Сложностью было, конечно, то, что далеко не все обитатели вокзалов владеют русским языком. Однако и среди них всегда можно найти тех, кто изъясняется на великом и могучем относительно сносно, а за небольшое материальное вознаграждение вообще становится довольно словоохотливым.
В подлинном своем обличье я решила перед беженцами не представать, потому что «экстремальные» методы расследования зачастую оказываются более эффективными, да и, честно говоря, именно они, ввиду моего характера, удаются мне на «отлично».
Я блондинка и поэтому со своими родными волосами мало походила на азиатку или жительницу Кавказа. К счастью, дома у меня было несколько париков, которыми я время от времени пользовалась в расследованиях. Я выбрала жгуче-черный. Повязав поверх него какой-нибудь платок, можно было выглядеть вполне достоверно.
Цвет лица был слишком уж светлым, но это всегда можно исправить при помощи косметики. Открыв ящик с косметикой, я стала усердно в нем рыться, поскольку помнила, что как-то после неудачных попыток загореть на морском курорте до состояния мулатки-шоколадки, я была вынуждена воспользоваться средством для загара без солнца — перед друзьями хотелось похвастаться, как хорошо я провела время на юге. Большая часть этой косметики осталась неиспользованной. Выкидывать ее я не стала, зная, что в моей профессии все может пригодиться.
Надевать парик и «затемнять» лицо я решила позже, так как в моем гардеробе не было нужного прикида. Одиноко висела какая-то юбка в цыганском стиле от известного кутюрье, но это не совсем то, что требовалось. Мне необходимо было стать похожей на бомжа, а не на светскую львицу.
Подходящим вариантом для поисков такой одежды были магазинчики «Секонд-хенд», рассыпанные по всему Тарасову. В них в завидном ассортименте находятся поношенные вещи, которые можно приобрести практически задаром. Большим плюсом для меня было то, что среди вещей относительно приличных там продавали и откровенное дранье. Это-то меня и радовало!
Притормозив у ближайшего от моего дома магазинчика, я вышла из машины и направилась ко входу. Войдя в магазин, я поймала на себе любопытные взгляды продавцов. Очевидно, они были удивлены, увидев покупательницу, прибывшую за столь специфическим товаром на «Жигулях» девятой модели, ведь традиционной клиентурой таких заведений были слои общества, нуждающиеся в так называемой соцзащите. Эту-то соцзащиту, любезно предоставленную сердобольными жителями Запада абсолютно бескорыстно, наши соотечественники и продавали нуждающимся землякам.
Поскольку в магазине такого рода я была впервые и не знала, как себя вести, то решила последовать примеру находящейся рядом женщины, которая в окружении трех ребятишек, мал мала меньше, копошилась в куче хаотично набросанного белья. Женщина придирчиво осматривала каждую приглянувшуюся вещь и, если она приходилась по вкусу, откладывала ее в сторону. Ребятишки же, ошалев от такого доступного им изобилия, поочередно напяливали на себя то, что выбрала для них мать, и то, что просто им самим понравилось.
Понаблюдав за покупательницей, я стала делать то же самое: начала рыться в барахле в поисках того, что мне было нужно. Казалось, наблюдение за мной стало основным занятием продавцов: встав возле кассы, они с любопытством следили за моими действиями. Однако несколько позже мне суждено было удивить их еще больше.
Сзади послышался звонкий дружный детский смех. Обернувшись, я увидела, как самый младший из детей тщетно пытался выбраться из просторной, длинной, черной, в красный крупный цветок юбки, в которой он запутался. Причем из зияющей сбоку дыры высунулась маленькая ручка, машущая в воздухе.
Я кинулась ему на помощь, честно говоря, не столько из добрых побуждений, сколько потому, что эта юбка идеально подходила мне для задуманного. Я выпустила на волю взмокшего пленника злосчастной юбки и положила ее к себе в пакет. Несколькими минутами позже я откопала какую-то бесформенную блузу с распустившимися по краям нитками, изрядно помятую. Найти подходящую обувь тоже не составило труда.
Порывшись в разного рода туфлях и тапках, я напала на босоножки, где не хватало по ремешку, на который они должны были застегиваться.
Продавцы смотрели на меня растерянно-вопросительно, будто пытаясь понять, действительно ли я собираюсь это приобрести или разыгрываю их. Я не удержалась и съязвила:
— Упакуйте, это подарок.
