Я медленно подхожу к нему.
– Что? – В моем голосе раздражение.
Остин наклоняется, чуть ли не прижимает губы к моему уху.
– Я просто хочу, чтобы ты знала, – шепчет он. – Пурпур – мой любимый цвет.
Я даже не хочу знать, какого цвета сейчас мое лицо.
Я звоню Кэрол Коль в пятницу утром, перед работой, но слышу лишь ее монотонный голос, записанный на автоответчик: «Это офис Кэрол Коль, адвоката. Дни приема с понедельника по пятницу, с девяти утра до пяти вечера. Пожалуйста, оставьте после сигнала подробное сообщение с вашим номером и временем звонка, и мы в самом скором времени вам перезвоним. Спа-сибо».
Семь дней. Цифра не дает мне покоя, рыбьей костью торчит в горле.
Глубокий вдох. Слова налезают друг на друга:
– Привет. Меня зовут, э… Оливия Тайт. Я… мне нужно поговорить с Кэрол, то есть с миссис Коль. Кэрол Коль. О моей матери, Мириам Тайт. Пожалуйста, перезвоните мне, как только сможете. Это важно. – Я замолкаю, потом вношу поправку: – Нет. Срочно. Это срочно. Спасибо.
Работа – сплошное расстройство. За день заплатили только двое: мать и ее непоседа-дочка с косичками. Я взяла их пять долларов и наблюдала, как медленно вращается карусель. Круг за кругом, под визг маленькой девочки. Катались они чуть ли не вечность.
После их ухода я проверяю мобильник каждую минуту: жду ответного звонка, пальцы нервно теребят подол моей рабочей футболки с надписью «Парки и развлекательные заведения Майами», просто схожу с ума. Семь дней.
И все это время, хотя я уверена, что никто не уделяет мне ни малейшего внимания, клянусь, я чувствую чей-то взгляд, буравящий мне затылок. Но всякий раз, когда оборачиваюсь, чтобы поймать того, кто следит за мной, осознаю, что я одна и никого за спиной нет.
Я сую мобильник в карман сумки, пальцы касаются блокнота для рисования. Я достаю его, открываю на коленях; этого вполне достаточно, чтобы напомнить мне, как легко я рисовала, всякий раз картина просто изливалась на холст. Начинаю рисовать подростковую парочку, которая качается на качелях: они обнимаются, жадно целуются. Но я продолжаю видеть Штерна. Я вижу только Штерна. Его губы, зубы. Его руки. Черноту его волос в каждой тени, в каждом отраженном солнечном луче. Всюду он.
«Прекрати, Оливия. Прекрати». Я начинаю рисовать баньяновую рощу в центральной части парка, лезущие из земли корни. Но лицо Штерна продолжает возвращаться ко мне, куда я ни смотрю. В смерти он другой. Под широко посаженными светло-карими глазами теперь черные пятна.
Гроза собирается в половине четвертого – огромные, беременные дождем облака, – громовой раскат прокатывается по небу. Все спешат укрыться в своих автомобилях, прежде чем польет дождь, за исключением одного мальчишки, Карлоса, которого я знаю – жили по соседству, – и его никчемных дружков. Они орут, бегают по траве босиком. Бомжиха копается в мусорном баке у фонтанчиков с водой: ей на грозу на-плевать.
Я решаю закончить работу на час раньше, чтобы попасть в офис Кэрол Коль до его закрытия. Оглядываюсь в поисках управляющего и, убедившись, что поблизости его нет, быстро подвожу итог дня: обесточиваю скрипящую карусель, после чего запираю и будку, и калитку на территорию карусели.
Карлос и его дружки все еще бегают по траве, и мне надо пройти мимо них. Почему-то застеснявшись – действительно, было бы перед кем, – я через голову снимаю потную рабочую футболку, оставаясь в еще более потном и запачканном краской топике, убираю альбом для рисования в сумку, чтобы его не так сильно вымочило дождем, перевязываю конский хвост и теперь готова пересечь их тропу по пути к автомобилю.
Как только я приближаюсь, мальчишки начинают новую игру: сминают пустые, жирные, мокрые упаковки из-под картофельных чипсов в комки и бросают в бомжиху, которая, наклонившись, все роется в мусорном баке в нескольких футах от них. За комками из фольги следуют пустые банки из-под «Слайта» и «Колы». Бомжиха на мгновение оборачивается, чтобы посмотреть, кто ее достает. В руке она гордо сжимает какие-то вымоченные бумажки. Я узнаю ее, подойдя ближе: Медуза. Три оставшихся зуба показываются над ее нижней губой, когда она хмурится, а потом возвращается к прерванному занятию; мокрые волосы прилипли к лицу.
– Убирайся отсюда, рехнувшаяся сука! – кричит Карлос, угодив ей в правое ухо банкой из-под газировки.
