Надя юркнула направо. Она хорошо знала, что там на уровне плеч есть окно, ведущее в парк, к пляжу и к какому-то озеру.
Надя подтащила под окно тумбочку, взобралась повыше и распахнула небольшие створки. И сразу в лицо дохнул тяжелый сырой воздух. А еще в комнатку, где умывальник, зеркала и чистые хрустящие полотенца, ворвался крутой мат вперемешку с техническими терминами.
За окном двое работяг чинили мотор японского грузовичка…
Это была не просто неудача. Это был провал всего ее плана. Можно, конечно, рискнуть и рвануться наверх в надежде на рабочую солидарность. Но современный рабочий отвык ненавидеть буржуев. Особенно если те платят хорошую зарплату.
Надежда прикрыла окно и отошла назад. Стоя около двери, она услышала, как, перепрыгивая через ступени, спустился вниз ее охранник, как он прошел мимо, направляясь к ее камере.
Надо выждать пять-семь секунд — и можно выходить в коридор. Володя наверняка стоит возле ее кровати и выкладывает на стул конфеты. Хорошо, что он скромный. Такой мальчик ни за что не дотронется до спящей девушки.
Пора. Патрикеева распахнула дверь и вылетела к лестнице, ведущей наверх.
Она поднялась на один пролет. Это был, понятно, первый этаж. Здесь должна быть дверь, за которой свобода. Надя сделала три шага и замерла.
Впереди был холл, а там кто-то разговаривал. Как минимум два человека. Они говорили и направлялись в ее сторону.
Ей оставалось только одно — вперед и вверх! А там?
Она могла подняться на третий этаж или попытаться проникнуть на чердак. Но зачем это делать?
Надя добралась до второго этажа и сразу юркнула в темный зал, где много ковров, диванов и картин на стенах.
Ей повезло. Гостиную оформлял любитель мексиканских сериалов. Это там мягкую мебель ставят в центр съемочной площадки, чтоб артисты могли обходить ее со всех сторон. Вот и здесь диваны стояли на метр от стены.
Понимая, что идущие сзади люди могут повернуть сюда, Надежда бросилась за самый дальний диван. А те двое действительно зашли в гостиную.
Они зашли и первым делом включили свет — шикарную люстру, от которой все стало красиво.
Все стало вокруг голубым и зеленым! И сразу ожили картины. Все их Патрикеева не видела, но прямо над местом, где она лежала, висел натюрморт с ветчиной, вином и живой собачкой. Так и казалось, что эта болонка сейчас залает и прыгнет на незваную гостью.
А двое солидных мужчин, чьи голоса преследовали Надежду из холла, подошли к ее дивану, сели под ее картину и заговорили о ней.
— Мне не нравится, Игорь, что ты эту девку держишь в моем подвале. У тебя грубые методы работы. Прямо как в средние века. Схватил девицу, и в темницу.
— Вы не правы, Наум Яковлевич. Но темница у этой Патрикеевой с телевизором и евроремонтом. Только и название, что подвал. И далее. Охраняет ее не вертухай с зоны, а Вова Пронин, очень милый и интеллигентный мальчик с незаконченным высшим образованием. А главное не в этом. По моим сведениям, Муромцев перестает дергаться и искать чемодан.
— Но ему надо как-то работать по убийствам Ларченко и Маслова.
— Не обязательно. Они не по его ведомству. Он подключился к следствию случайно. По Маслову у него вообще одни догадки. Он и предположить не может, что это мы его утопили в Пироговке.
— Не мы с тобой утопили, а ты со своими головорезами. А что решим по убийству Ларченко?
— Муромцев найдет подходящего бомжа, сформирует против него улики и сдаст дело областным ментам. И вот если он это сделает, то мы, Наум Яковлевич, с извинениями выпустим Патрикееву и дадим ей большую денежку, вроде подарка на свадьбу. А с него возьмем несколько расписок о сотрудничестве. И будет у нас свой человек в таком серьезном ведомстве.
— На первый взгляд, Игорь, все очень красиво. Даже слишком все складно. Ты бы пока убрал лишних свидетелей. А мне надо чемодан Ларченко хранить в тайнике. Да, возможно, этот Муромцев перестал за ним охотиться. Или не перестал. Одно из двух.
Надежда поняла, что мужчины встали с дивана и разошлись. Тот, который Игорь, пошел вниз по знакомой лестнице, а Наум Яковлевич пересек гостиную и пошел по коридору в правую часть коттеджа.
Когда шаги стихли, Надя выползла из-за дивана и в полусогнутом состоянии мелкими перебежками понеслась за личностью, ушедшей в правое крыло.
Зачем она это сделала? Она и сама не знала…
* * *
Они сделали большой круг и сбросили скорость, медленно проплывая мимо особняка Злотника.