Они недоуменно переглянулись, но, поймав мой решительный взгляд, все же выполнили просьбу. Даже многодетная мамаша смотрела на меня с неподдельным интересом. Наверняка мой визит в этот магазинчик станет темой разговоров скучающих продавцов как минимум на неделю.
Для выяснения в процессе бесед с обитателями вокзала того, что меня интересовало, мне нужна была фотография Сурковой, поэтому пришлось вновь навестить Курбанову.
Когда я приехала в лагерь, она кормила обедом Орлова. Он доедал какой-то суп, а Екатерина разливала по чашкам кофе. Получилось так, что моего приезда никто не заметил: я оставила машину немного поодаль, там, где была тень.
— Приятного аппетита, — сказала я, приблизившись.
Орлов поперхнулся, да так, что Курбановой пришлось долго молотить по его спине. Она посмотрела на меня обрадованно, чего нельзя было сказать о нем. Он глупо хлопал глазами, с каким-то непонятным страхом ожидая дальнейших событий. Я присела на свободный стул и обратилась к нему:
— Кажется, вы не случайно лишали нас своего присутствия все эти дни?
— П-почему не случайно? — поперхнулся Владимир еще раз.
— Ну вы же болели! — прекрасно изображая наивность, сказала я.
— Ах да! — Орлов улыбнулся во весь рот.
Однако ждать очередного вопроса он не стал и, отказавшись от кофе, поспешно отправился выполнять какое-то задание, данное ему Екатериной. Наверное, ей нелегко было выбирать поручение для работника, зная, что лагерь уже не является собственностью ее матери, но я предупредила ее — все должно оставаться, как прежде.
— Что нового? — спросила Курбанова, когда мы остались наедине.
— Мне нужна фотография вашей матери, желательно одна из последних.
— Зачем?
— Буду беседовать с людьми на вокзале и в аэропорту.
— Вы все-таки считаете, что с мамой все в порядке? — с нескрываемой радостью в голосе спросила Екатерина.
— Могу вам только сказать, что я обязана проверить все. Так что поторопитесь, время не ждет. Я хотела бы успеть сделать это сегодня.
Катя, как девочка, вприпрыжку побежала в дом и буквально через три минуты возвратилась с целым альбомом в руках. Она раскрыла его передо мной на первой странице и стала объяснять, кто, где и когда сфотографирован. Честно говоря, меня все это мало интересовало, но я не решилась прервать поток приятных воспоминаний, вызванных ностальгией по недавнему прошлому. Когда она примолкла, о чем-то задумавшись, я спросила:
— Выберите тот снимок, где она больше всего на саму себя похожа.
— Вот здесь она очень хорошо вышла, — Курбанова протянула мне фотографию.
— Катя, вы что, не понимаете, я не на конкурс фотомоделей ее собираюсь посылать, а попытаюсь добиться, чтобы люди по фото вашу мать узнали!
Курбанова виновато опустила голову и вынула из-под прозрачной пленки снимок, очевидно, более достоверный. На меня просто и непосредственно смотрела женщина, уже немолодая, но все еще красивая. Тем не менее за этой непосредственностью чувствовалась какая-то отягченность заботами и тревогами, как будто она, наработавшись, села передохнуть и вот-вот снова возьмется за дело.
Я молча приняла фотографию и убрала ее в свою сумочку.
— До встречи, — бросила я, уходя.
* * *
— Ты чего здесь шастаешь, цыганское отродье?! — накинулась на меня тетя Поля, нечаянно наткнувшись в подъезде.
Вернее, это я на нее налетела, поскольку спешила побыстрее убраться подальше из своего двора, чтобы соседи, узнав меня, не вызвали бригаду психиатрической помощи.
Тетя Поля еще долго кричала мне вслед всяческие проклятия, но я не обращала на это внимания, довольная тем, что раз она меня не узнала, значит, образ получился довольно натуральным. На своей машине ехать я не собиралась — не соответствовало сформированному имиджу, поэтому, отойдя от своего дома подальше, стала пытаться остановить такси.
Первые попытки были тщетными: водители даже не тормозили, считая, очевидно, что, прокатившись, я ничего не заплачу. Их предположения имели право быть, поскольку выглядела я на самом деле ужасно. Тем не менее ехать в таком виде в общественном транспорте или, хуже того, идти пешком мне не хотелось, поэтому, вытащив из спрятанного за пазухой кошелька полтинник, я стала им размахивать перед носом проезжающих автомобилей. Желающие подкалымить на этот раз нашлись.