Она на мгновение хватается за ухо и тут же продолжает рыться в мусорном баке, будто потеряла что-то очень ценное и ничто не помешает ей найти эту вещь. Добытые сокровища она бросает в пластиковый пакет у ее ног: пустые сигаретные пачки, сломанную заколку, вымазанные в грязи перчатки из латекса. Друзья Карлоса продолжают бомбардировку. Банки попадают в поясницу, костлявое правое плечо, в другое ухо. Медуза все ниже сгибается над мусорным баком, но продолжает копаться в его содержимом.
Карлос подходит к ней, с заостренной палкой в руке, которой начинает тыкать в спину. Словно она – лежащий на обочине мусор. Его дружки гогочут.
Охваченная яростью, я подхожу к нему, вышибаю палку из руки.
– А ну, пошел отсюда, – не говорю – рычу. – Немедленно. Я позвоню моему боссу. Я позвоню копам.
– Господи. Ладно, ладно. Мы просто дурачимся. – Карлос поднимает обе руки, по-прежнему смеясь.
– Или я тебе накостыляю, или ты уберешься отсюда. Выбор за тобой. – Я сжимаю кулаки.
– Да ладно. Ей-то без разницы. Видишь? – Он указывает на Медузу. Бомжиха вновь к нам спиной. Дружки Карлоса его поддерживают и смотрят на меня так, словно я – неадекватная училка, которая только что на три недели запретила им появляться в школе за жевание резинки на уроке.
Что-то во мне лопается, чуть ли не в самом сердце.
– Ты думаешь, что можно бросать мусор в человека, который в чем-то отличается от тебя? – напираю я на него.
– Ах, черт, я забыл. – Карлос ухмыляется. – У тебя же чокнутая мамаша. И знаешь, – он оценивающе смотрит на меня и медленно облизывает губы, – ты гораздо сексуальнее, когда не кричишь на людей.
И я вижу, как он мне подмигивает. Тут – ба-бах – все во мне взрывается.
– Пошел отсюда. Быстро! – кричу я, громче, чем собиралась. – Чего ты, нах, ждешь?
Мальчишки ждут вердикта Карлоса. Тот пожимает плечами, давая другим сигнал к отступлению. Когда они уходят сквозь дождь, он оборачивается и кричит через плечо:
– Наверное, у тебя в семье безумие передается по наследству!
– Наверное, у тебя в семье все рождаются говнюками! – кричу я в ответ. Во мне бурлит ярость. Я освобождаю правую руку, поднимаю смятую банку из-под газировки и швыряю ему в затылок. – Удолбыши! – кричу я. Все четверо, смеясь, убегают.
Я все еще стою, глядя им вслед, успокаивая дыхание, когда Медуза, прихрамывая, подходит ко мне. Вытягивает сжатую в кулак руку и говорит: «Tu mano»[18], – низким, прокуренным голосом, указывая на мою руку трясущимися пальцами цвета пепла.
– Чего вы от меня хотите? – в недоумении спрашиваю я, меня мутит от идущей от нее вони.
– Abrete, – отвечает она. – Открой.
Я подставляю ладонь, и она бросает на нее маленькую, грязную монетку. В ней просверлена маленькая дырка, словно ее носили на шее.
– Спасибо тебе.
Она накрывает мою ладонь своей и, улыбаясь, медленно возвращается к мусорному баку и продолжает в нем рыться, теперь уже без помех.
Я верчу монетку в пальцах, пытаясь понять, что на лицевой стороне: вроде бы там что-то выгравировано, но мешает корка грязи. Поэтому я просто сую монетку в карман шортов и бегу к воротам теперь уже под проливным дождем: словно небу вспороли брюхо и хлынула кровь.
Звонок. Женщина, сидящая в приемной офиса Кэрол Коль, щурится на меня сквозь стекло, и я вижу, как ее рука ныряет под деревянный стол к кнопке, открывающей замок. У меня вновь ощущение, будто за мной наблюдают, как в парке. Может, развивается чувствительность к присутствию призраков? Я готова к тому, что Штерн в любой момент материализуется из воздуха. Щелкает замок, дверь открывается, и я захожу в кондиционированную прохладу приемной. Влажные шорты тут же прилипают к бедрам.
Стены тускло-серые, светлее ковра, темнее забранных в пучок на затылке волос секретарши и ее помады. Мебель в приемной ультрасовременная, по виду дорогая. Сплошь прямые углы и острые кромки. На маленькой пластмассовой табличке, которая стоит рядом с компьютером секретарши, надпись «Жанетта». Гигантская репродукция Мане – грязные, расплывающиеся пятна серого – украшает стену за ее спиной.
– Привет. Мне нужна Кэрол Коль. – Я пытаюсь обойтись без суетливых движений рук, но тут же понимаю, какой мокрой и встрепанной выгляжу в этой аккуратной, ухоженной приемной, начинаю расправлять складки топика и приглаживать волосы.