Оказалось, что олигарх ловко устроился. Вода окружала его дом с трех сторон. Этого не было видно с пристани Ушакова потому, что коттедж стоял на мысе, на маленьком полуострове. Слева был пляж с навесами в африканском стиле, вроде как бунгало у зулусов. А дальше от основного водохранилища в берег врезался залив, довольно широкая заводь, уходящая в лесной массив. Она-то и огораживала участок Злотника с востока и, частично, с севера.
Капитан Ушаков вырубил мотор своего дряхлого катера и лег в дрейф. Это длилось всего три минуты, но Муромцев рассмотрел детали и оценил ситуацию на неприятельском берегу.
У Наума Яковлевича была построена в заливе своя пристань, небольшая стоянка для катеров и яхт.
Сравнительно небольшая пристань — на двадцать маломерных судов. Сейчас у берега стояло не больше десяти плавсредств. Значит, есть где пристать маленькому катеру. И ночью можно спокойно затеряться в нагромождении мачт, кубриков и моторов.
От пристани и до замка Злотника шел молодой парк в английском стиле, это когда лужайки, кусты и деревья разбросаны в естественном беспорядке. Дорожки есть, но они из крупного камня и извиваются в лесу, огибая группы дубов или вязов.
Дольше стоять в этом месте было опасно. Охрана олигарха могла заметить и начать нервничать. Ильич включил двигатель и на малых оборотах начал разворачиваться.
В этом месте водохранилище было широким, от берега до берега не меньше километра.
Уже начало темнеть, и Кузькин надеялся, что Паша отложит активные действия до утра. И тогда к полуночи он успеет приехать домой. Жена, конечно, уже ляжет в кровать, но, возможно, еще не заснет. И тогда он быстро разденется, устроится рядом и скажет ей что-нибудь ласковое. Она только сначала будет злиться, но потом размякнет. И тогда начнется самое хорошее…
Лев не успел помечтать о любви. Катер ударился бортом о причал, и старик Ушаков выскочил на помост своей пристани. Он начал очень ловко заводить носовой конец за кнехты. Сразу же из катера выпрыгнул Муромцев и начал помогать капитану. Пришлось и Кузькину выбираться на сушу.
— Так что, Павел, отложим все до завтрашнего дня? Как правильно заметил народ — утро вечера мудренее. Как, Паша? По машинам и по домам?
— Погоди, Лев. Я иногда удивляюсь твоему бессердечию. Вот у тебя жена есть?
— Есть, конечно.
— А ты, Кузькин, когда-нибудь о ней думаешь?
— Думаю. Я, кстати, только что о ней думал.
— Не о том ты думал. Вот ты представь, если бы твоя Нина Викторовна попала в плен, ты бы и тогда спокойно отдыхал, развлекался и плюшки кушал?
Кузькин не нашел что ответить. Он и вправду стал представлять, что его Нинку схватили и заперли в погреб. А могли бы пытать или того хуже.
У Льва заскрипели зубы, задергались скулы, напряглись мышцы, и вообще у него появился бойцовский настрой. Руки зачесались, и ему захотелось кому-нибудь сильно врезать.
А Муромцев стоял рядом и общался с Ильичом.
— В полночь я с товарищем Кузькиным поплыву на тот берег. Не хочу подводить тебя, Ушаков. У тебя не катер, а старая приметная развалюха. На ней нам плыть нельзя…
— Это точно. Мое корыто все знают.
— Значит, нам нужна другая посудина. Хорошо бы, чтоб это была небольшая тихая моторная яхта с каютой.
— Есть такая! И даже не одна. У меня от половины судов ключи есть. Буржуи знают, что я коммунист, и поэтому доверяют. Мы старой закалки и красть не привыкли.
— Понятное дело, Ильич. В данном случае мы проводим временную конфискацию. Исключительно для пользы общего дела. И не позже чем в полдень мы тебе яхту вернем. Как называется наш корабль?
— Красиво называется, но как-то странно и на заграничный манер. Яхта «Глория».
* * *
В коридоре Надежда Патрикеева прижалась спиной к стене. Она двигалась вперед боком и мелкими шажками. Это хорошо, что она заметила ту дверь, куда зашел Наум Яковлевич.
Впрочем, это и так было ясно. Все двери в полутемном коридоре заперты, а открыта лишь одна, самая дальняя и самая шикарная. Там внутри свет горел ярко, и на пороге Надежда легла на пол, думая, что будет менее заметна.
Это был кабинет, чем-то похожий на императорские апартаменты. Все блестело, но не золотом и мишурой, а благородной бронзой, тусклым мрамором и корешками книг в десяти старинных шкафах.
Именно эти шкафы и привлекали внимание. И не все, а один, тот, около которого спиной стоял мужчина с благородной сединой.
