник полиции хотел, чтобы Бак сразу же приехал в морг.
— Чтобы опознать тело?
— Да, — отвечает Патти с трудом.
Я наливаю стакан воды и ставлю перед ней. Она одними губами шепчет «спасибо».
— Вы знали, сколько нужно времени, чтобы доехать от полицейского участка до морга?
— Наверное, минут сорок, — пожимает плечами Патти.
— Бак, проговорив с вами, сразу же уехал из участка?
Патти качает головой:
— Он звонил мне уже из машины.
Я подхожу к скамье присяжных.
— Патти, а когда вы разговаривали с мужем в следующий раз?
— В тюрьме. Меня пустили к нему около полудня.
Я выдерживаю паузу, чтобы присяжные сами все подсчитали.
— Через десять часов?
— Да.
Я поворачиваюсь к Патти, но не отхожу от скамьи присяжных. Когда Патти, отвечая на следующие вопросы, будет смотреть на меня, она непременно повернется лицом к присяжным. А это крайне важно.
— В промежутке он вам не звонил?
Она отвечает не сразу.
— Нет, — наконец произносит она. — Его арестовали около пяти утра.
— Но вы об этом еще не знали?
— Не знала. Начальник полиции Фицпатрик позвонил мне в половине одиннадцатого. Он только тогда узнал, что Бак отказался от права на звонок. И хотел рассказать, что случилось. Он считал, что я должна это знать.
— Вы пытались связаться с мужем между половиной второго и половиной одиннадцатого?
— Нет.
— Что же вы делали эти девять часов?
Патти удивленно моргает — ей и в голову не приходило об этом думать.
— Точно не помню. Кажется, ничего не делала. Сидела на одном месте.
— Патти, ваш муж отправился в морг опознавать тело мальчика. Вы знали, что это, возможно, Билли. Вы знали, что полицейские считают именно так. Но вы просидели девять часов и даже не пытались никуда позвонить. — Я выдерживаю небольшую паузу. — Почему?
Патти на мгновение поднимает на меня глаза и, стиснув зубы, смотрит на присяжных.
— Потому что я знала.
— Что знали?
— Я знала, что мальчик в морге — это Билли. — Патти, прикусив губу, теребит медальон. По щекам у нее текут слезы. — Не знаю, как я это поняла. Поняла — и все. Я знала это сразу, как только повесила трубку в половине второго. У меня так заныло сердце…
Я смотрю на присяжных. Они сидят не шелохнувшись.
— И еще я знала, что время кончается. То время, пока ничего еще не известно наверняка. Время, пока я могу хотя бы надеяться, что это не Билли. Я знала, что, как только поговорю с Баком, никакой неопределенности уже не будет. А для меня неопределенность была спасательным кругом, и я держалась за нее.
Я снова смотрю на присяжных. Они никак не выражают своих чувств.
